За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином - Волошина Инна - Страница 22

— Прости, Николай, весь мой бред. Ты как брат мне, но я не хочу тебя больше видеть… Может быть потом когда-нибудь… Прощай! — и он пошёл к людям в белом, а я — к Учителю.

Больше я не был на руднике. Так было решено не мной. И я не знаю, радоваться этому или нет. Возможно, лучше было бы мне работать там, тогда бы оставалось меньше времени для моих безумств. Но об этом чуть позже.

Когда мы вернулись с Учителем домой, я спросил у него:

— Что произошло сегодня на руднике?

— Это редкий случай, когда освобождался от повинностей сосланный на смерть, — ответил Учитель. — Ты же освобождён тоже. И не случайно, потому что ты своими действиями вверг Вайнера в смятение, тем самым помог сохраниться душе. Это очень важно. Со временем ты это поймёшь.

— Что же ждёт меня теперь?

— Да ни чего! Будешь жить и учиться. А по истечении срока повинностей — двадцать лет — начнёшь работать, а пока свободен ты, понимаешь, свободен! — и Учитель, подойдя, привлёк меня к себе.

Свобода! Полная свобода! Я мог путешествовать, да ведь мне надо было обустраиваться, не мог же я вечно жить у Учителя.

Первое время после освобождения от повинностей на руднике я усиленно занимался. Учился владеть своим телом при перемещении на разные расстояния. Мне это казалось сложным, но куда было сложнее с конструированием одежды. Я никогда не задумывался над тем, как она кроится и шьется. А теперь мне предстояло овладеть этим искусством. Здесь нет портных. Каждый сам себе и портной, и швея. Одежда может меняться мгновенно, стоит только захотеть и подумать об этом.

Но есть одна деталь, без который все труды будут напрасными: чтобы вещь была в пору и хорошо смотрелась, надо чётко представлять себе, где и как она будет закреплена, где будут складки и разрезы, и каковы её размеры. Мне это давалось с трудом. Всё, что я пытался водрузить на себя, не было прочным. И, не будь рядом Учителя, ходить бы мне в лохмотьях.

Одежда… Из чего она? Это тонкая материальная субстанция, достаточно плотная и ощутимая. Можно, не зная названия ткани, а просто представляя, какой она должна быть: мягкой, грубой, плотной и так далее, выбирать её. Цвет и фасон одежды зависит от фантазии её творца.

Однажды в беседе мне Учитель рассказал об очень важном. Мне было трудно многому научиться, и Учитель объяснил мне это так:

— Не переживай, Николай, таких «неумех», как ты, много. Это зависит от того, сколько раз ты жил в теле.

— Как это? — поинтересовался я.

— Дух, не единожды заключённый в тело, богат опытом предыдущих жизней, в том числе и вне тела. Такие духи после перехода сюда в короткий миг восстанавливают свои знания, и им уже не надо учиться. Ты же совсем молод. Приобретая знания, ты их сохранишь. Рано или поздно ты вернёшься на Землю, но придя вновь сюда, тебе я не буду нужен. И вообще нужды в Учителе не будет. Разве что будет определён кто-то встречать тебя. Таков обычай.

— Зачем вообще возвращаться на Землю, ведь здесь так хорошо?

— Не всем хорошо и не всё! Каждый идёт на Землю за чем-то своим, чего невозможно приобрести здесь.

— Разве такое возможно?

— Ещё как! Дух не порождает духа, как плоть порождает дитя от плоти. И здесь невозможно найти любовь!

— Любовь?! Почему невозможно?

— Любовь… О ней можно говорить по-разному. Здесь есть любовь, она возможна везде. Но… обрести любовь — любимого или любимую — это дано только людям. Здесь же можно продолжать любить, и только…

— Как же так? — не унимался я, но мой вопрос повис в воздухе. Учитель погрузился в свои думы. Потом, как бы стряхнув с себя всё навалившееся, он спросил:

— Ты что-то ещё хочешь знать?

— Да. Мне бабушка говорила, что после смерти любящие встречаются.

— Это так, она права.

— Учитель, — обратился я к нему осторожно, — я хочу увидеть Тамару. Это возможно?

