Блиц-концерт в Челси - Фавьелл Фрэнсис - Страница 67

Видя мое замешательство, Кэтлин сказала:

– Хорошо, давай отложим пока этот разговор. Я и так знаю, ты сделаешь для Пенти все возможное, если со мной что-то случится.

– С тобой ничего не случится, – ответила я. – Давай лучше выпьем еще по бокалу шампанского.

Мы обсудили финансовые проблемы Кэтлин и сказали, что сможем помочь ей. Постепенно она успокоилась и собралась возвращаться к себе наверх. Перед уходом Кэтлин тепло обняла меня и поцеловала. Готовить ужин было слишком поздно, и я отправила миссис Фрит домой. Экономка начала было возражать, но я настояла, заявив, что она и так слишком много работает. Ричард предложил поужинать в ресторане. Мы решили навестить мадам Калетту. Оправившись после смерти мужа, итальянка взялась за дело с удвоенной энергией, и ее заведение процветало. Мы прекрасно провели время, болтая с хозяйкой о хорошей погоде, затишье после «Блица», о новостях с фронта и еще о тысяче разных предметов. В ресторан мы пришли засветло, а когда вышли – уже стемнело. Мы неспешно шагали по улице, наслаждаясь теплом и покоем. И тут, к нашему несказанному удивлению, завыли сирены. Сначала эти скорбные звуки слышались в отдалении. Но постепенно вой нарастал, разрывая тишину весенней ночи злобным ревом. Было пять минут десятого.

И почти в тот же миг нас накрыло тошнотворное гудение – нескончаемый поток самолетов плыл у нас над головами; казалось, их там сотни. А затем грянули зенитки, началась оглушительная стрельба, от которой лопались барабанные перепонки. Даже говорить в таком шуме было невозможно. Небо осветилось яркими огнями, посыпались бомбы.

В тот вечер на мне было черное вечернее платье и нитка жемчуга на шее. Когда мы собирались на ужин, Ричард сказал: «Ты редко носишь свой жемчуг, он потеряет цвет и потускнеет». Я надела ожерелье – впервые с начала «Блица».

Налет усиливался. Мы поспешили домой. По дороге нам встретились дежурные – Нони Иредейл Смит, Джордж Эванс и еще несколько знакомых; они накручивали педали велосипедов, объезжая свои участки. А у нас на улице Пер Гюнт по-прежнему сидел посреди мостовой: никакая стрельба не могла прогнать верного поклонника Мисс Гитлер с его поста. Я попыталась уговорить его вернуться к хозяйке на Чейни-Гарденс – увы, безуспешно. Мне самой больше не нужно было спешить на дежурство. Бетти Комптон сказала, что беженцы и так отнимают у меня массу времени, а поскольку бомбить стали реже, я могу последовать совету гинеколога и перестать взваливать на себя столько работы. И все же мне казалось странным, что не нужно переодеваться в форму медсестры и бежать в больницу или звонить в ратушу. Мы с Ричардом устроились внизу в столовой, где обычно ночевали при сильной бомбежке. Грохот нарастал. Я позвонила Кэтлин и спросила, не собирается ли она перебраться в свой магазинчик, который находился через дорогу, и укрыться в подвале. Кэтлин ответила, что ужасно устала и предпочитает провести ночь в собственной постели. Ее комната, как и спальня молодоженов, находилась под самой крышей. Сама не знаю, почему с такой настойчивостью убеждала Кэтлин спуститься к нам. Мы предлагали ей переночевать на матрасе в холле, считая его и столовую самыми безопасными местами у нас в доме, поскольку стены там были прочные, а одна, наружная, и вовсе сделана из железобетона. Ричард присоединился ко мне, но и его аргументы не смогли переубедить Кэтлин. Я спросила, где сейчас Энн и Сесил. «Где же им еще быть, – хмыкнула Кэтлин, – у себя в спальне».

Пока мы говорили с Кэтлин, Энн сама подошла к телефону. Судя по неуверенному голосу, ее одолевали сомнения: на верхнем этаже шум был нестерпимым, а осколки снарядов при таком сильном артобстреле вполне могли пробить крышу. Но тут в дело вмешался Сесил, решительно забрав трубку из рук жены.

– Будьте милосердны, – со смехом сказал он, – наш медовый месяц еще не закончился. У меня осталось целых два дня отпуска.

– Можете занять нашу постель, – предложила я. – Только спускайтесь, пожалуйста. Ричард говорит, над нами целые полчища самолетов. Приходите, хотя бы ненадолго.

– Обязательно придем, – шутливо заметил он, – как только пол провалится – сразу будем у вас.

