Огонь в его ярости (ЛП) - Диксон Руби - Страница 27

Моя ярость утихает, и возвращается стыд. Я бросил ее. Я смотрю на окровавленное поле передо мной, мой живот набит мясом. Передо мной лежат одни трупы, их красная кровь окрашивает зеленую траву на земле. То, что я сделал, расточительно. Я бессмысленно разрушал и оставил свою пару позади, и все потому, что мой разум был слаб. Я ворчу на себя за то, что я такой бесполезный, такой глупый. Я даже не кормил ее сегодня.

Что я за мужчина-дракони? Предпочесть веселье с убийствами простому присутствию моей женщины? Я ненавижу себя за то, что снова так глубоко погрузился в безумие. Моя решимость завоевать ее должна пересилить все, и все же я слабее, чем думал.

Я должен вернуться к ней, быстро, чтобы она не чувствовала себя покинутой. И я должен как-то загладить свою вину перед ней.

Есть одно мертвое животное, у которого всего несколько укусов на шее, и я хватаю его когтями, намереваясь принести ей поесть. Я возвращаюсь в наше гнездо, летя так быстро, как только могу. Она выглядит успокоенной, когда я возвращаюсь, хотя и морщит нос при виде мертвого животного, которое я бросаю перед ней. Она не бросается вперед, чтобы поесть, но указывает, что я должен подуть на него пламенем. Странная просьба, но я ни в чем не могу ей отказать. Я поджигаю его и выжидательно смотрю на нее, жду. Будет ли она есть, и вкус крови заставит ее бросить мне вызов?

Моя пара смотрит на горящее существо с выражением разочарования на лице. Она прикрывает нос и с отвращением качает головой. Значит, я сделал что-то не так? Скажи мне, что доставит тебе удовольствие, — умоляю я ее, пытаясь прикоснуться к ее разуму своим. — Брось мне вызов, чтобы я мог заявить на тебя права. Давай станем единым духом.

Но она только смотрит на обугленное животное с выражением поражения на лице. Из ее глаз снова льется вода.

Я чувствую себя так, как будто… Я подвел ее. Что я что-то сделал не так. Я не понимаю этого, и гнев, который вспыхивает во мне в ответ, разжигает пламя в моем разуме. Я хочу снова погрузиться в безумие. Позволить ей самой позаботиться о себе. Оставить ее и наслаждаться кровью…

Я выбрасываю эту мысль из головы так быстро, как только могу. Нет. Это совсем не то, чего я хочу. Это безумие соблазняет меня, пытаясь заставить оставить мою пару. Я никогда больше не брошу ее.

Безумие не одолеет меня.

Я перехожу в свою двуногую форму и опускаюсь на колени рядом с ней, обхватывая ее маленькое личико ладонями. Я встречаюсь с ней взглядом, в моих глазах вопрос. Что ей нужно от меня? Как я могу это исправить?

Она одаривает меня слабой улыбкой и сильно шмыгает носом, слова срываются с ее губ потоком. Я их не понимаю, но все, что мне нужно знать, это то, что она расстроена, и я стал причиной этого. Этого достаточно, и у меня разрывается сердце от того, что я сделал ее такой несчастной. Я наклоняюсь, чтобы попытаться прижаться губами к ее губам так, как ей нравится, но она отшатывается и показывает на мое лицо.

Вспыхивает гнев, и она хмурится, протягивая руку, чтобы смахнуть что-то с моей щеки. Она отдергивает руку, и она становится красной от крови. Мне требуется мгновение, чтобы осознать, что кровь — это результат моего кровопролития, а не ее, и я расслабляюсь.

— Эээээм, — говорю я, наклоняясь, чтобы потереться своим носом о ее.

Моя милая пара издает легкий смешок и говорит что-то еще, затем показывает за спину. Хочет ли она встать? Я поднимаюсь на ноги и протягиваю ей руки, и она берет их неуклюжими движениями. Меня не волнует, что она не грациозна; ее больная конечность означает, что мне просто придется быть более жестоким в своей защите. Это задача, которую я приветствую. Все, что угодно, лишь бы доставить ей удовольствие.

Она указывает на дверь в задней части гнезда, и ее щеки розовеют. С удивлением я понимаю, что она указывает на коробку с водой, где мы вчера совокуплялись языками, и она терла руками по всему моему телу.

