Огонь в его ярости (ЛП) - Диксон Руби - Страница 34

Однако ничего из этого не произошло. Вместо того чтобы спасти мою семью, они поработили их и предали меня. Я думаю о своем брате Хитааре. Я помню его, его доброе выражение лица и смеющиеся глаза. Я помню, он любил музыку и не любил драться, даже в боевой форме. Я помню его мягкую улыбку.

Я помню, как салорианцы раздавили его разум, как яичную скорлупу, и превратили его в солдата. Я помню, как отчаянно использовал свой титул, свои привилегии, все, что угодно, чтобы попытаться освободить моего брата от воинской повинности. Отправить его обратно в нашу бедную деревню в песках, где у него мог бы быть шанс на счастливую жизнь, свободную от яда салорианского контроля над разумом и их бесконечных войн.

Они смеялись надо мной.

Мои руки сжимаются, мои остриженные когти отчаянно пытаются вцепиться во что-нибудь и уничтожить это при воспоминании. О насильственной смерти Хитаара в первом сражении, в которое он вступил, не в силах сопротивляться ошеломляющим приказам своего салорианского лидера.

Что хорошего в том, чтобы быть генералом, если ты ведешь свой народ на бойню?

Рядом со мной Эми хнычет во сне, и я наклоняюсь над ней, убирая потные волосы с ее бледного лица. Моя пара. Главный приз. Я помню, как салорианцы утаили от нас обещание найти себе пару. Что мы могли бы отслужить свой срок, а затем вернуться в земли спаривания, чтобы летать и бросать вызов достойным самкам. Я помню, что все мужчины сражались за эту честь.

Я не знаю ни одного из моих друзей, у которого когда-либо был такой шанс. Я изо всех сил пытаюсь вспомнить лица, имена, которые служили достаточно хорошо, чтобы удостоиться такой чести, но я ничего не вспоминаю.

Интересно, лишили ли салорианцы и этого мой разум?

Разочарование и ярость переполняют мой разум. Чем больше я вспоминаю, тем больше злюсь. Этот мир плох, с его отвратительными запахами и странной атмосферой, которая так легко приводит меня в ярость. Но я думаю о своей Родине, и я хочу уничтожить каждого салорианца, которого когда-либо увижу. Я хочу раздавить их своими когтями, оторвать им головы и заставить страдать. Я хочу, чтобы они пресмыкались, потели и служили как рабы, как это делали мы, дракони.

Я хочу, чтобы они были унижены.

Я хочу отомстить за Хитаара.

Все эти мысли нахлынули снова с каждым мгновением, и я чувствую, как ярость просачивается обратно сквозь трещины, готовая снова поглотить меня. Я наклоняюсь ближе к своей паре, вдыхаю ее запах, который даже сейчас смешивается с моим собственным.

Тот мир — мое прошлое. Она — мое будущее.

Я могу негодовать из-за несправедливости моего прошлого, обращения с моим народом, убийства моего брата. Я могу позволить этому поглотить меня, или я могу сосредоточиться на этом новом мире, в который я попал. Я думаю о Разломе, и своим присутствием он похож на пульсирующую рану в моем сознании. Я никак не смогу вернуться в свой родной мир через эту дыру в небесах. Нравится мне это или нет, но сейчас мое место здесь, в этом мире.

Рядом с Эми.

Я могу начать с ней новую жизнь. Я думаю, я даже могу быть счастлив с ней, чтобы сосредоточить свои мысли и заявить права на ее прекрасное тело. Мы можем завести детенышей полудракони, свить себе гнездо и спокойно жить своей жизнью. По-моему, это звучит приятно.

Хитаару понравилась бы такая жизнь.

От горя у меня перехватывает горло, и я наклоняюсь к своей паре, крепко прижимаю ее к себе. Я не могу изменить прошлое, — напоминаю я себе. — Салорианцы находятся по другую сторону Разлома, а я здесь. Я должен забыть их. Моя потребность в мести не имеет значения, когда мне некому мстить.

Эми — единственное, что сейчас имеет значение. Я прижимаюсь носом к ее коже и жду, пока она проснется, пока ее тело привыкнет к моему огню. Как только она вернется ко мне, мы сможем начать нашу совместную жизнь.

Мы можем начать все сначала.

Этого будет достаточно. Так и должно быть.

