Изумруды Кортеса - Гальван Франсиско - Страница 6

— Я не буду сообщать о случившемся дону Эрнану, если вы, донья Каталина, объясните мне, в чем дело, и тем успокоите мою совесть. Похоже, этот Тристан такой человек, которого вам нужно опасаться.

— Конечно же, я все вам объясню, поскольку вы, без сомнения, этого заслуживаете. И я сделаю это вовсе не потому, что взамен вы пообещали мне молчать о происшествии, а из признательности за ваше своевременное вмешательство, которое охладило пыл Тристана. Все дело в том, что этот кабальеро начал преследовать меня своими домогательствами еще на Кубе. Он не давал мне покоя во время нашего путешествия сюда и, как видите, продолжает свои попытки, и его не останавливает даже присутствие моего мужа.

— Ах, негодяй! Надо было вздуть его как следует — видит Бог, он это заслужил! — вскричал в негодовании Сандоваль.

— Не беспокойтесь, дон Гонсало, этому человеку не на что рассчитывать. Мое сердце навеки принадлежит дону Эрнану. Сегодня он вел себя как безумец, потому что я повторила ему то, что говорила еще на Кубе, — чтобы он забыл меня и раз и навсегда оставил в покое. И я сказала ему это со всей суровостью, на которую я только способна.

— Если только он отважится на это еще раз, уж я сумею дать ему укорот.

— Успокойтесь, дорогой друг, я уверена, что больше он не станет мне докучать. После вашего своевременного вмешательства, я думаю, он утратил всякий интерес к моей особе, — с улыбкой сказала донья Каталина.

— И кроме того, — вмешалась донья Франсиска, — дон Тристан собирается заключить выгодный брак, который откроет ему двери в лучшие дома Испании. И ему совсем ни к чему портить себе репутацию, ввязываясь во всякие сомнительные истории.

— Тем больше преступление, которое замышлял этот злодей, — заметил Сандоваль, — ведь, докучая донье Каталине, замужней даме, он ищет вовсе не священных брачных уз, но желает постыдных услад и греховного развлечения.

— Не горячитесь, милый друг, я думаю, это дело можно считать исчерпанным, — решительно подытожила разговор супруга Кортеса.

Сандоваль принял объяснение доньи Каталины и, как настоящий кабальеро, сдержал обещание, ничего не сказав о случившемся Кортесу. Однако вполне вероятно, что он предпочел бы нарушить данное слово и поставить под удар свою репутацию настоящего рыцаря, если бы мог знать наперед, что его «вероломство» предотвратит много бед и несчастий. Нелегко провидеть грядущее, однако не вовсе невозможно. Надо сказать, в этих землях встречаются колдуны, которые с помощью бесовских чар предсказывают будущее, и их предсказания порой сбываются. Так или иначе, в свете последовавших событий трудно сказать, чем на самом деле было неукоснительное исполнение Сандовалем своего обещания — проявлением благородства или же безрассудства.

Глава III,

в которой рассказывается о том, как некие заговорщики, будучи разоблачены индейцем, бросились за ним вдогонку, и о том, что они над ним учинили, когда смогли догнать

Завоевание огромной империи Монтесумы принесло богатство испанцам, которые делили индейцев и золото. Тем, кто уже был богат, досталось много, а те, которые приехали в эти земли бедными, и получили лишь малость, ибо таков закон жизни: имущему дастся, а у неимущего отнимется и то, что имеет. Кортес как губернатор отдал приказание восстановить в Мехико дома, разрушенные войной, наладил обработку земель и затребовал скот с Кубы и острова Эспаньола, чтобы обустроить крестьянские поселения, поскольку завоеванные земли очень плодородны и в некоторых областях собирают даже по два урожая в год.

Но некоторым людям для счастья недостаточно богатства и изобилия, вечно они отыскивают причины для недовольства и считают чужие деньги. Собственное достояние не приносит им радости, вечно они возмущаются и ропщут и в конце концов затевают бунт или мятеж, если только само время не расстроит их планы.

