Штурмуя Лапуту (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 33

— Полагаю, это талант. Редкий. Ой, Уксик, а дело-то плохо. Ты к ней явно неравнодушен, она тебя весьма волнует. Возможно, это любовь.

— Ну да. А еще я ее боюсь. Не до дрожи и паники, конечно, но довольно ощутимо. Твои намеки-подначки «поди и трахнись» не так уж бестолковы. Всё верно — это недурная проверка. Но мне стремно. Если она умеет так облегчать и снимать боль, следовательно, она не хуже умеет и обратное.

— Ах, в этом смысле. Да, тут я недопонимала. Туплю. А что, она реально с болью так ловко управляется? Мне подумалось, что ты слегка притворялся.

— Смысл-то?

….Вот тот момент Укс тоже помнил очень отчетливо. Нога, добротно перевязанная и зафиксированная, ныла и горела. Ничего особо мучительного, подобные травматические ощущения хорошо знакомы и не смертельны, но от этого не становятся приятнее. Больной полулежал, терпел, философски колол орешки рукоятью ножа, аккуратно ссыпал ядрышки на кусок обшивки древнего самолета, служащий импровизированной миской. Орехов уже не хотелось, наелся, но делать все равно было нечего.

Воровка остановилась в двух шагах. Укс покосился на маленькие ступни — недурной формы, изящны — но это из-за размера, так-то по аристократичности слегка не дотягивают. А может, прилипшие листья папоротника должное впечатление сбивают.

— Случилось чего? — поинтересовался больной, раскалывая очередной орех.

— С ногой могу попробовать помочь?

— Что с ней помогать? Теперь просто ждать. Воспаления, слава богам, нет, отлежусь, побездельничаю.

— Можно попробовать ускорить восстановление, снять отек. Меня учили этому, хотя и не очень преуспели.

— Ладно, доучивайся, — согласился Укс. — У нас уйма времени.

— Да, «Генриетта» только дней через десять мимо нас пройдет, — девушка опустилась на колени и занялась повязкой.

Укс отметил, что смешно прилипшего к ее ступне папоротникового листа уже нет — успела стряхнуть. Чутко на взгляды реагирует…

… потом осознал, что и сам чутко реагирует, хотя и не на взгляд, а на прикосновение.

Это был не массаж, и уж точно не растирание. Пальцы, похожие на детские, порядком исцарапанные, скользили, почти не касаясь. Но видимо, все же касаясь, поскольку нудная тупая боль и чувство отека начали уходить.

Прикрыв глаза, пилот прямо-таки наяву видел-чувствовал, как утекает по поврежденным сухожилиям, сосудам и мышечной ткани нездоровое напряжение. Облегчение уже разошлось вверх и вниз — до бедра и ступни — раньше там вроде и не болело, но вот сейчас выяснилось — тоже болело, очень было напряжено. Ух, насколько легче…

Он сквозь ресницы смотрел на чудо-лекаршу: полностью сосредоточена, густая прядь падает на глаз, сейчас длинная прядь, очень женственная. Но руки — вообще блаженство, так бы и… Странно, ведь касается гораздо ниже.

С возбуждением Укс совладал, отогнал. А может, оно и само ушло — момент был краток, и этим еще более странен. С другой стороны, понятно — когда боль убирают, организм очень радуется, и немедля славному человеку-спасителю норовит отдаться целиком и полностью. Хотя раньше организм особой томной тяги именно к лекарям абсолютно не испытывал, например, когда док Дулиттл плечо вправлял, так и вообще исключительно об отвратительных погодах разговаривали, да слегка ругались.

Укс очнулся. Процедура закончилась, девица разминала уставшие кисти рук, делала характерные стряхивающие движения, направленные в сторону, куда-то под побеги молодой лещины.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарил Укс. — Прямо сразу полегчало.

— Это ненадолго. Вечером нужно повторить. Если бы не трещина в кости, шло бы намного легче, — пояснила девица.

— Наверняка. Но ты весьма искусна в лечении.

— Куда мне. Совсем не на то меня учили. Прислуга я, массажистка — самый низкий статус. Я же рассказывала. Настоящая медицина — искусство избранных.

— Тебе виднее, я разве что в воздушных полетах что-то понимаю. Но насчет имени-то что будем делать? Как тебя именовать? Все же неудобно, вот помогаешь, боль сняла, а имени всё нет.

