Штурмуя Лапуту (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 25

«Любимой певице и музыковеду, дорогой нашей Л., от горсовета и всех благодарных жителей» — значилось на пластинке. Вот когда успела урвать? В спешке же сматывались.

— Опять багажного барахла полно, — проворчал Укс. — Неужели трудно понять, что мы на малогабаритном летающем средстве? Гитару зачем хапнула, да еще без предупреждения?

— Да как же гитару бросить, дорогой Хозяин⁈ Это же подарок. Обидели бы народ. И потом, ну какой там вес в этом замечательном предмете культурно-музыкального развития? Практически никакого веса.

— Вес небольшой, но гитара практически не центруется. Разобьем при следующей посадке. И сами побьемся.

— Так что — оставлять, что ли? Ты так и скажи, выкидываем! — Лоуд тряхнула музыкальным инструментом, тот печально и испуганно тренькнул.

Гитару было жалко. Вот прямо очень подошла. И отличная память о гастроли, пусть и без всяких глупых серебряных плашек.

— Ровнее за спиной держи. Чтоб гриф строго по корме был.

— Есть «строго по корме». Тебе, барин, жениться надо. А то весь на нервах.

Укс фыркнул.

— Не, серьезно — тебе жена для придирок просто необходима. И для определенности. Вот это: то-эльфийка-то-гномка, то-герцогиня-то-подраться, то бери- гитару-то-не-бери начинает путать твоих исполнительных соратников, — возвестила Профессор. — А психологическая установка «все равно при посадке побьемся» снижает уровень оптимизма в нашем коллективе.

— Я говорю «побьемся», а не «разобьемся» — это разные понятия.

— Вот, теперь еще и терминологией запугиваешь.

— Хорош стебаться, аппарат выпрямляем.

Спорхнули с линз-планетки. Свистели потоки воздуха, дельтаплан заходил на цель по широкой дуге, подстраиваясь параллельным курсом. Пилота охватили сомнения — в приближении остров казался еще более мрачноватым: сплошные башни и бастионы, меж них какие-то сомнительные дымы и туманы. Но менять решение было поздно. Укс ограничился изменением места посадки. Отвернул от слишком просматривающегося мола…

…Врезались в заросли, оказавшиеся кактусами.

…Через несколько минут, когда пилот штопал обшивку, вернувшаяся из ознакомительной разведки Профессор сообщила:

— Мир замечательной фортификационной архитектуры и целительной иглотерапии! Полагаю, кактусы они здесь специально сажают, для прикрытия плохо простреливаемых «мертвых» зон.

— Это я уже понял. Что там еще интересного?

— По стене патруль прошел. Топают сапожищами слаженно, не болтают. Дисциплина! Но служба ПВО поставлена так себе — нас не заметили, хотя мы пару кактусов таки завалили.

— Кое-кто еще и вопил в голос — «ой, шмондец будет».

— Что за инсинуации⁈ Не было никакого «ой», я просто констатировала наше текущее положение.

— Посадка в сложных условиях еще не совсем отработана. Подъемная сила у нас увеличилась, вес остался тот же…

— А я вот говорила — догружать надо! А ты к гитаре прицепился. Серьезнее балласт брать нужно.

— Ну, там в клубе еще фортепьяно было.

— Уксик, ты тут дискутировать собрался или все же ужинать пойдем? Жрать же охота.

Замаскировав в кактусах дельтаплан, воздухоплаватели уже пешим порядком взобрались на стену.

— М-да, как говорится, вообще не Рио-де-Жанейро, — резюмировала Профессор, озирая нагромождение разновысоких, но удивительно одинаковых черепичных крыш. — Обрати внимание — морепродуктами даже не пахнет. Захолустье какое-то.

Укс пожал плечами, в общем-то, вполне соглашаясь. Город производил невеселое впечатление, хотя размахом был не очень-то захолустным. Довольно крупный городок.

В поисках удобного спуска воздухоплаватели прошли по стене. Груды каменных ядер, котлы для смолы и связки грубых арбалетных стрел, хранящиеся у парапета, подсказывали, что город готовится к осаде. Правда, котлы были пыльными, а стрелы порядком рассохлись. Видимо, давненько здесь осады ждут.