Такой ужасающей ночи мы давно не видели. Бомбы сыпались проливным дождем, а в промежутках между взрывами был слышен рев двигателей и непрекращающиеся пулеметные очереди – истребители Королевских ВВС преследовали вражеские самолеты. Небо озаряли яркие вспышки ракет и острые лучи прожекторов. Зрелище было величественным и страшным! Вдалеке мы заметили зарево пожаров, самый сильный полыхал в районе вокзала Виктория, и, похоже, огонь расползался дальше по городу. Позади нас также подымалась стена багрового пламени, но гораздо ближе – горело в районе Бертон-Корт. Дежурный на велосипеде промчался мимо нашего дома, а вскоре мы услышали, как взревели моторы – машины вспомогательной пожарной части, расположенной ниже по улице в доме № 21, готовились к выезду. Мы с Ричардом внимательно следили, не прилетит ли зажигалка, угрожая нам новым пожаром. Около половины двенадцатого все же решили отойти от окна и сесть немного почитать. Спать не хотелось, да и трудно было бы уснуть в таком хаосе. Вдруг с улицы донесся крик дежурного: «Свет! Свет!» Ричард подумал, не сдвинулись ли светомаскировочные шторы на окнах у меня в мастерской. «Я сбегаю посмотрю!» – сказал он.

Едва Ричард ушел, как погас свет. Наступила странная тишина – мертвое, гнетущее безмолвие; по спине у меня поползли мурашки. А затем раздался звук – долгий, тянущийся звук, словно кто-то медленно разрывал лист бумаги. Я не знала, что это было, но меня охватил ужас. «Спускайся! – закричала я Ричарду. – Скорее вниз!» Но прежде чем я успела услышать шаги мужа на лестнице, мир вокруг меня начал рушится. Все падало, вещи сыпались и сыпались, отовсюду слышались звуки ударов, я тонула в нескончаемом грохоте. Я ничком бросилась к кровати, подмяв под себя Вики, пытаясь таким образом сохранить ее и будущего ребенка. Мир продолжал разваливаться на куски, обломки летели и летели – казалось, это длилось целую вечность, – а я лежала, уткнувшись лицом в толстое пуховое одеяло, чувствуя, как сверху на меня наваливается какая-то гигантская масса. Я не знала, что это, но едва могла дышать.

Наконец наступило затишье. Я с трудом приподняла голову и стряхнула с себя тяжелые обломки штукатурки. Мою шею обвивала теплая рука. На мгновение я решила, что Ричард добрался до кровати и теперь держит меня. Но когда я медленно повернула шею, то увидела, что это женская рука, на безымянном пальце были надеты два кольца. Конечность торчала из липкого кровавого месива. Я быстро повела плечом и стряхнула ее. Вики, которая до этого момента вела себя тихо – так тихо, что можно было подумать, что собака мертва, – почуяла запах крови и начала тревожно повизгивать. «Ричард! Ричард!» – закричала я. К моему удивлению, он мгновенно откликнулся. Голос звучал из темноты совсем рядом.

– Ты где? – снова крикнула я.

Послышался шорох – снова что-то упало.

– У подножия лестницы, – ответил Ричард.

– Стой там, не двигайся! – предупредила я и опять зарылась лицом в одеяло. Вновь посыпались куски штукатурки и какие-то предметы.

Наконец все стихло. Я осторожно подняла голову и увидела ночное небо, расчерченное лучами прожекторов. Находившиеся над нами три этажа исчезли.

– Нас разбомбили, – только и могла выдохнуть я.

«Из миллиона жилых домов бомба попадает только в один».

Меня охватило естественное чувство – ярость.

Кругом висела кромешная тьма. Начинать двигаться, не зная обстановки, было опасно.

– Зажги спичку, – сказала я Ричарду.

– А что насчет газа? Вдруг утечка?

– Я пока не чувствую запаха. Давай быстрее.

Ричард зажег одну за другой несколько спичек. Стало понятно – муж находится у входа в комнату, также я успела рассмотреть, что потолка надо мной нет. Переднюю часть гостиной снесло, но ближайшая ко мне стена – та самая железобетонная – устояла, как и вторая стена холла. Зато в пляшущем свете зажженной спички я увидела нечто гораздо более страшное, чем оторванная женская рука – ее уже не было рядом, при втором обрушении руку засыпало обломками, – легкие потолочные рейки и куски штукатурки, часть которых упала на меня, не причинив вреда, висели на развороченной каменной кладке. Если я двинусь, огромные глыбы могут обвалиться.