Здесь был СССР - Дивов Олег - Страница 14

Но вздрогнула Женя, конечно, не от испуга, а увидев странное: медсестра торопливо и очень тщательно разравнивала песок сандалией, точно выполняя ответственную, наверно, даже опасную работу. Еще мгновение-другое, и от жуткого паучищи не осталось и следа.

Нога у медицинской сестры была мускулистая, как у спортсменки.

– Здесь-то хватит, – все так же уныло пробубнила Марлеста. Женя даже не сразу поняла, что та отвечает на ее вопрос, – а вот как повалится одна из них в обморок прямо в море, так он и прибежит!

– Да ладно тебе! – Женя вдруг разозлилась. – «Как» да «как» – у тебя тут не жизнь, а сплошное каканье! Все в порядке (она покровительственно хлопнула обиженно надувшуюся подружку по коленке): в море их тоже чуть ли не на руках сносят, забыла разве? А если и вправду что, то Клеопарда поможет!

Возразить на это было нечего: могучая Клеопарда, «девушка с двумя веслами», явно могла даже без чьей-то помощи вытащить из полосы прибоя хоть всех «синеньких» разом, упади они в обморок одновременно. Девочки невольно поискали ее глазами, и как раз вовремя: выпрямившись в лодке во весь рост, та замахала рукой старшей вожатой.

– Девочки, купаться! – вожатая немедленно поднесла к губам рупор.

Все вскочили и с визгом побежали к воде. Женя с Марлестой тоже, совершенно забыв о том, что обсуждали минуты и секунды назад: море было прекрасно, и жизнь была прекрасна, и…

– Назад, назад, – пробасила «девушка с двумя веслами». Она бдительно несла стражу недалеко от буйков. Женя еще в первый день поняла, что тут бесполезно объяснять, насколько ты хорошо плаваешь. Нарушительницу Клеопарда могла без лишних слов выдернуть из воды, как морковку из грядки, и с позором доставить в лодке на пляж. С Женей такого не случалось, а вот неугомонная Тонька Субботина, хваставшаяся, что Волгу переплывает, поплатилась.

Жаль! Но артековское море все-таки остается прекрасным, даже возле самого берега.

– Ну Ле-ерочка Пална! – проныл кто-то из девочек.

– Назад! – веско сообщила Клеопарда. Ей-то рупор не требовался.

Убедившись, что никто не следит, Женя погрузилась с головой. Охватив колени руками, села на дно, начала отсчет: «Раз, два… восемь… тринадцать…» Досчитала до семидесяти, но сама понимала, что на последних полутора десятках ускорилась, там в каждом счете было куда меньше секунды.

Ну все же дольше минуты продержалась… наверно.

Вынырнула, расплескивая вокруг себя зеркальную искрящуюся поверхность. Когда отфыркалась, поняла, что стоит лицом к берегу. «Синенькие», сопровождаемые женщинами в белых халатах, только-только пересекли пляж: их, конечно, не на руках несли, но вот под руки вели, это да.

Посмотрела на дальнюю веранду. Там тоже белели пятна: санитары были на месте, а рядом виднелось еще несколько человек в темных безрукавках и шароварах, вожатые, наверно… Да пусть себе торчат, девочки защищены от их взглядов не только расстоянием, но еще и одеялом моря.

Медицинские сестры сбросили халаты на руки нянечкам и, оставшись в закрытых купальниках и плавательных шапочках, начали сноровисто выпутывать своих питомиц из простынь. Под руки, в точности как по пляжу вели, сопроводили в воду, сами вместе с ними вошли по грудь и встали рядом, словно конвоирши.

Женя попыталась узнать ту спортивную медичку, которая зачем-то стерла рисунок, и не смогла: все они были странно одинаковые. Навряд ли в случае чего им помощь Клеопарды потребуется.

А вот коминтерновку, нарисовавшую паука, она, кажется, узнала: чуточку менее синюшная, чем остальные, немного выше их. И одинокая белая прядь в светло-пепельных волосах.

Ей показалось, что на ногах художница держится тоже чуть увереннее своих подруг, которые совсем уж как былинки шатались, но это оказалось не так. Плавно накатила волна, легкая и ласковая, как все вокруг, однако девочка едва устояла, судорожно вцепилась в жилистое плечо медички, повисла на нем, точно не было для нее в мире опоры надежней…

И все-таки выпрямилась. Улыбнулась солнцу, морю, Жене, даже хмурой медсестре рядом с собой.

