Калинов мост (СИ) - Криптонов Василий - Страница 36

Насытившись и взявшись за кофе, я откинулся в кресле. Планов, как обычно — лопатой не раскидать. Но прежде всего надо посетить Дубовицкого. Вдруг он что-то полезное нарыл?

* * *

— Владимир Всеволодович! — встретил меня Дубовицкий. — А я уж думал посылать за вами!

— Вы в следующий раз не думайте, — посоветовал я. — Посылайте сразу. Я же не сижу, к креслу приколоченный. Меня сперва найти надо… Так что у вас?

— Прошу, — Дубовицкий ухватил меня за рукав.

Потащил к столу, на котором были разложены открытые книги.

— Вот, взгляните!

Я взглянул. Самая большая книга в раскрытом виде занимала едва ли не половину стола. Пергаментные страницы, обтрепанные по краям, кожаный переплёт — в общем, очень старая. Распознавать затейливую вязь из букв я даже пытаться не стал. Посмотрел на картинку.

Она изображала… Ну, Змея Горыныча, видимо, запрос-то был на него. Покрытое чешуей туловище, три клыкастых головы на длинных изогнутых шеях, злющие маленькие глазки, могучие крылья и свивающийся в кольца хвост. Три разверзнутые пасти изрыгали огонь.

Старинный художник был талантлив, картинка впечатляла — несмотря на то, что краски потускнели от времени. Это тебе не пресмыкающиеся недоразумения в Пекле, по какому-то нездоровому замыслу ставшие крылатыми. Эта тварь — всем тварям тварь.

Для того, чтобы читатель впечатлился ещё надежнее, вокруг Змея Горыныча были изображены люди. Ростом — в три чешуинки Горыныча.

— Очень хочется верить, что это художественное преувеличение, — пробормотал я. — По Питеру вот, говорят, пауки металлические гоняют. Пятьдесят человек уже сожрали.

Дубовицкий покачал головой:

— Увы, Владимир Всеволодович. Другие источники подтверждают, что Змей Горыныч огромен. Так что, боюсь, то, что мы видим — скорее преуменьшение.

— Угу. Ладно, упрёмся — разберемся. А победить-то его как?

— Вот, взгляните сюда.

Дубовицкий перевернул страницу. Персонажи те же, но теперь от людей, окруживших Горыныча, в него летели стрелы.

— И это всё? — спросил я.

— Увы.

— Н-да… Что ж, спасибо за информацию. До новых встреч, поздравляю вас с наступающим Рождеством. Не уверен, что когда-нибудь нам с вами снова доведётся…

— Постойте! — Дубовицкий вцепился в мой локоть. — Есть ведь ещё и текст.

Я вопросительно склонил голову набок.

— Там написано, что стрелы, пущенные храбрыми охотниками, ослепили чудовище. Змей Горыныч ослеп и метался до тех пор, пока не угодил в хитроумно расставленные сети! Тут-то ему и смерть пришла.

— Угу. Круто. А где эти сети так хитроумно расставили, не сказано? Подъёмные краны подгоняли, или что?

Дубовицкий вздохнул.

— Об этом, к сожалению, упоминаний нет.

— А о том, из чего были сделаны сети? Тварь же огнём плюётся, пожжёт всё на хрен! — я ткнул пальцем в пламя, вырывающееся из пастей Горыныча.

Дубовицкий приуныл окончательно. Развёл руками.

— Увы, Владимир Всеволодович. Чем могу.

— Да ладно, Аркадий Аркадьевич, не расстраивайтесь. Не вы же этот фанфик сочиняли.

Я с сожалением посмотрел на картинку. Вспомнил рассказ Яги о том, что её саму, если верить людской молве, убивали несчётное множество раз.

Хотя… Стоит признать, что рациональное зерно в сказочке есть. Если Горыныча каким-то образом действительно ослепить, в непосредственной близости от огнеупорных сетей, то почему бы и нет. Вопросов — всего ничего: каким образом ослепить, где взять гигантскую огнеупорную сеть, и куда именно её приткнуть — чтобы тварь гарантированно запуталась? Я собирался выругаться с досады, но тут вдруг, как это нередко бывает после того, как чётко сформулируешь вопросы, передо мной забрезжили вполне конкретные ответы.

У меня ведь есть ослепляльщики — пауки, которые взберутся сколько угодно высоко, а стрелять будут прицельно и безостановочно. Есть Разрушитель, имеющий в арсенале сеть — я сам видел. И что-то мне подсказывает — эта сеть в огне не горит, в воде не тонет. А стало быть, остаётся сущая ерунда…

Ну, если придираться, так себе ерунда, конечно, но хоть какой-то план гораздо лучше, чем никакого.