Партнеры спустили вниз. Лучше не стало — под стеной густо и резко воняло. И даже вполне понятно, чем именно.

— Вот дерьмища-то! — возмутилась Лоуд, зажимая нос перепончатыми пальцами. — А я, между прочим, босая. Град наверняка Сортирбургом именуют или Сант-Гуаносом.

Подальше от городских стен человеческих отходов стало меньше, поскольку потянулись ограды скотских загонов и крепко понесло навозом. Заморосил дождь. Людей по-прежнему не встречалось, лишь изредка доносились смутные голоса. Ну, как голоса — обрывки грубой и унылой ругани.

— Кажется, я этот мир знаю, — задумчиво сказала Профессор. — Он сугубо режиссерской трактовки, долгостройный и чрезвычайно полнометражный, без щадящих антрактов и буфетов.

— На театр вообще не похоже.

— Так чисто киношное восприятие. Слышишь — матерятся на два тона, явная студийная озвучка, старательная, но принципиально гнусавая. И все в монохромных тонах, с преобладанием коричневатых. Реальность, невыносимо воздействующая на подсознание драматургической композицией, глубиной культурных наносов и тинной цепкостью утопически рационализирующих клоповидно-чесоточных подтекстов. Вот нас угораздило.

— Может, вернемся? Аппарат мы не разбирали.

— Это мы правильно, предусмотрительно. Но нужно как минимум поужинать и узнать, когда контрабандисты прибудут.

Укс подумал, что насчет ужина — спорно. Траванешься в таком чудном городке в два счета, даром что желудки воздухоплавателей ко всему привычные. Но насчет контрабандистов Лоуд права — единственная путеводная нить наверх, к просвещенной Лапуте.

— Так каким вариантом работаем? — уточнил пилот.

— Какой же тут выбор? Цепляй ошейник, Хозяин. Будем изображать «собаку палкой бей!», иное здесь вряд ли на бис воспримут. Ну и сыграешь что-то нейтральное. Нам много-то не надо, на пару мисок похлебки наскрести и хорош.

Устроились у какого-то кабака — здесь уличные крыши смыкались над головой, было относительно сухо. Из заведения пахло кислым пивом, пережаренным мясом, правда, и свежим хлебом тянуло — относительно аппетитно. Укс перебирал струны, наигрывая «Где эта барышня, где этот дом», Профессор, натягивая поводок, кланялась прохожим и сглатывала слюну. Ну, это она сама виновата — нужно было на Большом Гэсе перекусить, Укс там хоть позавтракать успел.

Прохожие не останавливались — поглядывали на лицедеев, кое-кто бросал на разостланную тряпицу медную монетку, но потом поспешно проходил мимо, даже ускорял шаг. Горожане тоже были «монохромными» — в темных обносках и лохмотьях, сплошь сутулые или нездорово толстые. Исключение составляли монахи — в относительно добротных рясах из серой шерстяной ткани, как на подбор крепкие, подпоясанные ремнями с оружием. Эти смотрели высокомерно, если не сказать, что с презрением. Кстати, Укс впервые видел монахов с армейскими знаками различия — на плечах слуг божьих красовались матерчатые погоны — не особо единого образца, но с четкими диагональными нашивками и зигзагами. Попадались и представительницы воинствующего ордена — прошла монахиня гвардейского роста, даже в рясе вызывающе стройная, с бедрами, эффектно охваченными ремнями, отягощенными длинным мечом-полуторником. Капюшоном низко надвинут на красивое злое лицо. Глянула на музыкантов с омерзением, цыкнула-сплюнула, снайперски угодив плевком прямо на медяки.

— Да что за мир такой? — заворчал Укс, пользуясь тем, что улочка практически опустела. — Я эту упомянутую трактовку вообще не понимаю, но уже тянет грязно богохульствовать и монашек зверски осквернять. В смысле, наоборот: зверски богохульствовать и грязно осквернять.

— Не-не, данная монашка — это наносное, не этой трактовки. Это мы образ голодной во всех смыслах Светлоледи сюда случайно привнесли. Не вздумай с этим смысловым мороком связываться, — шепотом предупредила Профессор. — И вообще хватит напрягаться. Чуждо наше искусство этому затрактованному миру. Собирай денежки, на миску должно хватить. Пожрем и сваливаем.