Здесь был СССР - Дивов Олег - Страница 16

Вот она, значит, откуда. Не Испания, а, может быть, Бразилия. Или Перу. А то и вовсе Соломоновы острова из южных морей Джека Лондона.

Страшные Соломоновы острова. Где действительно могут водиться страшные пауки-гиганты…

Заранее состроив примирительную улыбку, Женя снова повернулась к Аэлите, но той уже не было рядом.

– «А идут пионеры – салют Мальчишу!» – Лидочка закрыла книгу. – Ну что, девочки, понравилась история?

Девочки, которые до того сидели, затаив дыхание, загомонили наперебой. Женя встала и отошла чуть в сторону от костра, к Тимуру.

– Ты почему не слушал, здорово же? – спросила она.

– Я читал, раньше, – сказал Тимур. – Потом, ну… ты знаешь…

– Что?

Тимур пожал плечами. Не признаваться же, что ему там неуютно? Девчонки – такие существа, по отдельности ничего, а как соберутся вместе, так хоть беги. Женя хороший человек, но не стоит ей об этом говорить, вдруг обидится?

Нельзя Женю обижать, лучше совсем не ответить.

– Так, – сказал он. – Ничего.

– Ладно, – легко согласилась Женя. – Ничего так ничего.

Она села рядом на парапет, сложила руки на коленях. Блики костра играли у нее на лбу, а глаза утонули в глубокой тени. За неделю Женя успела загореть, и в сумраке казалось, что цвет лица у нее как у коминтерновок.

Тимур отвел глаза. Он хотел смотреть, и было стыдно. В голове теснились какие-то странные мысли, неправильные, не товарищеские. Например, о том, что девочки тоже купались нагишом. Когда голыми плещутся мальчишки, это естественно и правильно, это само собой разумеется, но девочки… Забор между пляжами не был сплошным, кое-где Тимур заметил щели, и если устроиться к ограде вплотную, то можно будет…

Тимуру стало жарко. Хорошо, сейчас вечер и в полумраке не видно, как покраснели, должно быть, его щеки и лоб.

– …Илае пуата тукариба…

Говорили неподалеку, где кружком под присмотром никогда не спящих врачей сидели «баклажаночки» и «баклажанчики».

– Интересно, какой это язык? – спросила Женя. – Португальский?

– Не похоже, – благодарно откликнулся Тимур. Говорить всегда лучше, чем молчать. – Португальский должен быть на испанский похож… (Они оба одновременно улыбнулись, вспомнив «Детей капитана Гранта» и ошибку Паганеля.) А испанский совсем другой, я слышал.

– Я тоже слышала, но вдруг? – сказала Женя.

«Зачем тогда вопросы задаешь?» – хотел поинтересоваться Тимур, но передумал. Значит, так надо, так правильно.

Потрескивал, догорая, костер. Девчонки вполголоса шептались о чем-то с Лидочкой, иногда хихикали, но тоже тихо, в ладошки. «Синенькие» говорили на своем языке, и был он похож на шум моря и на гомон толпы и странно успокаивал. Женя сидела рядом, и это было хорошо.

– Смотри, – сказала вдруг Женя, – что я нашла. Правда, здорово?

– Красивая, – согласился Тимур. – Можно?

Он взял раковину с теплой Жениной ладони:

– Говорят, в ней можно услышать море.

Раковина была округлая, гладкая и теплая. Долго пролежала в кармане, догадался Тимур. Он приложил раковину к уху…

«…На Земле был мир, никто не воевал, – шелестел незнакомый голос. – Силы Земли, которые вызвало знание, создавали людям изобилие и роскошь. Урожаи стали такими большими…»

«Мы это слышали много раз, – словно издалека сказал другой голос, более высокий. – Зачем повторять? Поговорим о другом?»

– Женя!.. – страшным шепотом произнес Тимур. – Что это? Шпионское радио?!.

Женя взяла раковину, прислушалась. Глаза ее стали большими и круглыми. Она сжала ракушку в кулак, наклонилась к Тимуру и проговорила:

– Это не шпионское радио! Это она!

– Кто?

– Аэлита!

«Все должно быть не так, – проговорил незнакомый голос, кажется мальчишеский. – Наши семьи, когда отправляли нас сюда, договаривались о другом! Я уверен».

«Правда? – насмешливо возразили ему. – Ты так твердо знаешь, о чем условился твой отец с властителем Тумы и что им обоим пообещали здешние?»

