Дракон и роза - Джеллис Роберта - Страница 34

– Пойнингс, пусть герольды пощадят тех, кто сложит оружие – сказал Генрих.

Генрих не чувствовал удовлетворения. Глядя на растерзанное поле, на разбросанные тела и слыша стоны раненых, Генриху стоило больших усилий подавить приступ тошноты. Ни один человек не беспокоил их маленькую группу. Котени зажал свой бок рукой и прильнул к красному знамени, которое слабо развевалось на ветру. Остальные наблюдали конец сражения. У подножия низкого холма, на котором находился Генрих, сражение в конце концов закончилось, как только была уничтожена стража Глостера. Наступила тишина, прерываемая лишь всхлипываниями тех, кто потерял кого-то или что-то дорогое, и стонами раненых. Один за другим совет Генриха собрался возле него. Все они были уставшими, истекающими кровью, но благоговеющими перед содеянным – все кроме Уильяма Брэндона. Пембрук пришел последним. Он подъехал медленно, слез с лошади и встал на колени перед своим племянником.

– Я не смог убить Глостера для тебя, сир. Я искал, но не смог его найти.

Тюдор соскользнул с лошади и поднял своего дядю с колен.

– Спасибо Господу, он уберег тебя для меня. Топор палача решит судьбу Глостера, если уже не решил. Действительно, мы должны поблагодарить Господа за все. Только благодаря его помощи мы все преодолели. Давайте поищем Уильяма. Я хотел бы, чтобы мы были все вместе в этот час благодарения.

Брэндон лежал там, где упал. Кровь подсохла и стала коричневой. Генрих приподнял забрало и посмотрел на спокойное лицо, затем перекрестился и начал молиться. Все члены совета опустились на колени. Над ними развевался красный флаг с изображением дракона, как кровавый символ победы. Генрих снял латную рукавицу и дотронулся тремя пальцами до лица Брэндона.

– Прощай Уильям. Мы больше не будем смеяться вместе. Отныне земные заботы не потревожат твою душу. Я обещаю быть вторым отцом твоему сыну.

Он поднялся с колен, сделал глубокий вздох и поднял голову.

– Чени, – живо сказал он. – Присмотри, чтобы тело Уильяма охраняли. Он спас мне жизнь ценой своей жизни, и я хочу, чтобы его похоронили со всеми почестями. – Генрих посмотрел вокруг. – Оксфорд, – он сделал паузу и протянул свои руки, которые Джон Вере крепко сжал, – я не оскорблю тебя, воздав хвалу твоему мужеству, это не является чем-то новым для тебя. Но я хочу доказать тебе свою признательность: я доверяю тебе свою безопасность. Ты будешь констеблем Тауэра, лорд-адмиралом, – губы Генриха задрожали, когда он мысленно добавил: – когда у нас будет флот.

Филиберт де Шанде вышел вперед.

– Сир, вы запретили захватывать добычу, но после сражения мои люди… – Он беспомощно пожал плечами. Лицо Генриха застыло.

– Котени.

– Да, сир? – Эдвард попытался выпрямиться, сжимая свой бок рукой, покрытой красными пятнами.

– Нет, я забыл, что ты ранен. Оксфорд, это работа для тебя, если ты не переутомлен.

– Я не отдыхал, – улыбнулся де Вере. – Но я в вашем распоряжении пока не умру.

– Собери английские войска и размести их так, чтобы они могли следить за французами.

– Они выступят против нас, – зло сказал Шанде. Он презирал этих опустившихся людей, которыми командовал, но их всех разрешил ему взять французский двор.

– Пусть они в таком случае раздевают мертвых, – сказал Генрих с горькой гримасой. – Но они не должны трогать раненых. При необходимости пригрозите заключенным, что им не дадут свободу, Нед! – Пойнингс обернулся. – Возьми любого человека и поищи тело Глостера. Если не найдешь, спроси, может быть, кто-нибудь видел, как он убегал по полю.

– В этом нет необходимости. – Уильям Стэнли стоял немного поодаль от группы, улыбаясь. – Я сразил Глостера собственной рукой. – Генрих пристально посмотрел на него, но сэр Уильям отвел глаза. – Я могу показать Пойнингсу, где лежит тело.