— Знаешь, — он подбирал слова, не зная, как сказать мне об этом, — не торопи эту встречу… Найди себе хоть пристанище какое… — Он какое-то время молчал, а после продолжил: — Негоже как-то без дома. Куда же ты её введёшь, что ты ей предложишь?

Слова Учителя заставили меня задуматься. Да и вообще его поведение было весьма странным, когда разговор заходил о Тамаре. Это наполняло меня тревогой. Конечно, я был согласен с Учителем, что мне надо строить дом. Но где? Надо найти место, а для этого — путешествовать.

Мои учения стали приносить плоды. Передвигался я свободно, кое-чему научился и в конструировании одежды. Пусть хорошо получалось только простое, но мне этого было достаточно. Научился я и готовить себе пищу. С едой здесь всё обстоит так же, как и на земле, с той лишь разницей, что не едят мяса, его попросту нет. Да и нужды в нём нет. Учитель объяснил мне ещё некоторые условности Небесной Страны.

— Когда будешь путешествовать, да и мало ли с чем придётся соприкоснуться, будь внимателен прежде всего к себе. Если тебе что-либо не нравится в человеке, извинись перед ним и быстро удались от него на любое расстояние. Вообще же, — продолжал Учитель, — зло всегда отличимо. Даже у Ангелов зла глаза колючие и холодные, постоянно бегают. Лучше не входить вообще в контакт с ними… Особых правил в общении не существует, просто живи, полагаясь на свою интуицию.

Этот разговор зашёл, как раз когда я хотел отправиться в путешествие.

— Ты достиг в учении многого. Образование же получишь постепенно, а пока можешь быть свободным, — говорил мне Учитель.

— Образование? — переспросил его я.

— Да. Тебе дан доступ во все отделы книгохранилища, значит ты должен получить образование.

— Я как-то совсем забыл об этом.

— Такое нельзя забывать и нельзя упускать возможность учиться.

— Учитель, а вовремя моего отсутствия, чем займёшься ты?

— Не знаю. Я не думал об этом. Хотя, скорее всего, отправлюсь к старцу Николосу. Нам всегда есть, о чём поговорить.

— Мы можем пойти к нему вместе, я тоже хотел бы его повидать.

— Что ж, тогда после отдыха и отправимся к нему.

Решено — сделано, и вот уже старец приветствует нас. Рядом с двумя дорогими мне существами я обрёл уверенность в себе, в своих силах. Не думая надолго оставаться у старца Николоса, я всё же задержался у него.

Мне было интересно возиться с пчёлами: проверять рамки, да и просто наблюдать за этими насекомыми — трудягами. Хватало забот и по саду. И мы втроём работали в саду: прочищали заросшие травой арыки, поливали сад, но больше всего мне нравилось ухаживать за цветами. Что меня удивило? Сами цветы! Они имеют каждый свой голос и тихо напевают. Можно было сказать, что я очутился в сказке. Присев возле огромного куста розы, после того, как полил его, я любовался огромным цветком — нежно-розовым, благоухающим:

— Роза, как ты прекрасна! — вырвалось у меня.

— Хочешь, я спою тебе? — я не слышал, кто говорит это, но вопрос был задан реально.

— Кто ты? — спросил я.

— Роза! Разве ты не догадался?

Моему удивлению не было границ!

— Разве цветы умеют петь?

— Смешной ты какой-то, конечно умеют, Хочешь, спою?

— О! Да.

Это было тихое нежное звучание. Мелодичные переходы в напеве сменялись один другим. Слов не было, только звучание неведомого мне инструмента. Я был заворожён. И, видимо, очнулся не сразу. Но сколько я ни пробовал заговорить с розой снова, у меня ничего не вышло, и я решил, что мне всё пригрезилось.

Это событие не давало мне покоя, и я рассказал о случившемся. Стариц Николос спросил:

— Ты помнишь, какая это была роза?

— Конечно, помню.

— Покажи мне её.

Когда мы подошли к кусту роз, я указал на прекрасный цветок. Старец срезал его! Я только успел ахнуть от неожиданности. Вернувшись в дом, старец поставил розу в красивую вазу из прозрачного стекла и, глядя на меня, сказал:

— Не расстраивайся так. Пока она постоит здесь, а как опадут лепестки, собранная энергия отправится на Землю, и там родится малыш.