«Тут нечего знать, – произнес мальчишка со странной надменностью. – Мы не рабы, мы – шохо. Нас здесь держат не как пленников. Нам надлежит свободно общаться со здешними сверстниками из равных семей. Гораздо свободнее, чем сейчас! Чтобы потом, когда мы и они сменим своих отцов…»

«Я посоветовала бы всем, кто умен, не болтать о том, что узнали из разговоров в своей семье, – спокойно ответил девичий голос, на сей раз знакомый: Женя сразу узнала Аэлиту. – В особенности же следует молчать о времени, когда мы сменим своих старших. Если сменим вообще».

– Кто такая Аэлита? – не понял Тимур.

– Вон она, – Женя украдкой показала в сторону «синеньких». – Возле вазона с цветами. Еще рядом с нею медичка, слева. Такая противная…

Тимур уже знал эту девочку: чуть более живая, быстрая, чем остальные, а в странных, очень светлых волосах – совсем белая прядь. Она – удивительное дело! – не сидела, как остальные «синенькие», но стояла, опершись локтем о парапет. Словно почувствовав чужое внимание, Аэлита подняла голову и посмотрела прямо в глаза Тимуру. Сначала на лице ее было недоумение, потом Аэлита заметила Женю и улыбнулась. Затем уголки рта поползли вниз: девочка явно не понимала, что случилось, почему на нее так смотрят. Вздрогнула – вспомнила! – и приложила к губам палец…

– Она замолчала, – прошептала Женя с удивлением. – Радио замолчало.

Тимур схватил раковину: голоса исчезли, остались далекие шорохи – голоса моря.

Аэлита кивнула и что-то сказала своей вожатой. Та удивленно переглянулась с медсестрами, и вдруг все они разом засуетились. Через несколько минут коминтерновцы с их помощью ушли в свои палаты. Аэлита, проходя мимо Жени и Тимура, тихо сказала:

– Слушайте. Внимательно слушайте.

Скоро костер прогорел, мальчишки и девчонки потянулись спать.

Наутро все случившееся казалось Тимуру сном. После завтрака он снова загорал и купался, потом затеяли волейбол до самого обеда. День пролетел как один час, и было немножко печально, ведь вскоре, все помнили, предстоит расставаться. Лишь несколько дней осталось…

– Ничего, я напишу тебе кисьма, – сказал Тимуру за ужином лопоухий Садык из Чимкента. – Вернусь и сразу напишу.

– Письмо? Ты хотел сказать «письмо»?

– Да, да, письмо, – разулыбался Садык. – Русский язык трудный, но я труднее!

– Упорнее, – теперь улыбнулся Тимур.

Через секунду они уже беззаботно смеялись. В конце концов, что значат расстояния, когда есть почта? Впереди огромная и счастливая жизнь, они не раз еще встретятся.

Женя в столовой сидела как на иголках и делала Тимуру загадочные знаки, а после ужина при всех схватила его за руку и утащила на соседнюю аллею.

– Ночью встретимся на этом месте! – решительно заявила она.

– Зачем? – удивился Тимур.

Женя огляделась – никого, и зачастила шепотом:

– Она сказала. Она сказала, чтобы были только мы двое, чтобы никто больше не знал о том, что… О том, что у нас есть это радио. Она не может говорить об этом днем… наверное. В общем, вот! Ты придешь?

– Приду, – сказал Тимур. – Не сомневайся.

В пионерском лагере никто и никогда не засыпает сразу после отбоя: это неприлично и не по-товарищески, тем более завтра им расставаться. Ребята говорили о разном, рассказывали о доме и договаривались никогда друг друга не забывать. Было весело, но и досадно. Солнце давно село, на море опустилась тьма. Женька, наверное, уже ждет его. А вдруг он опоздает – что тогда?

Тимур закрыл глаза. Если они не угомонятся, то он уйдет просто так, при всех. Он досчитал до ста. Потом еще раз досчитал до ста, а потом еще раз. Мальчишки болтали и болтали, и Тимур задремал.

Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо:

– Тимур! Тимур, ты заснул или как?

Тимур едва удержался, чтобы не ответить. Пусть они думают, что он спит.

– И точно, заснул. И я спать буду… – сказал Мишка из Одессы. – А-а-ам… – он зевнул так, что щелкнули зубы.

Как-то быстро опустилась тишина, которую прерывали только глубокое дыхание и посапывание. Тимур досчитал еще до ста, потом выбрался из постели, осторожно оделся и выскользнул из палаты. Дверь в комнату вожатых была плотно прикрыта, там о чем-то тихо разговаривали. Тимур прокрался мимо и выскочил наружу под узкий серп луны.