Штурмуя Лапуту (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 44

Ухватив за босые пятки, Укс отволок хозяина в спальню, отбуксировал туда же тело молодого монаха, разложил живописнее, разбросал оружие. Понятно, рана от наконечника тичона характерна, позже разберутся «что и как» было, тут мясники опытные. Родят какую-нибудь легенду большой назидательности. Но это позже, а пока импровизация свою роль отыграет, запутает.

Проверив собственную готовность, Укс подошел к дверям. Всё вроде бы было нормально, хотя к рясе так до конца не привык, да и пистолет уж очень массивный. Для чего их вообще такие делают и в разные сюжеты насильно суют?

Пора было призвать Логоса и еще раз подумать — все ли готово? Укс так и сделал, но получилось не очень: он-то стоял, прислонившись к стене и пытался думать, а дурень-Логос слонялся по покоям, норовя заглянуть в спальню и непременно поглазеть на постель. Не потому что покойники с нее расползлись, а по своим собственным мечтательным и изумленным соображениям. Нет, ну не дурень ли?

Ударил вечерний колокол. Укс покачал головой, еще раз проверил под сутаной свой небольшой багаж, попытался отряхнуть остатки вездесущего подушечного пуха, прислушался и отпер дверь…

Коридор был длинен и темен, лишь в обоих концах виднелись фигуры стражников. Всё верно: под дверью торчать незачем, покойный епископ не любил, когда подслушивают. Но нынче ночь вообще нетактичная, она трагического нервного жанра.

Укс от души распахнул дверь, чтоб бахнула о стену, и заорал:

— Убили! Епископа убили! Насмерть убили!

Орать надлежало громко, с надлежащей ошеломительностью. С этим получилось — от вопля аж огоньки на неярких настенных светильниках запрыгали-закачались…

… побежали одновременно с обеих сторон. С топотом, без криков, но с мрачным утробным мычанием. Зато Укс надрывался вовсю:

— Епископ убит! Заговор! Мятеж греховный! Убили!

Громче всего орет «украли!» именно вор — об этом все знают. Но «мятеж!» — это же совсем иное дело. Там иная традиция. Понятно, не безоговорочная, не абсолютная, но в первый момент даже опытные дознаватели невольно на нее ориентируются. Все же настоящий заговор, да еще с убийством главы ордена — событие редкое, можно сказать, торжественное и историческое. Посему фигура, панически размахивающая рукавами, истерически орущая, воспринимается как вестник события, а не главный виновник. Потом его, конечно, скрутят, поволокут в специально отведенное помещение для допроса и выяснения исторических деталей, но прежде необходимо убедиться, что мятеж истинный, серьезной летописной греховности, а не мелкая случайная несуразность…

Укс, голося, прижался к стене, пропустил самых резвых — суровые крепкие братья тяжелым галопом влетели в распахнутую дверь покоев. Момент был тонким, не потому что сейчас все подряд с обнаженными клинками в руках, готовые резать и колоть, а потому что тяжелый пистолет так и норовил выскочить из рукава рясы. Права была Светлоледя, «огнестрел нужно всерьез нарабатывать, или по возможности воздерживаться от его использования, опираясь на классические средства вооружения».

В покоях наступила закономерная тишина — стража смотрела на раскинувшиеся на кровати тела, недостойно голые и облепленные пухом, хотя и рядом с оружием. Опытные братья лихорадочно соображали, как трагедию лучше истолковать, как объявлять безутешному населению Сан-Гуаноса о часе невыносимой скорби, и кто за неверную трактовку первым окажется в пыточной. Обычно при мятежах и заговорах на дыбе и в «девичьей щели» абсолютно все свидетели и оказываются. Такое уж явление эти заговоры: историческое, знаменитое, но неоднозначное.

Укс успел отдалиться и взять дистанцию, дав «самый малый назад» шагов на десять, как в покоях рявкнули:

— Кто первым обнаружил⁈ Всех задержать!

— Всем стоять!

Часть братии, столпившаяся у дверей, немедля обернулась к замолчавшему «вестнику беды».

