Странник века - Неуман Андрес Андрес - Страница 14

Господин Цайт заметил темные круги под глазами Ханса и откашлялся. Добрый день, сказал он, уже пятница! Да, неохотно отозвался Ханс. Но тут же подумал: Пятница! сегодня будет Салон! Немного оживившись, он инстинктивно пригладил волосы и внезапно испытал симпатию к колышущемуся пузу хозяина. Знаете, господин Цайт, сказал он, чтобы начать разговор, я вот все думал, почему у вас нет других постояльцев? Вам не нравится наше обслуживание? господин Цайт, казалось, обиделся. Я этого не говорил, поспешил исправиться Ханс, просто меня удивляет, почему здесь так безлюдно. Ничего удивительного, проговорил за его спиной голос госпожи Цайт. Ханс обернулся и увидел, что хозяйка приближается к ним с охапкой дров в руках. У нас так каждый год, продолжала она, зимой постояльцев почти нет, но начиная с весны, а особенно летом работы хватает, приходится даже нанимать двух горничных, чтобы обслужить все номера. Господин Цайт почесал брюхо. Если вы пробудете у нас до конца сезона, то сами сможете убедиться. А еще вот что, продолжал Ханс, где тут у вас отправляют телеграммы? я не видел ни одного телеграфа. В Вандернбурге нет телеграфа, ответил господин Цайт, он нам не нужен. Когда мы хотим что-то друг другу сказать, то идем и говорим.

А если мы хотим кому-то написать, то дожидаемся почтальона и отдаем ему письмо. Мы люди простые. Такими нам и нравится быть.

Лиза! несешь ты белье или нет? закричала вдруг госпожа Цайт. Лиза вошла со двора с корзиной заледеневшего белья. На лице ее застыло раздражение, волосы припорошил снег. Увидев в коридоре Ханса, она шмякнула об пол корзину, как не свою, и поправила слегка задравшийся свитер. Вот, матушка! сказала она, глядя на Ханса. Добрый день, Лиза, поздоровался Ханс. Добрый день, улыбнулась она. Холодно сегодня? спросил Ханс. Холодновато, ответила она. Заметив у него в руке чашку, Лиза спросила: Матушка, кофе остался? Не сейчас, ответила госпожа Цайт, сейчас иди за покупками, а то уже поздно. Лиза вздохнула. Ну что ж, сказала она, тогда до свидания? До свидания, кивнул в ответ Ханс. Лиза закрыла за собой дверь, а Ханс, господин Цайт и его жена больше не обмолвились друг с другом ни словом. Лиза зарыла щеки в воротник пальто. Она улыбалась.

Снег почти стер с лица земли улицу Старого Котелка, окна, крыши домов, прилегающие дороги, пригородные тропинки. По небесному своду над Вандернбургом кто-то упорно передвигал тяжелую мебель.

Профессор Миттер беседовал с господином Готлибом, и пламя мраморного камина освещало его парик. Госпожа Питцин вышивала, украдкой вслушиваясь в их разговор. Господин и госпожа Левин заглядывали друг другу в лицо и учтиво улыбались. Альваро что-то говорил Хансу и увлеченно махал руками. По другую сторону камина, рядом с креслом своего отца, стояла Софи и при помощи невидимых нитей передавала тему разговора от одних гостей к другим. Ханс был доволен: по причине неотложной встречи с недавно прибывшим в Вандернбург графом Руди Вильдерхаус снова не смог прийти. Его усадили в кресло рядом с Софи, и каждый раз, когда она говорила и ему хотелось на нее взглянуть, он вынужден был выкручивать шею. Как и всякий новичок, Ханс находился под пристальным наблюдением, по крайней мере, так ему казалось, и вести себя неблагоразумно он не решался. Поэтому он стал потихоньку двигать кресло каждый раз, когда вставал или менял позу, и постепенно сумел переместиться в зону видимости большого круглого зеркала, висевшего на противоположной от камина стене, получив, таким образом, возможность, не нарушая приличий, следить за движениями и взглядами Софи. Он не знал, разгадала ли она его оптический маневр, но картинные позы, которые она принимала в своем кресле, показались ему подозрительными.