* * *

Я дремлю рядом со своей парой, сохраняя бдительность в отношении незваных гостей, которые могут вторгнуться на мою территорию. Так далеко от человеческих гнезд, в небесах тихо, и ничто не задевает мой разум. Почти умиротворяюще быть вот так одному, без жужжания мыслей других дракони на задворках моего сознания, но это также… по-другому. Думаю, когда я терялся в огне разума, мне было легче. Теперь, когда я вернулся к себе, все кажется странным. Возможно, просто этот человеческий мир странный, и со временем я к нему привыкну.

Я чувствую, что она возбуждается, и остаюсь неподвижным, мне любопытно понаблюдать за ней и увидеть ее реакцию. Я чувствую, как ее разум раскрывается для меня, как цветок. Она еще не умеет держать свои мысли при себе, и они потоком хлынули в мою голову. Возникает шквал замешательства и удивления, мышечных болей и жара, а затем всепоглощающая волна застенчивого удовольствия, когда она понимает, что я все еще прижимаюсь к ней. Я наслаждаюсь этим, впитываю это в себя.

Она на мгновение задумывается, а затем медленно выскальзывает из моих объятий, а затем и из кровати. Она смотрит на меня сверху вниз, чтобы убедиться, сплю ли я, и поэтому я держу глаза закрытыми, притворяясь, что сплю еще мгновение. Ее разум неуклюже вонзается в мой, но в нем нет вопроса, поэтому я не отвечаю. Через некоторое время она поворачивается и направляется к ящику с водой, где бросила мне вызов.

Странно.

Ее мысли — хаотичный вихрь. К неловкости примешиваются нотки удовольствия, и каждый раз, когда она думает обо мне, ее мысли становятся теплее. Она думает о моем чувстве собственничества, и я чувствую, как она дрожит. Образы других людей — сестры с рыжими волосами, другого дракона, других женщин и их драконов — проплывают в ее голове, и тогда я чувствую ее всепоглощающую печаль и замешательство. Она включает воду и встает под нее, дрожа от холода дождя, барабанящего по ее коже.

Еще больше грустных мыслей проносится в ее голове, и я встаю, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Мне не нравится ее печаль. Если я должен прогнать это с помощью повторных спариваний, то я так и сделаю. В конце концов, если она забирается в ящик с водой, разве это не означает, что она хочет снова спариться? Мой член поднимается в ответ на это. Какая она похотливая, какая податливая. Это приятный сюрприз. Я знал, что иметь пару было бы приятно, но я не представлял, какие глубокие чувства испытаю к ней так быстро.

Я открываю дверь и вхожу.

Эми поворачивается и ахает, чуть не роняя скользкий брусок, который сжимает в руках.

— О боже, ты меня напугал!

«Как? Я нахожусь в твоем сознании».

Она прикрывает свои груди и развилку бедер руками, и волна взволнованных эмоций захлестывает мою голову.

— Я… Я думала, ты спишь. — Она опускает взгляд на мой член, который уже возбужден от потребности в ней, и я чувствую возбуждение, которое в ответ пронизывает ее разум.

Ах, моя пара. Она совершенна. «Ты находишься в брачной коробке, поэтому я решил присоединиться к тебе».

— Брачной… коробке? — эхом отзывается она, и ее щеки краснеют от смущения. — Это для душа, а не для совокупления.

«Мы соединились в этом, — рассуждаю я, даже когда подхожу к ней поближе. Я обнимаю ее за талию, осторожно прижимая к себе, чтобы она не потеряла равновесие из-за больной ноги. — Тогда разве это не брачная коробка?»

— Ладно, пусть так. — Она притворяется, что не обращает на меня внимания, и намыливает ладони, затем растирает ими руки и живот. Через мгновение она бросает на меня взгляд через плечо. — Ты собираешься смотреть, как я купаюсь?

«Почему бы и нет? Мне нравится смотреть на тебя. — Я проскальзываю ей за спину и глажу ее бедра. — Или ты предпочитаешь, чтобы я сам вымыл тебя, прежде чем мы снова соединимся?»

«Снова?» — Это пронзает ее сознание удивлением.

— Ты хочешь снова спариться?

Я усмехаюсь над ее удивленной реакцией. «Я планирую спариваться с тобой неоднократно в течение многих, многих последующих лет. Так что да, мы снова спаримся. — Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к ее плечу. — И еще раз. — Я слегка облизываю ее кожу, а затем прикусываю ее своими клыками. — И еще раз».