Молчание Шахерезады - Суман Дефне - Страница 27

– Матап, вы знаете о случившемся?

Голос Эдит прозвучал громче обычного. Кислое выражение бабушкиного лица сменилось и вовсе хмурым, а Джульетта, отчаявшись прочитать написанное, протянула листок дочери.

– Ей-богу, я уже и не знаю, чего она хочет, – сказала она вместо ответа. – Каракули с каждым днем становятся все более непонятными. Посмотри. Если разберешь, что ей нужно, попроси у медсестры Лиз, пусть принесет. Бабуля твоя с самого утра чем-то недовольна.

Эдит искоса взглянула на листок. Как и у всех женщин в семье, почерк бабушки Жозефины напоминал арабскую вязь. Ничего не разобрать, особенно теперь.

– Может, она хочет воды?

– Предлагали уже. Нет, от воды она отказалась. Медсестра Лиз, благослови ее Господь, принесла из роддома особый шербет, которым угощают посетителей, что приходят поздравить рожениц. Но она и его не захотела. Не знаю, что и делать, дорогая. Твой брат был здесь. Мы вместе приехали на восьмичасовом поезде. Он предлагает нанять медсестру и забрать бабушку домой. Ну вот еще! Здесь, в больнице, есть все необходимое, а дома как она будет?

Понизив голос, Джульетта добавила:

– Мне кажется, твой брат просто скряжничает. Подумать только! Живет себе в Бурнабате, ни в чем себе не отказывает, а как только дело дошло до содержания бабушки в больнице, ему вдруг денег стало жалко. Как по мне, все это – чтобы угодить зятю, Филиппу. А он…

– Матап, – прервала ее Эдит. – Вы, должно быть, еще не слышали о случившемся? – Она смяла листок и посмотрела на Джульетту.

– А что такое, дорогая? Мадам Люпен нашла-таки жениха для своей уродины-дочки?

Джульетта рассмеялась неприятным, как прокисшее вино, смехом. Но, увидев, как потемнело и без того напряженное лицо дочери, быстро добавила:

– Слышала, слышала. Медсестра Лиз рассказала. Венизелос высадил войска в Смирне. Что ж, Ллойд-Джордж наконец своего добился. А наши все собрались в клубе «Спортинг». Давай и мы туда отправимся. Посмотрим немного, что там за суматоха. Ну, что скажешь? И Венизелос тоже прибыл?

Эдит пораженно глядела на мать, как вдруг в коридоре раздались шаги. Джульетта посмотрела на дверь:

– Вот и твой брат идет. Он обедал в ресторане Кремера.

Не успела она договорить, как в палату вихрем влетел Жан-Пьер. При виде его округлившихся от страха глаз и багровых щек Джульетта вмиг растеряла всю свою невозмутимость. Позабыв про лежащую на койке парализованную бабушку и про то, что в больнице следует соблюдать тишину, Жан-Пьер закричал срывающимся голосом:

– Они прямо на наших глазах убили людей. На наших глазах, представляете?! Мы все сидели у Кремера. И Уайтолл, и Жиру, и другие коммерсанты – решили пообедать вместе. Это же немыслимо! Среди убитых есть и гражданские. Они посрывали с турок фески и разодрали в клочья. Просто невероятно! Матап, вы меня слышите? Они взяли в плен Рауф-бея. Нашего соседа Рауф-бея! Того, который в банке секретарем работает! Смотрим, а они ведут его, наподдавая во все бока. Мы тут же выскочили наружу. Хорошо, что у него друзья среди американцев есть, – растолкали греческих солдат и спасли беднягу. И как раз заводили его в ресторан, чтобы Рауф-бей хоть в себя пришел, а тут кто-то открыл огонь по греческим солдатам с верхних этажей отеля… Рауф-бей слова вымолвить не мог. Оказалось, когда началась перестрелка, он как раз шел мимо казарм и, чтобы укрыться от пулеметов, нырнул внутрь. А когда турки вывесили в разбитых окнах белый флаг, всех, кто был в казармах, объявили военнопленными и куда-то погнали. Кошмар, настоящий кошмар. В жизни не видел такого варварства!

Джульетта прикрыла рот рукой и торопливо отошла от окна.

– Случилась перестрелка? Какая еще перестрелка? Что ты такое говоришь, Жан-Пьер? Кто в кого стрелял?

– Кто-то открыл огонь по греческим солдатам. Те, кто там был, говорят, что огонь якобы был со стороны моря, но солдаты бросились к Желтым казармам и начали поливать турок из пулеметов. А турки открыли ответный огонь, но в конце концов запасы иссякли и им пришлось сдаться. Потом греческие солдаты похватали на улицах всех, кто был в фесках, и куда-то увели. – Неожиданно он умолк и подбежал к окну. – А где Мустафа? Матап, где Мустафа? Нужно его найти. Немедленно! Как бы с ним чего не случилось. Кто-то должен найти Мустафу. Сейчас же!

