Возвышение. Земли Ордена (СИ) - Игнатов Михаил - Страница 68

Честно говоря, про жадность и глупость было слышать обидно, но ни Седой, ни я, ни тем более Пересмешник ничего духу не возразили. Глупо возражать таким словам, сидя в городе, который сейчас никто построить не может, в городе, больше похожем на горный пик, в городе, уходящем вершиной за облака. И, тем более, глупо возражать таким словам духу, которого сейчас никто из живущих создать не может. Древние были велики и могучи. И да, они знали побольше нашего в Возвышении и пути к Небу.

— Вы потеряли чудовищно много, — вздохнул Изард и замолчал, глядя на нас странным взглядом.

Я подождал вдох, другой, подождал десять вдохов, но дух всё молчал и молчал, а это никак не помогало мне с моей проблемой, поэтому я решился и заговорил, тщательно подбирая слова:

— Старший, так подскажи, как возместить эти потери, как…

Видимо, подбирал плохо, потому что Изард взорвался возмущением, не дав мне договорить:

— Возместить? Как возместить упущенные годы? К твоим годам ты должен был уже вступить на путь мастерства в игре на цине, подготовить почву для понимания эссенции и начать понимать мир. Как ты возместишь упущенные годы? Придёшь ко мне через одиннадцать лет, когда будешь готов? Но названные мной годы справедливы для того, у кого есть немного терпения и немного таланта. А если у тебя таланта музыки и вовсе нет? Сколько ждать, тридцать, сорок лет?

— Можно сократить годы обучением в растянутом времени жетона, — заметил я.

— Умник, — скривился Изард. — У этого пути столько же недостатков, сколько и достоинств, а главное, с чего ты решил, что в названные мной года не включены и месяцы игры в жетоне?

После этой отповеди дух замолчал, прожигая меня взглядом своих разных глаз, но пламени в них было всё же больше, чем синевы. Молчал и я. Что я мог сказать ещё? Напомнить ему, что у меня в его городе осталось всего буквально месяц? И то, лишь потому, что перед порталом Истока я решил перестраховаться и удвоить время своей отлучки? По-хорошему, мне бы уже сегодня с Изардом проверить, получается ли открыть портал в Исток или нет?

Но и уйти отсюда так быстро, так легко, получив лишь лечение, лечение, о котором я не просил и необходимость которого даже не ощущал… Этого было слишком мало для жадного меня.

— Хорошо, хорошо, — Изард неожиданно сам прервал молчание, поднял взгляд к потолку, — или, лучше сказать, к Небу? — Давненько в моей жизни не было испытаний, я уже и позабыл, каково это, — опустив взгляд, он сурово глянул на меня. — За четыре года ты должен был овладеть основами, самое малое. Теперь я хочу оценить меру твоего таланта. Достань цинь.

Я отвёл руку в сторону и уже через миг сжал пальцы на лакированной древесине.

Изард поджал губы и процедил:

— Сумеем ли мы добраться до самой игры или я вышвырну тебя из города раньше?

Спину укололо незримой сталью, всего на миг, но явственно, а это означало, что дух вновь разъярился настолько, что допустил мысль о моём убийстве. Я напрягся, лихорадочно пытаясь понять, что не так, осторожно произнёс:

— Этот цинь мне достался трофеем в Первом поясе, он не очень хорош, но…

— Сам вижу, что он сделан рукой какого-то подмастерья, не более, — оборвал меня Изард. — Но разве это даёт тебе повод так презрительно относиться к труду этого человека?

Я в изумлении распахнул глаза. Чего?

— Урок первый! — голос Изарда звенел струной, заставляя подаваться вперёд, чтобы встретить эти сотрясающие тело удары и не упасть. — Музыкант должен уважать свой инструмент, ценить его, считать его более дорогим, чем… чем… В твоём случае, более дорогим и ценным, чем твоё любимое оружие. Невозможно постичь мастерство игры, презирая инструмент, на котором играешь.

Под требовательным взглядом Изарда я склонил голову:

— Я понял, старший.

— Что ты понял⁈ — только Опора позволила мне остаться на месте, а не быть сметённым гневом духа. — Что ты понял, если продолжаешь так пренебрежительно держать цинь? Двумя руками, бестолочь, двумя руками возьми его! Перестань хватать за струны!