— Вы мне больше помогли. А имя… назовите, как хотите. Я всё обещала рассказать, всё и рассказала. Но имя вспоминать не хочется, какой смысл, оно же там навсегда осталось, пора забыть. Назовите как-нибудь подходяще, вы знающие, везде летали.

— Ладно, придумаем что-то подходящее, — легко согласился Укс.

Имя… да как ей имя дашь, если непонятно, что за человек?

Вообще-то история воровки в ее собственном автобиографическом изложении выглядела незамысловато. Родилась в бедной многодетной семье, в захудалой деревушке, но повезло — родителям удалось отдать-пристроить дочь в услужение еще в малом возрасте. Стала служанкой, потом знающие люди руки девочки глянули, сочли подходящими, отдали учиться на массажистку. Там, конечно, более редкое и благородное ремесло, деньги иные, пощедрее. Но из-за недостатков внешности и нехватки способностей была заведомо негодна к постельному массажу, так что о действительно больших заработках и мечтать было нечего. Ничего, работала с небогатыми, но относительно обеспеченными женщинами и старичками, там доход поскромнее, но вполне ценили клиенты. За учебу хозяевам почти всё выплатила-возместила, на свое жилье начала копить, но тут случилась неприятность. Совершенно случайно оказалась свидетельницей преступления, кто и зачем клиента убил, вообще не поняла, но видела убийц. Пришлось убегать в чем была, гнались, хотели свидетельницу прирезать и в море кинуть, чудом выкрутилась…

…— Я у мага спрятаться хотела. Был знакомый, приличный маг, в возрасте, я бы ему за помощь сполна заплатила. Он пообещал. А ночью шум, вламывается кто-то, крики, охранники с кем-то схватились. Полыхнуло магией, вроде бы… Прихожу в себя — ночь, двор какой-то. Небо странное. А при мне только и осталось, что одеяло, а ни сумки, ни кошеля. Собаки воют. Думаю — да где я, что случилось, это же не наш город, вообще все чужое, даже нормальных звезд нет, орут в проулке какие-то пьянчуги. Всё, конец, сейчас поимеют и придушат. Обошлось, но я в этом проклятом Герцогстве два месяца пыталась понять, что и как происходит, да как оттуда выбраться. Совсем же неправильный мир. Островки эти странные парят, боги совсем иные, цены на рынке ужасные, а местным вроде бы всё так и надо.

— Это да. Нормальной рыбы тут вообще не купишь. Острова называются, а сущее мракобесие и невежество! Прозябает народ в счастливом неведении. А там-то? В твоем родном мире?

— О, у нас нормально. Рыбы хватает, и речной, и морской. В устье реки живем, рыбаков много, рыбный рынок огромный, всё свежее. И вообще просторно. У нас если на запад, так пустынные земли до конца мира, и никаких бездн. Ну, про конец мира это иносказательно, у нас считается, что земля большая и круглая, а не вот это всё… с бездонной бездной и островками заколдованными. Тут, конечно, тоже жить можно, но уж очень странно. И потом, у меня там деньги спрятаны, все накопления, клиенты есть, репутация. Мне обязательно вернуться нужно. Каким угодно способом, но вернуться. Мне там больше нравилось.

— Не удивляет. Денежки, вольные земли, рыбный рынок — это ли не счастье? — согласилась Профессор.

На первом допросе воздухоплаватели не наседали. Не было особого смысла давить. Воровка рассказывала достаточно много, на вопросы отвечала охотно, детали поясняла. Ловить противоречия и нестыковки следовало без спешки. Вообще неглупа воровка — довольно гладко втюхать связную байку о маге, который за разумные денежки готов пистолет продать, это нужно уметь. Кстати, как пояснила Профессор напарнику, пистолет вовсе не в честь писателя был назван. Писатель был Вольтер, а пистолет — Вальтер с инициалами П. П. К., спутать легко. Тем более, тот Вольтер-писатель тоже был не чужд конструкторской мысли — стул себе изобрел, так и назвали — вольтеровский. Лоуд, знающая все научные нюансы, утверждала, что стул неудобный. Ну, тут Логос намекает на определенную предвзятость оценочных суждений — у бывшей оборотнихи и у самой задница уникальная, с человеческими стульями не очень-то стыкующаяся.