Это ее брачный сигнал?

Если это так, я принимаю предложение.

Глава 12

РАСТ

У меня сохранились смутные воспоминания о ритуалах моего родного мира. О священниках и благовониях, кострах и песнопениях. О храмах и молитвах. Я мало что помню об этих вещах, только проблески сквозь туман моего разрушенного разума. Но я думаю, что они должны быть важны для Эээм, и поэтому я буду в них участвовать.

Я сделаю все, что она захочет, если это заставит ее бросить вызов.

Мы возвращаемся в маленькую квадратную комнату с водой, нежная рука моей пары ведет меня вперед. Внутри темно, и я жду, чтобы увидеть ее действия. Я думаю, в этом есть какой-то ритуал, хотя мой затуманенный похотью разум не может его постичь. Она человек, — напоминаю я себе. — Их пути странны. Я терпеливо жду, пока она отпускает мою руку и подходит к стойке, высекает искру огня и поджигает ее на столбе из воска.

Это все, чего она хочет? Я могу дать ей больше огня, чем это. Я наклоняюсь вперед и осторожно дую на столбик, создавая ровную струю пламени, которая расплавляет его и заставляет воск стекать ручейками.

Моя пара что-то удивленно восклицает, затем хихикает, качая головой и оттаскивая меня в сторону. Значит, это не часть ритуала? Я следую за ней.

Просто до тех пор, пока она продолжает смеяться, ее улыбка становится яркой, а не грустной.

Она подходит к бачку с водой и поворачивает ручку. Дождь равномерно стекает сверху, и Ээм поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Она так прекрасна, что у меня щемит в груди. Покажи мне, как я могу заявить на тебя права, — безмолвно требую я, мысленно протягивая руку, чтобы попытаться соединиться с ней. Там не за что зацепиться, и это заставляет меня чувствовать пустоту и злость одновременно.

Но затем она бросает на меня еще один нежный взгляд, и я чувствую, как по моему телу пробегает яростная волна собственничества. Я хочу прижаться своим ртом к ее губам и соединиться с ней, как мы делали в прошлый раз. Однако она не тянется ко мне, так что я подозреваю, что вода — часть этого ритуала. Я бросаюсь в брызги, мои когтистые лапы скользят по странной гладкой поверхности, в которую падает дождь. Я помню что-то подобное в доме… принять ванну. Но в ваннах есть вода, а в этой только набирается вода. Еще одна человеческая странность, я полагаю, и тянусь к Ээм.

Моя самка издает тихий протестующий звук, когда я тяну ее вперед. Она немного спотыкается, но я оказываюсь рядом, чтобы подхватить ее, и вот она уже в моих объятиях, отплевываясь, когда дождь хлещет ей в лицо. В этот день она покрыта множеством своих толстых, странных шкур, покрывающих тело, и, пока я смотрю, они впитывают воду. Значит, пришло время их убрать. Я хочу почувствовать ее хрупкое тело рядом со своим, как в прошлый раз, когда мы проводили этот ритуал.

Она прижимается ко мне очень неподвижно, ее тело дрожит, когда я снимаю верхний слой с ее тела. Она не сопротивляется мне, но я также не чувствую ее запаха страха. Она как будто чего-то ждет. Но если она позволит мне сделать больше, то так тому и быть. Я снимаю тяжелую белую кожу с ее тела, и она с влажным стуком падает на дно таза. Теперь на ней более светлая кожа, которую она носит ежедневно. Она покрывает ее от шеи до середины бедра, прилипая к телу, когда впитывает воду.

Я ненавижу этот вид. Это еще один барьер, который отделяет ее от меня.

Я поднимаю взгляд на свою женщину, и ее глаза устремлены на меня. Ее губы приоткрыты, мокрые волосы прилипли к голове. Выражение ее лица — предвкушение, сладко смешанное со страхом и возбуждением. Я прикладываю один из своих затупленных когтей к ее шее, ожидая увидеть, как она отреагирует. Она едва заметно вздрагивает, и я чувствую это, а затем — запах ее возбуждения.

Ей это нравится.

Я хватаю странную кожу в пригоршню и наклоняюсь, чтобы сорвать ее зубами. Она задыхается, оставаясь совершенно неподвижной рядом со мной, когда я сдираю покрытие с ее тела, обнажая его своему взгляду.