Лично я, говорил господин Готлиб, сомневаюсь в уместности Таможенного союза[6]. Подумайте, друзья мои, какая вспыхнет чудовищная конкуренция и, как знать, не закончится ли она разорением всех мелких коммерсантов и всех семейных предприятий, которым всегда так трудно удерживаться на плаву. Напротив, господин Готлиб, возразил господин Левин, Таможенный союз оживит рынок, количество сделок возрастет в разы, возрастут и возможности обмена (и комиссионные вознаграждения посредников, не так ли? язвительно ввернул профессор Миттер), кхм, это всего лишь прогноз. Я совсем в этом не уверен, ответил господин Готлиб, завтра может объявиться торговый посредник, ну, скажем, из Майнца, и перехватить те операции, которыми прежде занимались вы, ведь верно? Я думаю, лучше оставить все как есть, жизнь меняется только к худшему, поверьте мне, я кое-что в ней повидал. И все же, не отступал господин Левин, если говорить о распределении задач, то вполне вероятно, что мистер Смит[7] не ошибался, предлагая каждой стране сконцентрироваться на производстве того, к чему располагает ее естественный порядок (естественный порядок? удивился Альваро, и что такое «естественный порядок»?), ну, это же ясно: природные условия, климат, традиции, все прочее, чтобы можно было затем совершенно свободно обмениваться произведенными продуктами с другими странами, кхм, такая вот идея. Идея интересная, господин Левин, подключился к беседе Ханс, но, прежде чем говорить о свободе предпринимательства, следовало бы посмотреть, кто будет хозяином этой уникальной продукции, естественной или какой-то еще, назовите ее как угодно. Ведь если все окажется в руках немногих, эти немногие станут истинными хозяевами страны и будут диктовать правила игры и условия жизни для всех остальных. Теории Смита могут привести государства к богатству, но его тружеников — к абсолютной нищете. Я думаю, что, прежде чем вводить систему свободной торговли между странами, следовало бы принять другие меры: провести земельную реформу, ликвидировать латифундии, распределить землю более справедливо. Речь нужно вести не только о развитии предпринимательства, но и об устранении истинных препятствий для его развития, в первую очередь — социально-экономических. Ох! воскликнул профессор Миттер, теперь мы перескочим на Сен-Симона? Не совсем, господин профессор, ответил Ханс, хотя я не понимаю, что было бы в этом плохого. Работники не должны попадать в безраздельную зависимость от владельцев собственности, государство обязано не скажу «контролировать», но в определенных пределах регулировать весь процесс, чтобы гарантировать работникам их основные права. Ну, ясное дело, откликнулся профессор Миттер, нам требуется сильное государство, которое укажет верную дорогу, государство, скроенное по наполеоновскому или робеспьеровскому образцу! Я говорю не об этом, возразил Ханс, перераспределение богатств вовсе не обязательно должно вести к террору (а кто может гарантировать, что дело не дойдет до такой крайности? поинтересовался профессор, кто будет контролировать само государство?), позвольте мне договорить, профессор, одним словом, вообразите, что произойдет, если заводы будет контролировать один Господь Бог! Кхм, снова заговорил господин Левин, возвращаясь к Смиту… Я согласен с идеей Таможенного союза, перебил его Ханс, в душе подозревая, что зря столько говорит, — но лишь в качестве первого шага. При всем моем уважении, господин Левин, коммерческое общество — это далеко не все, что нужно, эта деталь важна, нет никаких сомнений, но она не главная (а какая же главная, разрешите полюбопытствовать? спросил профессор Миттер), я назвал бы самым главным согласование принципов внешней политики. Естественно, в корне отличных от принципов Священного союза, нацеленных лишь на защиту монархий. Я говорю не о военном единстве, а о парламентском. О том, что Европа должна рассуждать как единая страна, как содружество граждан, а не как сумма экономических партнеров. В первую очередь, конечно, следовало бы смягчить пограничный контроль. А после этого почему бы не пойти дальше, объединив таможни? почему бы не представить себе германский союз, ставший частью континентального союза? Профессор Миттер вытянул губы дудочкой, как человек, потягивающий через соломинку коктейль. Сколько же в вас наивности! воскликнул он, объединить нас с кем, господин Ханс? С французами, которые нас захватили? С англичанами, которые подмяли под себя всю промышленность? С Испанией, которая с одинаковой легкостью два раза коронует одного и того же короля и провозглашает дикую республику[8]? Давайте все же будем практичны и перестанем предаваться мечтам! Во всяком случае, мне, пожал плечами Ханс, кажется вполне уместным предаться подобной мечте. Да, безусловно, конечно, фантазии, пробормотал господин Левин, хотя…