Маленькие мужчины выросли - Олкотт Луиза Мэй - Страница 8

– Прекрасно, Коммодор! Продолжай в том же духе, – ответила довольная миссис Джо, а профессор предсказал, что из глубин чернильницы явятся «труды, достойные Шекспира», ибо его любимая брюнетка непременно найдет в ней вдохновение.

– Раз тетя Мэг носит капоры, несмотря на молодость, я попросил Людмилу достать немного кружев. Надеюсь, вам понравится. – Из мягкой оберточной бумаги он вынул полупрозрачные ленты, одна из которых вскоре легла на красивые волосы миссис Мэг облачком снежинок.

– Для тети Эми я ничего достойного не нашел – у нее и так есть все что душе угодно, – поэтому принес картинку. Она мне напоминает о тете в то время, когда Бесс была маленькой. – Он протянул миссис Эми овальный кулон из слоновой кости с написанной на нем златовласой Мадонной, что держала в складках синего покрывала розовощекого младенца.

– Какая прелесть! – воскликнули все, и тетя Эми, повесив кулон на синюю ленту из прически Бесс, тотчас надела его на шею; подарок пришелся ей по душе, ведь напоминал о счастливейшей поре в жизни.

– Льщу себя мыслью, что угадал с подарком для Нэн – миленькие вещицы, но не слишком бросаются в глаза. Своего рода знак, подходящий для врача. – Эмиль гордо продемонстрировал всем серьги с вулканическим камнем в форме маленьких черепов.

– Жуть! – Бесс, не выносившая всего уродливого, перевела взгляд на свои хорошенькие жемчуга.

– Она не станет носить серег, – предупредила Джози.

– Ну, пусть тогда проколет тебе уши, тоже по-своему радость. Ей лишь бы осматривать людей да кромсать ножом, – ничуть не расстроился Эмиль. – У меня в сундуке и для вас добыча отыщется, джентльмены, но я не рискнул ее раздавать, пока не разгрузил подарки для девочек. А теперь делитесь новостями!

И, усевшись на лучший мраморный столик Эми, моряк принялся болтать ногами и тараторить со скоростью десять узлов в час, покуда тетя Джо не повела всех на праздничное чаепитие в честь Коммодора.

Глава третья. Недавняя передряга Джо

На творческом пути семейства Марч встречалось немало приятных сюрпризов, но величайший из них заключался в том, что однажды гадкий утенок превратился если не в прекрасного лебедя, то, по крайней мере, в курочку, несущую золотые яйца. Причем имеющие на литературном рынке столь неожиданный успех, что через десять лет дерзкая заветная мечта Джо наконец осуществилась. Как и почему – этого она толком не поняла, просто в один прекрасный день приобрела небольшую славу, а главное – неплохой запас денег, способный преодолеть кое-какие финансовые препятствия в настоящем и обеспечить мальчикам будущее.

Началась история в неудачный для Пламфилда год, когда все пошло наперекосяк – времена выпали тяжелые, школа пришла в упадок, Джо слегла с долгой болезнью из-за бесконечной работы, Лори с Эми были за границей, и гордость не позволяла Баэрам просить о помощи даже у близких, хотя щедрая пара помогла бы им с удовольствием. Прикованная к постели, Джо совсем отчаялась из-за такого положения дел, а потом вдруг решила обратиться к давно забытому перу – единственному способу залатать дыры в бюджете. Одному издателю нужна была книга для девочек, и Джо наспех сочинила короткий рассказ о своих с сестрами приключениях, хотя больше любила писать о мальчиках, – и решила попытать счастья, пусть и без особых надежд.

Жизнь Джо вообще не отличалась предсказуемостью. Чему и удивляться, что первая книга, в которую она вложила много лет упорного труда, больших надежд и упований юности, на пути к успеху затонула, хотя обломки еще долго держались на плаву и принесли кое-какую прибыль если не автору, то хотя бы издателю. А вот наспех сочиненный рассказ, отосланный в издательство со слабой надеждой на несколько долларов, нежданно-негаданно поймал попутный ветер, обзавелся мудрым рулевым, доплыл до гавани всеобщего одобрения и вернулся домой груженный золотом и славой.

Мир не видывал более изумленной женщины, чем Джозефина Баэр в тот день, когда ее маленький кораблик вошел в порт с поднятым флагом, громогласно салютуя из прежде молчавших пушек; лучшим подарком ей послужили радостные лица близких, праздновавших с ней, и дружеские рукопожатия после искренних поздравлений. С тех пор корабли Джо плавали безмятежно – ей оставалось только нагружать их да отправлять в успешные рейсы, а затем раздавать добытые сокровища родным, ради которых она и трудилась.