Такие вот недовольные однажды ночью — было это, если мне не изменяет память, в сентябре месяце в 1522 году от Рождества Христова — затевали некий заговор, собравшись в домике возле озера, одном из тех, что были разрушены во время войны, чтобы индейцы не использовали их в качестве береговых укреплений. В этой безлюдной местности под покровом темноты они, казалось, могли быть уверены в том, что их никто не увидит и не услышит, однако индеец, который рыбачил на берегу, услышал их голоса. Окитенкатль — так звали индейца, — подобравшись поближе, встревожился, когда услышал, о чем говорили между собой испанцы. Окитенкатль неплохо понимал кастильское наречие, поскольку был сыном одного из касиков, приближенных Куатемока, и ему нередко доводилось общаться с испанцами.

Не знаю, что ему удалось увидеть и услышать, но это внушило ему такой страх, что он бросился к своему каноэ и поспешно отчалил от берега, не позаботившись даже о том, что плеск весел будет услышан и, без сомнения, встревожит испанцев. Заговорщики, не зная, что именно из их беседы подслушал индеец, поспешили за ним в обход озера, приняв все меры предосторожности, чтобы он их не увидел.

Окитенкатль быстро добрался до своего дома, который находился неподалеку. Однако испанцы, которые выследили его, порешили расправиться с этим нежелательным свидетелем, чтобы он никому не разболтал об их планах. Закутавшись в плащи, так чтобы не было видно лиц, они ворвались в дом, где увидели Окитенкатля, который, по обычаю индейцев, сидел на полу возле своего старого отца, касика Куаутекле. Старец, удивленный и напуганный этим внезапным вторжением, воскликнул:

— Почему вы врываетесь в дом, где живут мирные люди?

Он попытался встать на ноги, но один из христиан, недостойный этого имени, нанес ему страшный удар ножом.

— Вот так Господь наказывает индейцев, которые суют нос не в свое дело! — вскричал сразивший старика.

Затем заговорщики бросились на Окитенкатля, но проворный молодой индеец попытался спастись. Он устремился в спальню, к окну, однако ускользнуть ему не удалось. Испанцы накинулись на него, как стая волков на загнанного оленя. Несчастного вмиг искололи шпагами, так что спальня была вся залита кровью и стала похожа на идольское капище ку, где только что закончились нечестивые жертвоприношения дьяволопоклонников.

Расправившись со свидетелем, убийцы перевернули в доме все вверх дном и, стараясь создать впечатление, будто в жилище побывали грабители, забрали ценные вещи, которых, впрочем, было немного, потому что народ касика Куаутекле был беден и немногочислен. Затем испанцы скрылись, чтобы не быть застигнутыми на месте преступления.

Прочь ушли они вовремя — вскоре в доме появился другой сын Куаутекле, Сикотепек, старший брат Окитенкатля. Он ненавидел христиан и, когда свергнутый Куаутемок был посажен в тюрьму, ушел с отрядом повстанцев в горы, откуда совершал вылазки против Кортеса. В жилище глазам индейца предстала жуткая картина: тела его родных были страшно изувечены, их внутренности разбросаны по полу — свидетельство тех страданий, которые претерпели несчастные. Индеец громко зарыдал, он рвал на себе волосы и до крови раздирал ногтями грудь, но в этот момент услышал слабый голос своего отца. Испанцы, посчитавшие, что пары ударов ножом для старика будет достаточно, не позаботились удостовериться в том, что Куаутекле и в самом деле мертв. Старый касик еще дышал, хотя страшная рана в груди и буквально распоротый сверху донизу живот не оставляли надежд на то, что он выживет.

Прежде, чем предать свою душу — не знаю, в чьи руки, так как старый индеец не был крещен, — касик успел сообщить своему сыну кое-какие обстоятельства страшного происшествия, причем говорил он не столько о самом нападении, сколько о том, что ему рассказал Окитенкатль, прежде чем встретить свой страшный конец. Однако, с позволения моих досточтимых читателей, я расскажу об этом в свой черед, так как умение рассказчика в том и заключается, чтобы не раскрывать всех секретов раньше положенного времени.

Глава IV,

в которой рассказывается о том, как Сикотепек и его сподвижники поклялись отомстить за убитых, а также о том, как они повстречали подвыпивших испанцев и что из того вышло