– Иди с ним, Нед. Глостера следует выставить напоказ голым, чтобы все его видели, – сказал Генрих холодно. – Я не желаю распространения слухов о том, что он жив и готов причинить вред моему правлению. Принесите обратно корону, которую он осквернил. Смерть очистила ее и теперь она моя.

– Она здесь, Генрих, сир.

Лорду Стэнли было сказано, что он может называть короля по имени, но он для большей безопасности добавил слово «сир», встретившись с холодными серыми глазами.

Уильям наклонился и резко что-то прошептал брату, когда Генрих повернул голову, ища взглядом Пембрука. Он хотел взять корону из рук человека, который так долго охранял его жизнь, но Пембрук был все еще верен своим сумасшедшим валлийцам и поспешил помочь Рису обуздать его бешеных воинов, пока гнев Генриха не обрушился на их головы. Тюдор повернулся назад как раз вовремя, чтобы получить корону, надетую лордом Стэнли на его шлем. Его лицо побелело, превратившись в маску, в то время как все его существо переполняла жгучая ярость.

Рука Генриха внезапно потянулась вверх, чтобы сорвать потрепанный золотой венец с головы, но это была корона Англии и не имеет значения, как она ему досталась. Его рука замерла, лишь дотронувшись до символической короны. «Она пришла от моей матери, – подумал Генрих, – человек в ее руках только орудие».

– Благодарю вас, – на его губах появилась холодная хмурая улыбка. – Тот, кто женат на графине, должен быть графом. Дарую вам, лорд Стэнли, с этого времени титул графа Дерби. – Он отвернулся: – Эджкомб, позовите ко мне герольдов и писцов, если найдете. Соберите вместе также и командиров всех сражавшихся групп, а также пленных. Я должен сказать то, что должно немедленно распространиться по всей стране.

Они собрались вместе – выжидающие победители и мрачные напуганные побежденные. Генрих отделился от группы, окружавшей его. Людская масса всколыхнулась, как будто ветер прошел по ней, и раздались возгласы: «Король, король!» Тюдор взглянул на людское море, подумав вначале, смогут ли его услышать в дальних рядах, но затем, испытывая внезапный приступ страха, решил, что вряд ли произнесенные им слова будут что-то значить для них. Неужели борьба между Ланкастером и Йорком зашла слишком далеко? Сможет ли хоть что-нибудь залечить раны? Смыть горечь? Сплотить нацию в единое целое? Почему ему самому, чья задача в этом и состояла, приходилось заставлять себя принимать решение, когда он думал о женитьбе на дочери Йорка.

– Да здравствует король Англии!

Из толпы раздался одинокий голос, и Генрих поднял руку вверх, чтобы сдержать взрыв одобрительных возгласов.

– Мой народ, мы созвали вас всех здесь вместе для этой цели. Мы – король Англии и англичан, – Тюдор сделал паузу, еще больше возвысил голос, дабы звучал он значительнее. – Англичане! Никогда больше отец не пойдет против сына, а брат против брата. С этого момента на этой земле, которую так долго раздирала на части борьба, что она стала объектом насмешек для всех народов, не будет больше существовать Ланкастер или Йорк. Есть только англичане. Давайте теперь, когда появился первый символ прихода новых и лучших времен, перевяжем раны друг другу и отдадим почести тем, кто пал в этой несчастной борьбе. Наше распоряжение как короля всех англичан состоит в том, что никому, кто добровольно признает нас королем, не будет нанесен ущерб. Когда раненые будут присмотрены, а убитые похоронены, пусть все люди мирно разойдутся по своим местам, взяв с собой свою лошадь, сбрую и оружие. Эта нация больше не находится в состоянии войны. Всякий может уйти с этого поля с тем, что принес сюда. Всякому, кто грабит или наносит вред нашим людям, война больше не послужит оправданием. Война закончена! Идите с миром, люди.

Наступил момент гробового молчания. Война между Алой и Белой розой велась в прошлом с возрастающим ожесточением. Победители грабили побежденных, и списки объявленных вне закона и конфискованного имущества занимали много страниц в бумажных свитках парламента.

Затем рев вознесся до самых небес.

– Король Генрих! Король Генрих! Да здравствует король!

– Сир, вы что, с ума сошли? – прошипел лорд Стэнли, отбросив всякую предосторожность.