Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка (СИ) - Кальк Салма - Страница 10

Мои сёстры, Эдмонда, баронесса Клион-сюр-Экс, и Тереза де Тье, получили свою долю нашего фамильного имущества в момент выхода замуж в качестве приданого. Я полагаю это достаточным, и считаю, что обе они в состоянии далее позаботиться о себе и своих близких самостоятельно.

Мой племянник, барон Клион-сюр-Экс, должен не ждать подачек от родни, а пойти на службу и научиться заботиться о себе и своей матери.

Далее считаю нужным выделить следующие суммы следующим людям…

…Господин Тиссо читал громко и с выражением, а я думала. Вообще сказано ясно — является наследницей. Но — это завязано на младенца, которого носила Викторьенн, и которого уже нет. Поэтому… сейчас увидим.

Из списка людей, которым причитались суммы денег, я запомнила только господина Фабиана — за беспорочную службу ему полагались две тысячи золотых ливров, и дальше — прежнее жалование, которое не может быть пересмотрено без его участия и согласия.

— И на этом всё, подпись: Гаспар де ла Шуэтт. Третьего июня тысяча семьсот шестьдесят восьмого года, Паризия. Свидетели, — в этом месте он почему-то усмехнулся, — Пьер Прюэтт, Роже Пти Во, и — Анри де Роган, герцог де Монтадор.

Тереза ойкнула, Симон подавился какими-то словами, я же ничего не поняла. Какие-то свидетели, да?

А госпожа баронесса пошла в наступление.

— Господин Тиссо, тут ясно сказано — носит ребёнка. Но нет никакого ребёнка! Нет! Никого она не носит! И значит, главное условие не выполнено!

Она вскочила и наставила на меня свой палец, и будь её воля — убила бы меня этим пальцем.

— Не вина госпожи де ла Шуэтт, что нет ребёнка, — вступил господин Фабиан. — Мы до сих пор не знаем, кто напал на экипаж господина Гаспара. Королевский дознаватель придёт сегодня после обеда, возможно, он расскажет нам что-то новое. А пока — мы слышали волю господина Гаспара, и я думаю, вам, госпожа баронесса, следует отнестись к ней с уважением.

— Да бред это собачий, а не воля! Почему она? Ребёнка нет, значит — нужно разделить всё между нами с Терезой! Тереза, отчего ты молчишь?

— Я покорна воле Гаспара, — произнесла Тереза с непередаваемой улыбкой. — И советую тебе, сестрица, сделать то же самое. А если ты будешь добра, то Викторьенн может проникнуться твоими бедами и помочь тебе.

— Невозможно! Он сошёл с ума на старости лет! — продолжала вопить, не подберу другого слова, госпожа баронесса.

— Сядьте, маменька, — сказал Симон. — Мне вот странно, отчего не сказано ни слова о том, что будет, если ребёнок не родится, и если она сама умрёт! — кивнул он на меня. — Потому что в этом случае всё должно вернуться в семью!

— Об этом господин де ла Шуэтт не сказа ли слова, — покачал головой господин Тиссо. — Что вы скажете, госпожа де ла Шуэтт? Отчего вы молчите? Принимаете вы все связанные с этим имуществом обязанности?

— Принимаю, — сказала я.

— А вы уверены, что это подлинник? Вдруг подделка? — продолжала своё баронесса. — Гаспар не мог обездолить единственного племянника! Вы сговорились… с этой вот!

— Перестаньте нести чушь, госпожа баронесса, — мне хотелось одного — чтобы она уже наконец-то замолчала.

Баронесса с громким звуком захлопнула рот — зубы так и клацнули — и упала на свой стул. Стул скрипнул.

— Я это так не оставлю! Я опротестую! Именем Симона! — выдохнула она.

— Как же, а свидетели? — спросила я наугад.

Я не знала ни одного из названных. Не могла знать. И не представляю, знала ли их Викторьенн. Спрошу, наверное. Хоть бы и у Терезы.

— Вот именно, свидетели, — улыбнулась Тереза. — Я не знаю, кто таковы двое первых, но в подписи его высочества ты тоже готова сомневаться, сестрица?

Его… высочества? О как. Где наш Гаспар взял целое высочество? Как я поняла, он стремился скорее крепко стоять на земле, чем летать высоко?