— Спасибо, Аркадий Аркадьевич! — сказал я. Теперь уже от всей души. Хлопнул Дубовицкого по плечу. — Вы мне очень помогли!

Предводитель дворянства расцвёл.

— Буду исключительно рад, если сумел помочь!

— Это мы скоро узнаем. Не скучайте тут.

— Благодарю! Вы тоже!

— Об этом не беспокойтесь. Кому-кому, а мне помереть от скуки уж точно не грозит.

Я попрощался и вышел.

Из Благородного Собрания потопал в кабак.

Нет, не бухать! По делам.

Но дел, как ни странно, не обнаружил. Ни тебе разбросанных по лавкам павших воинов, ни тебе перегара столбом и дыма коромыслом.

Парнишка-половой выметал за порог последний мусор, кабатчик расстилал на столах свежие скатерти. За одним из столов уже сидели двое чинных граждан извозчицкой наружности и шумно, с удовольствием прихлебывали чай.

— А… где все? — удивился я.

— По домам разошлись, господин Давыдов.

— Офигеть. Что, так вот запросто взяли и разошлись?

— Ну, не сказать, чтобы совсем уж запросто. Некоторым старушка ваша помогала.

— Вот оно что…

— Ага. До полуночи-то она сама веселилась — боже упаси под руку подвернуться, не многие молодые так умеют. Пиво пила прямо из кувшинов, на столе отплясывала. А как полночь настала, так она как треснет кружкой по столу! А ну, говорит, хорош барагозить! Пошли прочь, рожи косые! Отсыпайтесь. Завтра вам не по девкам идти, а с Кощеем воевать.

— И охотники пошли?

— Ну… Некоторые пошли. А тех, кто не пошёл, она — хвать за шиворот, словно котят, и исчезала вместе с ними. Потом снова появлялась, но уже одна. И так до тех пор, покуда всех не перетаскала.

— Ай да Мстислава! — восхитился я. — А куда она их сволокла, не знаешь?

— Слыхал, что вроде бы в оплот.

— Понял, спасибо.

До своего оплота я дошёл пешком. Первым, кого увидел, войдя, был Алексей. Он уронил голову на руки и дрых за конторкой у входа. Вырубился, но пост не покинул. Молодец.

Из-за дверей комнат доносился храп. Голоса я расслышал, лишь подойдя к столовой.

— Ну, бабушка Мстислава! — уговаривал Неофит. — Ну, сколько они уже дрыхнуть-то будут? Давайте их будить!

— Да сядь ты, угомонись! — каркала в ответ Мстислава. — Всё бы тебе людям мешаться.

— Я не мешаюсь, я помогаю! Я охотник, между прочим.

— Угу. Охотник, охотник. На вот, ешь-ка.

— Не хочу я есть.

— А кто б тебя спрашивал, хочешь ты или не хочешь. Ложку взял и давай сил набираться! А то Кощей на тебя только глянет — мокрое место останется.

— Не останется.

— Ну вот, даже и не останется…

Пока Неофит захлёбывался словами в попытках родить достойное возражение, я вошёл в кухню и увидел до ужаса обыденную бытовую сценку. Надувшийся пацан сидит над тарелкой с манной кашей, а бабушка на соседнем стуле, прищуривая один-единственный свой глаз, пытается заштопать его рубашку.

— Владимир! — подскочил Неофит. — Бабушка Мстислава охотников будить не даёт! И манной кашей меня кормит.

— Ну уж, расхвастался. Я вот попрошу — и меня накормит.

— Легко, — проворчала Мстислава и, кряхтя, поднялась, отложила штопку. — Садись, принесу.

Я сел. Неофит, похоже, не поверил глазам, когда Мстислава действительно принесла мне тарелку, и я в самом деле начал есть. После завтрака тётки Натальи шло тяжеловато, но на что не пойдёшь ради подрастающего поколения.

— Отличная каша, — заметил я. — Вот не думал, что в тебе кулинарные таланты пропадают, Мстислава.

— А чего ты думал? Я, как-никак, замужем двадцать лет оттрубила. Чай, не по карману было кухарок-то нанимать.

— Записано. А ты, Неофит, ешь, пока горячая! Запомни мудрую мысль: манная каша существует только пятнадцать минут после того, как её сварили. Потом никакими Знаками не реанимируешь.

Неофит фыркнул, но за ложку взялся.