— Казните, святые братья, но я молчать не мог! — покаянно признался Укс и ударил локтем под дых стоявшего рядом монаха — тот уже потянул лапы хватать и скручивать…

И Светлоледя права, и Лоуд права — огнестрел есть зло демоновское, достойное всемерного осуждения…

…Проклятый «Дезерт Игл» грохотал в узости коридора подобно корабельному орудию. Уши сразу заложило, а на первом выстреле Укс вообще оружие едва удержал — лягнулось, что тот дерьмовозный осел. Пришлось схватить пистолет двумя руками. Так пошло лучше — тяжелые пули пронзали монашеские тела, отшвыривали назад. Еще оставшиеся на ногах и не лишенные здравого смысла святые отцы шарахнулись вбок, сшибая друг друга, ввалились в дверь покоев…

…Укс шагнул следом, ударом сапога сшиб пытавшего встать на колени раненого, захлопнул дверь и всунул в дверные ручки чью-то боевую дубинку.

Убегая по коридору, оглянулся. В раскачивающемся свете масляного светильника были видны лежащие тела, по большей части неподвижные. Действительно пушка — одной пулей двоих-троих братьев прошибала, пять раз пальнул — куча тел. Очень предусмотрительно епископ столь жуткое оружие вместе с порнухой запирал — сгубят Инквизицию сии запретные контрабандные артефакты.

До лестницы Укс добрался благополучно, здесь закономерно притормозил: снизу бежал целый отряд братьев: эти уже в шлемах и даже с копьями. Громадный брат-предводитель грозно завопил:

— Стой! Что случилось⁈ Кто таков?

— Заговор! Епископа убили и распяли! Братья со злодеями бьются. Меня за помощью послали!

— Сколько там грешников? Нет, а ты сам кто такой? Почему я тебя не знаю, а?

Великан потянулся к вороту Уксовой рясы…

Вот что за люди? Сами ничего не знают, откровенные неучи и мракобесы, а каждый сразу сграбастать норовит.

…Укс выстрелил в упор. Пуля вошла в грудь здоровяка, тот только хрюкнул изумленно, даже не отшвырнуло. Бывают же такие огромные и массивно-малограмотные братья…

Уклонившись от все еще тянущейся лапищи, Укс выстрелил поверх плеча предводителя…

…Сверкнуло-громыхнуло — пуля разнесла ближайшую голову — из-под полос шлема щедро брызнуло…

— Колдуют! — завопил Укс. — Маг у них! Щиты надо!

Очевидно, мысль показалась весьма своевременной — отряд бросился назад, ревя десятком голосов «Колдуны! Маги! Щиты!». Укс бежал вместе со всеми, ибо как верно говаривала Профессор, «коллективу всегда виднее что делать, и кто мы такие, чтоб несвоевременно отрываться от народа?». Удалось сдернуть с чьей-то головы шлем, завывая «проклятые еретики!», беглец напялил на себя грубоватое средство защиты. Что за уровень снабжения амуницией⁈ — полосы кое-как склепанного железа, только на нижней части шлема кое-какая смягчающая подкладка приспособлена…

…Во дворе было темно, буйно и громко. Сотни братьев и сестер хаотично метались, сталкивались, кричали и взывали к святому дону Рэбе. Пытаясь пробраться сквозь это безумие, Укс подумал, что чем хорош Сан-Гуанос, так это равноправием полов — без истошного визга многочисленных святых сестер было бы много скучнее. Двор стремительно заполнялся разнообразно вооруженной, ошалевшей братией и алым светом — зарево за башней Песни Истины становилось все ярче. И это было хорошо — Уксу было бы жаль разочаровываться в людях.

— Смоляной склад горит! Да за что нас святой Рэба карает⁈ — стонала толпа.

— Тушить! Тушить надобно! — вполголоса намекал Укс, энергично работая локтями.

— Тушить! Пропадем без смолы! — поддерживали самые разумные из братии.

Небо всё шире озарялось алым великолепием пламени — запасы драгоценной импортной смолы пылали вовсю. Это же все графики сожжений осужденных теперь крысам под хвост уйдут. Толпа застонала в голос от постепенного осознания истинной трагичности ситуации. Смола — это не епископ, смолу в три дня не заменишь.

Как всегда, успехи диверсантов чередуются неудачами.

— Того держите! Мелкого! Убийца греховный! Колдун! — хором завопили откуда-то сверху.

Укс, даже не оглядываясь, знал, на кого намекают. Свет виноват — осветило двор, а заодно озарило догадкой смятенный разум монахов, выглядывающих с верхнего этажа епископских апартаментов.