— Ну какие дела могли быть у Гаспара с его высочеством, сама подумай, — раздражённо бросила баронесса. — Там никакого принца и близко не было! Приписали для солидности, и всё, так ведь, господин Тиссо?

А тот лишь улыбнулся.

— К вашему сожалению, госпожа баронесса, его высочество был в тот день у меня по своим делам. И господин де ла Шуэтт попросил принца заверить своей подписью документ, и принц не отказал. А двое других — случайные прохожие, которые никак не могли получить ничего по тому завещанию.

— Наверное, принц просто не читал, что подписывает, — заявила баронесса.

— Наверное, не стоит так говорить о принце, — вмешалась я.

Знать не знаю, что за принц, но — не будь тут его подписи, мне бы не досталось ничего, баронесса бы плюнула на последнюю волю брата и растёрла, да и всё.

— Госпожа де ла Шуэтт, раз вы готовы принять наследство, то вы должны знать следующее, здесь есть некоторые условия на отдельном листе.

Как всегда, маленькие буквы в конце. Почему я не удивлена?

— Излагайте, — разрешила я ему.

— Первым пунктом идёт запрет на продажу какой-либо части имущества до совершеннолетия предполагаемого наследника, но — этот пункт уже упоминался в самом тексте и более не имеет смысла. Но далее сказано, что вы не должны получать дохода меньше, чем получал господин де ла Шуэтт. А если вдруг так произойдёт, то вы должны быть отстранены от управления имуществом и какого-либо влияния на него.

— Но позвольте, если бы наследником стал мой нерождённый сын, — кстати, никто ж не усомнился даже, что сын, а вдруг это была дочь? — то это было бы понятно. Мне надлежало бы хранить, следить и преумножать. Но сын не родился, и я ещё желаю выяснить, кому это понадобилось, — я как могла сурово посмотрела на баронессу и Симона. — И скажите тогда, отчего же я должна быть отстранена от управления? Если я принимаю это наследство сейчас, то доходы с него — это уже только моё дело, не так ли?

Господин Тиссо изумился. Нет, очень изумился. Как будто портьера заговорила, да? Или дверной косяк?

— Да, это верный вывод, но вы ведь понимаете — записанная воля завещателя, — ласково, как дурочке какой, сказал он.

— Так и о ребёнке тоже написано, но ребёнка нет. А о другой версии развития событий он не подумал и не позаботился.

Дома есть чёткий закон, что, кто и когда. Наследники первой очереди и всех последующих. И наверное, в такой ситуации тоже есть выход, я не юрист, не знаю. А тут что?

— Я буду судиться, ясно? — сообщила нам госпожа баронесса.

— Ваше право, Эдмонда, — сказала я. — Но я буду отвечать, вы ведь понимаете это?

Она прошипела что-то неразборчивое.

— Должна ли я что-то где-то подписать? Заявить? Сделать? И что мне нужно сделать, чтобы быть избавленной от внимания посторонних лиц к моим возможным доходам?– спросила я у господина Тиссо. — Понимаете, доход любого предприятия — это коммерческая тайна. И кстати, кто таковы эти посторонние лица и что они понимают в ведении бизнеса?

— Господин де ла Шуэтт поручил мне подобрать таких людей, — поклонился Тиссо.

— И думать забудьте. Иначе, кроме иска от госпожи баронессы, получите ещё и иск от меня.

Ему как в лицо прилетело, честное слово.

— Вот, подпишите. Что выслушали, поняли и не имеете претензий, — он протянул мне чернильницу и… перо, да? Птичье… от реальной птицы перо?

Я, конечно же, знала, что раньше писали перьями. Но не думала, что доведётся самой.

— Претензии как раз имею. Но — выслушала и поняла.

Я так ему и написала — «выслушала и поняла», изрядных усилий стоило нацарапать разборчиво.

Так, а на каком языке я вообще пишу? Явно не на русском и не на знакомом мне французском. Память тела, да? Пишу, и ладно. Чем-то ещё порадует память тела? Вдруг чем-то полезным?

Он отдал мне одну из копий завещания, и вышел, только что дверью не хлопнул. Следом побежала госпожа баронесса, за ней спешил Симон.

— Викторьенн, вы так боролись, я изумлён, — медленно произнёс господин Фабиан. — Неужели вы желаете управлять имуществом господина Гаспара? Вы же не знаете об этом ничего?

— Я намерена разобраться, — сообщила я ему как можно более непреклонно.