Беркутов-Туманный. Икона Стиля (СИ) - Горъ Василий - Страница 28

— Игнат Данилович, мне бы не мешало вернуться в родовое поместье и продолжить работу…

— Летите. На «Антее». Только возьмите с собой четырех ветеранов.

— Не многовато? — нахмурился он.

Я отрицательно помотал головой:

— В Никитино — рота вояк, не сумевших взять ни одну из гражданских целей, так что соваться в этот район никто из наших недругов не рискнет. А к вам нагрянуть могут. Кстати, в случае чего не вздумайте вступать в бой — уходите под пелену теневика впятером, срубайте хвост и вызывайте нас.

— Понял. И принял… — спокойно сказал он, взял из рук андроида чашку и пригубил ароматный напиток.

Я перевел взгляд на его соседку и вопросительно выгнул бровь.

Недотрога мягко улыбнулась:

— Я никуда не собираюсь, а к вам зашла за компанию. Пожелать доброго утра и сообщить, что мои в восторге. В основном из-за результатов ночного боя: по их мнению, служить господам, которые не только не прячутся за спины бойцов родовой дружины, но и принимают активнейшее участие в любом боестолкновении — лучшее, о чем можно мечтать. К слову, очень высоко оценивают и тактический прием, позволивший заблокировать в автомобилях основную ударную силу врага, и командование. А о боевых и премиях уже не вспоминают — поверили в то, что не скупы и не обманываете, вот и сдвинули финансовый вопрос на последние места личных табелей о рангах.

— А что Ульяна? — внезапно спросила Света. Как мне показалось, с легкой подковыркой. И Надя ответила на не заданный вопрос:

— Продолжает фанатеть. Сегодня утром построила Торопову…

— Повара?

— Да: та вышла из комнаты без четырех минут семь и никуда не спешила. Вот Шпага и взорвалась. В смысле, объяснила, что у нас в роду опоздания на рабочее место или место службы не в чести. Даже тогда, когда присутствия там, вроде как, и не требуется. Голоса не повышала, угрожать не угрожала, но к концу воспитательной беседы Лариса Павловна была бледной, как смерть.

— В общем, лютует… — подытожила младшенькая и не угадала:

— Была бы рада. Но этот случай — единичный. А так вся прислуга работает с душой. Вот бедняжка и мучается…

…Валерий Константинович уехал сразу после завтрака, Недотрога ушла терроризировать Ульяну и оставшуюся четверку подчиненных, а мы умотали в комнату релаксации, попадали в широченные и чертовски уютные кресла, приглушили свет и продолжили планирование ближайшего будущего. Вернее, начали планировать. Но стоило обсудить целесообразность «прогона» трех-четырех ветеранов через программу подготовки «боевых» целителей, как мне прилетело сообщение от Лизы.

«Доброе утро, Игнат Данилович! Как и обещала, вытребовала и уже заполнила форму, открепляющую меня от школьных целителей. Теперь дело за подписью Ксении Станиславовны. Позвонить ей напрямую? С уважением, Елизавета…»

Я набрал целительницу, выяснил, где она находится, и попросил заехать в школу к Максаковой-младшей, дабы не только подписать этот документ, но и «показать флаг». Получив ожидаемый ответ, поблагодарил за понимание и написал юной Ратнице:

«Доброе утро, Лиз! Ксения Станиславовна ехала в клинику, но по моей просьбе согласилась сделать небольшой крюк и заглянуть в твою школу. За пять минут до прибытия позвонит, так что проблема с формой, считай, решена. Как одноклассники отреагировали на новость о твоей инициации?»

Ответ на этот вопрос пришлось зачитывать вслух. Чтобы повеселились и девчонки:

«Девчонки передохли от зависти при виде моего определителя ранга, а мальчишки — при виде разделочного ножа работы Валерия Константиновича. Лешка Королев — брат вроде как гения поколения — заявил, что я не могла инициироваться до достижения четырнадцатилетия, ибо это невероятно сложно. Но мой аргумент — каменный шип, воткнувшийся в его рюкзак — опровергнуть не смог. А потом был вынужден заплатить мне виру, так как фактически обвинил меня во лжи. Да, деньги небольшие — тысяча рублей — но у него на личном счету было всего тысяча пятьдесят шесть, а забирать все я сочла неправильным. В общем, сижу на уроке и умираю от гордости — это первая вира, которую я выбила сама!»