Слава ее не слишком прельщала, ибо в наши дни больно много дыма идет от маленьких костерков, да и известность еще не значит почет. Вот доход – другое дело, его Джо приняла с благодарностью, пусть он был и куда меньше, чем считала щедрая публика. Поднявшись, волна вздымалась все выше и мягко принесла семейство в уютную гавань, где старшие члены могли отдохнуть от бурь, а младшие – приготовить лодки к плаванию по морю жизни.

За эти годы судьба щедро одарила счастьем, покоем и достатком терпеливых и неунывающих тружеников, свято верящих в мудрость и справедливость. Окружающие заметили процветание семьи, и добрые души возрадовались, что судьба ее членов переменилась к лучшему, – но лишь немногие знали о самом ценном достижении Джо и о радости, которую невозможно ни омрачить, ни отнять.

А радость заключалась в том, что Джо теперь могла обеспечить матери счастье и покой на склоне лет, дать ее натруженным рукам отдохнуть, снять с ее плеч груз забот, а с дорогого лица – печать тревог и позволить наконец доброму сердцу вволю помогать другим – ведь в том заключалась для него самая большая радость. Еще девочкой Джо мечтала подарить матери комнату, где та могла бы спокойно отдыхать от тягот героической жизни. Мечта эта стала чудесной явью, и мамочка Марч сидела в своем уютном уголке, наслаждаясь удобством и роскошью; любимые дочери ухаживали за ней в ее немощи, верный муж не покидал, а внуки озаряли сумерки жизни светом нежной заботы. То было бесценное время для всех, ибо мамочка радовалась счастью своих дочерей, как могут только матери. Ей удалось пожать посеянные когда-то плоды, молитвы ее были услышаны, надежды воплотились в жизнь, а за старания судьба отплатила ей сторицей, и на семейный очаг снизошли благополучие и покой – и тогда она, подобно храброму терпеливому ангелу, с чувством выполненного долга обратила взор к небу и безмятежно уснула.

То была приятная, драгоценная для Джо сторона произошедшей в ее жизни перемены, однако присутствовала и другая – нелепая, тягостная; так уж устроен наш непостижимый мир. Когда удивление, неверие и радость Джо прошли, она со свойственной человеку неблагодарностью стала тяготиться славой и тосковать по утраченной свободе. Внезапно и она сама, и вся ее жизнь, прошлое и будущее очутились во власти восторженных поклонников. Незнакомцы жаждали посмотреть на нее, порасспрашивать, пораздавать советы, упреждения и поздравления и сводили с ума своим доброжелательным, но весьма утомительным вниманием. Если она отказывалась раскрыть свое сердце, ее ждали упреки; если не хотела жертвовать на благотворительность, удовлетворять чужие нужды и сочувствовать каждой неурядице на белом свете, ее звали жестокосердной, самолюбивой и заносчивой; если не могла ответить на кипы посланий от преданных читателей, ее обвиняли в неисполнении писательских обязанностей, а если предпочитала домашнее уединение пьедесталу, на который ее против воли пытались водрузить, слышала неприкрытые упреки в сторону «чванства известных литераторов».

Ради детей Джо выбивалась из сил, ибо писала в первую очередь для них, и своим упорным трудом старалась исполнить жадное требование: «Еще рассказов! Еще, сейчас же!» Домашние возмущались, когда работа начала отнимать у них Джо и подрывать ее здоровье, и все же на какое-то время она с готовностью возложила себя на алтарь юношеской литературы – в конце концов, она была в долгу у маленьких друзей, что принесли ей славу после двадцати лет стараний.

Однако со временем терпение иссякло, и Джо, устав быть львицей, превратилась в настоящую медведицу, вернулась в свою берлогу и, грозно рыча, отказывалась покидать убежище. Домашние только забавлялись и мало сочувствовали ее невзгодам, зато для Джо обретенная известность стала худшей передрягой в жизни: свободу она ценила превыше всего, а теперь неуклонно теряла ее. Жизнь под пристальными взглядами быстро утрачивает свою прелесть, Джо была слишком немолода, слишком устала и занята, чтобы ей радоваться. Она считала, что оправдала все разумные ожидания, когда ее автографы, биографии и автобиографические наброски разошлись по стране; когда художники нарисовали ее дом во всевозможных видах, а репортеры – сфотографировали ее саму в виде крайне угрюмом (а иного в эти трудные времена у нее и не бывало); когда лавина восторженных школьников-пансионеров разорила ее владения в поисках трофеев, а нескончаемый поток доброжелательных паломников стер ступени ее лестницы своими благоговейными стопами; когда слуги, не выдержав бесконечного трезвона дверного колокольчика, начали увольняться через неделю; когда мужу пришлось охранять ее за столом, а мальчикам – прикрывать ее бегство через окно, если любопытные гости врывались в самую неподходящую минуту.