Запела на непонятном языке.

На это никто не обратил особого внимания, сквозь плеск и шорох волн вразнобой звенели девичьи голоса. Никто не обращал внимания и на Женю, по шею в воде аккуратно перемещавшуюся так, чтобы оказаться прямо напротив коминтерновки.

Ну и что ей сказать? Рот Фронт? Но пасаран? За наша и ваша вольносць? Салудо? Женя, вдруг ощутив себя полной дурой, попыталась разобрать в пении хоть какие-то знакомые слова и не разобрала.

Девочка явно заметила ее. Продолжая песню, улыбнулась Жене уже целенаправленно, а не «вообще». Смотрела пристально, на открытом лбу, между бровей, стало вздуваться от напряжения красноватое пятно.

– Тебя как зовут? – прошептала Женя.

– Аэлита-д’хи… – девочка то ли ответила, то ли так прозвучало какое-то слово из ее песни. Нет, все-таки ответила. – Аэлита-младшая.

Медичка, только сейчас сообразив, сурово нахмурилась и сделала шаг, оказавшись между ними. Женю таким смутить было трудно, она уже приготовилась объяснить угрюмой тетке, что тут вообще-то не рабовладельческая плантация, не царская гимназия из древней истории и даже не госпиталь для тяжелораненых, а совсем наоборот, место, где пионерам всех стран положено общаться друг с другом. Но тут взгляд медсестры перескочил на что-то за ее спиной, а миг спустя со стороны открытого моря прилетел слитный визг, скорее восторженный, чем испуганный.

Женя резко обернулась.

– Ой, смотрите! Ой, как близко, большие какие! Ой, Лер-Пална, а они нас не съедят? Ой, хорошенькие!

Клеопарда, выпрямившись во весь свой немалый рост, стояла в полном изумлении, замерев, как гипсовая статуя. С веслом наперевес, но точно не собираясь пускать его в ход. А девочки бултыхались вокруг лодки, цеплялись за ее борта, щебетали, указывали пальцами на что-то за буйками. И только когда там вдруг взметнулось в воздух черное глянцевое тело, Женя поняла: несколько дельфинов, целая стая, внезапно подошли удивительно близко, почти к самому пляжу.

Девочка позади нее продолжала петь.

– Кто это был? – спросила Женя, когда синекожая замолкла.

– Кто? – брови художницы взлетели вверх.

– Ты нарисовала на песке… это чудище… Паук?

– Это… там, на родине, – ответила девочка.

– Ты здорово рисуешь, – сказала Женя. – Я даже испугалась, он такой страшный!

– Страшный, – эхом откликнулась синекожая, но тут, словно очнувшись, рядом оказалась медичка.

– Море большое, – хмуро сказала она Жене, – плавай в другом месте, иначе…

У нее было такое лицо, что Женя поняла: ничего не выйдет. Можно кричать, можно ругаться, можно даже цедить слова сквозь зубы, ее никто не послушает. Или даже того хуже.

Она помнила, какое лицо было у отца, когда тот три года назад объяснял ей с сестрой, что «дядя Саша», комполка Звонников, к ним больше в гости ходить не будет. И к нему домой тоже заглянуть нельзя. Совсем. О нем теперь никогда и ни у кого даже спрашивать нельзя. И вообще лучше считать, что его не было. Тогда он тоже добавил: «Иначе…», и не договорил.

Женя развернулась и, стараясь не цепляться ногами за песок, поплыла к берегу. Добрела до своего места и шлепнулась на лежанку.

Ничего, она им еще устроит!

Забегали, закричали вожатые и медички, выгоняя девчонок на берег. Вернулись соседки, Марлеста и чернокосая Нелтэк, еще недавно так удивлявшаяся тому, что море, оказывается, не только бывает по-настоящему, а не на картинках, но еще и взаправду соленое.

– Ты что ж не пошла к дельфинам? Боишься? – ткнула ее в бок толстушка.

– Он посмотрел прямо на меня! – захлебываясь от восторга, заговорила Нелтэк. – Глаз круглый! А сам он черный. Я могла даже рукой до него дотронуться!

– Почему же не дотронулась? – вяло спросила Женя.

Ответ не запомнила. Прислушалась к себе: все еще злится, что ли? Да нет, злость ушла. В конце концов, не просто же так опекают «баклажаночек»? Наверное, им вредно не только загорать, но и нервничать. Поэтому медичка не дала им поговорить. Услышала про паука, вот сразу и приперлась!