– Прошу тебя, успокойся, – сказала Эдит. – Ты пугаешь бабушку. Присядь, посиди немножко. Принесите, пожалуйста, стакан воды, – обратилась она к медсестре. – Я сейчас пойду и отыщу Мустафу.

– Эдит, даже не вздумай! – вскричала Джульетта. – Жан-Пьер, скажи же ей, бога ради! Вы что, оба рехнулись? Ты отпустишь сестру в такой день одну на улицу?

Не обращая внимания на мать, Эдит усадила брата за стол у окна. От напряжения у него подергивалась щека, и вода выплеснулась из стакана. Джульетта, приложив руку ко лбу, металась по палате и тараторила как из пулемета:

– Что же нам теперь делать? Что? Насколько безопасно оставаться здесь? Нет, нет. Первым же поездом поедем в Бурнабат. Моп dieu! Но вокзал-то рядом с турецким районом… А что если поехать в Буджу? Эдит, во сколько поезд? Нет, так тоже нельзя. Ох, что же делать?.. Машина! Нам нужна машина. Жан-Пьер, прошу тебя, найди нам поскорее машину. Скажи Мустафе, пусть попросит Филиппа, чтобы выслал за нами принадлежащий компании автомобиль. А может, лучше в клуб «Спортинг»? Там безопасно? Как же так, и защитить нас, женщин, некому! Ах, боже мой! Зачем я только приехала сегодня в город!

Эдит покачала головой.

– Матап, прошу вас, не поддавайтесь панике. Вы же знаете, что с нами ничего не случится. Прежде всего надо найти Мустафу. Он тут же найдет экипаж до вокзала, и оттуда вы отправитесь первым же поездом домой. А я останусь здесь, с бабушкой. Никто не тронет больницу, над которой развевается французский флаг. Впрочем, думаю, Мустафа уже и сам позаботился об экипаже, как только услышал выстрелы.

Застыв на месте, Джульетта закричала:

– Эдит, что ты такое говоришь, девочка? Ты что же, хочешь остаться здесь? Среди этих разбойников? Совсем одна? Беззащитная? Нет, я этого не допущу. Ни за что! Разве ты не знаешь о той ненависти, которая копилась все эти годы среди местного населения? Не видишь, какая беда стучит в нашу дверь, какая трагедия вот-вот разразится? Нет, я ни за что не позволю тебе остаться одной в Смирне!

– А разве мы сами не местные, татап? Прошу, давай обойдемся без грубых обобщений. Мы живем со всеми в мире и согласии!

С раздосадованным лицом Эдит подошла к брату и положила руку ему на плечо. Жан-Пьер сидел упершись локтями в стол и обхватив голову руками. У Джульетты снова начался истерический припадок, и вывести ее из этого состояния было невозможно. Глубоко вздохнув, Эдит предприняла еще одну бесполезную попытку:

– Матап, пожалуйста, поверь мне. Ничего с нами в Смирне не случится. Если бы ты своими глазами увидела стоящие в заливе корабли, ты бы не переживала. И английские броненосцы, и американские корабли, и французские – все они там, в заливе. Они не допустят, чтобы мы пострадали. – В минуты волнения она говорила с матерью без должного почтения.

Жан-Пьер посмотрел на сестру покрасневшими глазами. Младший сын Джульетты Ламарк был очень на нее похож. Та же веснушчатая кожа, легко темнеющая на солнце, те же водянистые зелено-голубые глаза, те же острые черты лица. С возрастом сходство еще больше увеличилось.

– Эдит, я только что видел, как убили турецкого офицера, – заговорил он тихим голосом. – Он вел за руку маленького сына – и ничего больше. Один из солдат ударил его в спину прикладом. У турка пошла ртом кровь, он упал на землю. Мальчик ошарашенно смотрел, как отец корчится, плюя кровью. Потом мальчишку схватили и утащили на корабль, где собирали военнопленных. А ему и десяти нет. И все это случилось на глазах у всех нас, на глазах у адмиралов, которые смотрели на берег в свои бинокли с бортов тех самых броненосцев, о которых ты говоришь. Мы в ресторане Кремера поскорее задернули шторы, чтобы всего этого не увидел Рауф-бей – и так едва-едва отпоили его виски. Бедняга плакал, приговаривая: «Не ожидал от европейского народа такого зверства». Вот оно, благоговение турок перед Европой. Им кости ломают, а они всё о Европе плачут. Жалко смотреть!