Я поспешно перехватил цинь, держа его теперь на двух руках, словно ребёнка, и исподлобья, тайком поглядывая на Изарда, чьё лицо было искажено в гримасе злости, а волосы шевелились, словно тончайшие змеи, только шипения не хватало для полноты картины.

— Доберёмся ли мы оба до конца даже первого урока? — вместо своих волос зашипел сам дух, — Или, может быть, я прибью такого нерадивого ученика своими руками? А может, я быстрей лопну от злости? Что молчишь?

— Не знаю, что сказать, старший.

— Скажи мне ещё раз, что это за цинь и кто его сделал. И не разочаровывай меня, Наследник и держатель договора, сделай вывод из того, что я только что тебе сказал.

Дарсов дух! Взгляд, впрочем, я предпочёл упереть в пол, чтобы хоть так скрыть охватившую меня злость. Он что, решил воплотить в себя все самые худшие черты моих старейшин? Это ещё хуже, чем назвать самую главную ошибку и три менее главных. Повтори слова, используя вывод, который сделал? Я сделал вывод, что безумный Изард повёрнут на этой дурацкой игре и инструменте!

Я собрался, выбросил лишнее из головы, повторил про себя всё то, что только что высказал мне Изард и осторожно, опасаясь каждого своего слова, произнёс:

— Этот инструмент не из тех, что великие. Он достался мне трофеем и дорог, как память. Он прошёл со мной множество дорог и даже выручал меня в битвах.

— Выручал в битвах, — застонал Изард и спрятал лицо в ладонях. Глухо спросил сквозь пальцы. — Ты что, бил драгоценным инструментом по головам врагов?

— Нет, я…

Он не дал мне договорить:

— Принимал на него удары мечей и техник?

— Нет! — возмутился я, слабо понимая, как всего лишь цинь мог бы выдержать удар какой-нибудь, пусть даже самой простой техники. — Я маскировал его музыкой свой талант Указов.

— О-о-о! — Изард опустил ладони и вновь взглянул на меня. — Достойно. Продолжай.

Я облизал пересохшие губы, пытаясь придумать, что ещё можно добавить к уже произнесённому.

— Не подсказывать! — рявкнул вдруг Изард, голос его зазвенел струной едва-едва, но судя по тому, как позади него снесло Седого, отшвырнув того на десяток шагов, так казалось лишь мне, которого гнев духа обошёл стороной. — Что? — Изард напомнил мне, что мне бы сейчас переживать о себе, а не о Седом. — Больше ничего не можешь добавить?

Я не стал продлевать мучения, согнул спину, по-прежнему удерживая перед собой цинь.

— Простите, старший.

Изард скрипнул зубами и едва ли не прорычал:

— Урок второй! Говоря о цине идущий обязательно должен похвалить труд мастера, который его сделал, сказать несколько тёплых слов о самом инструменте, выделив хоть что-то: лак, материал струн, полировку основы или выдержку дерева этой самой основы. Затем похвалить звучание, дав красочное сравнение его звукам, — Изард тяжело вздохнул. — Хотя, о чём я? Если я попробую выжать из тебя такое сравнение, то что услышу? — явно передразнивая мой голос, он гнусаво, запинаясь, протянул. — Это, оно, оно как бы звенит, звенит, словно удар меча в меч, старший. Дальше! — голос его вновь стал обычным, не изменённым, но продолжил сочиться гневом. — Прими позу играющего.

Я осторожно, полагаясь не на то, как мне удобно, а вспоминая позу музыкантши, согнул колени, опускаясь на пол и тщательно повторяя то, что держал перед глазами. Спину ровно, левая ступня над правой, колени ниже, ближе к камню пола, цинь ровно на коленях, так, чтобы справа между опорой-коленом и краем циня помещалось две ладони. Медленно провести руками по нижней деке циня, поймать на ладонь правой шнуры и пропустить их сквозь неё, словно огладив, левой рукой же огладить драконьи дёсны. Вывести руку наверх, расположить их над самыми струнами и замереть, глядя на Изарда.

Тот дёрнул верхней губой:

— Приемлемо. Грубо, не изящно, с внутренним напряжением, которое непременно отразится на игре, но приемлемо, — я не успел даже вздохнуть от облегчения, как Изард рявкнул. — Для первого года обучения! Ты же сказал, что учишься уже четыре года! Позор!