Света, отсмеявшись, назвала Максакову пока еще мелким, но злобным Кошмариком, Иришка предсказала, что школу этого ребенка ждут большие потрясения, а Оля ограничилась одним-единственным словом:

— Умничка!

Вот я ее и сдал:

«Наставница назвала тебя умничкой, а вся остальная команда, включая меня, в восторге. О, Света требует, чтобы ты ей позвонила после уроков и рассказала все-все-все во всех подробностях. На этом все. Не отвлекаем…»

К планированию ближайшего будущего вернулись только минут через десять — младшенькая поймала смешинку и щедро делилась ею со всеми нами. А после того, как, наконец, посерьезнели, мне позвонила Надя и доложила, что к нам, вроде как, рвется в гости некий Петр Антонович Томашевский.

— Остановили на въезде в район? — на всякий случай уточнил я.

— Так точно! Он заявил, что дозвониться к вам физически невозможно, а его дело не терпит отлагательств.

— О, как! — восхитился я, выслушал язвительный комментарий Дайны и озвучил принятое решение: — Что ж, передай воякам, чтобы пропустили, потом пошли кого-нибудь встретить и проводить ко мне в кабинет. Кстати, если он не один, то сопровождающих из автомобиля не выпускать и приглядывать за ними все время пребывания в нашем гараже.

Как только Надежда отключилась, я заставил себя подняться на ноги и поплелся переодеваться. По дороге набрал Фридмана, описал создавшуюся ситуацию и попросил незримо поприсутствовать на предстоящей беседе. Лев Абрамович согласился, выслушал ценные указания, предложенные БИУС-ом, заявил, что все запомнил, и затих. А я неспешно переоделся, обулся, позволил Оле сбрызнуть меня одеколоном, оценил яркость энергетических систем пары мужчин, въехавших в наш гараж, и презрительно поморщился: младший сын главы рода Томашевских являлся либо слабым Рындой, либо посредственным Витязем!

Девчата пришли к такому же мнению, но ограничились жестикуляцией, ибо помнили, что адвокат продолжает висеть на связи. Вламываться в кабинет не стали — пожелали удачи и умотали в комнату отдыха. А я вошел внутрь, оценил размеры и обстановку помещения, счел, что оно мне нравится, обошел стол руководителя из какого-то темно-красного дерева и рухнул в широченное кресло из натуральной кожи.

Расслаблялся — вернее, разглядывал энергетику Рынды — все время, пока его поднимали на лифте и вели к кабинету по коридору. А после того, как Надя открыла дверь и впустила внутрь гостя, неспешно встал, поздоровался, жестом предложил Томашевскому усаживаться в одно из кресел и прервал излишне витиеватую вступительную речь:

— Петр Антонович, я прервал вторую утреннюю тренировку и согласился вас принять только потому, что дело, которое вас ко мне привело, вроде как, не терпит отлагательств. Поэтому располагайтесь и приступайте — я вас очень внимательно слушаю.

Мужчина, выглядевший кем угодно, только не добытчиком, недовольно поджал тонкие губы

и заявил, что его дело требует обсуждения тет-а-тет.

Я пожал плечами, отпустил Недотрогу заниматься своими делами, дал незваному гостю время опуститься в кресло, вопросительно выгнул бровь. И, видимо, чем-то взбесил, так как «ходок» потемнел взглядом, прищурился и не сразу взял себя в руки:

— Итак, молодой человек…

— Игнат Данилович. Глава рода Беркутовых-Туманных… — бесстрастно напомнил я, почувствовал, что он вот-вот взорвется, и холодно процедил: — Если вы собираетесь строить из себя умудренного жизнью взрослого, то дверь — вон там. И еще: третьей попытки начать разговор я не дам. Каким будет ваш выбор?

Он прикрыл глаза, медленно выдохнул и… улыбнулся: