Птичка польку танцевала - Батлер Ольга Владимировна - Страница 68

Но для нее это был не довод. В главный для себя вечер она желала быть примадонной.

Анна подарила Сирвину свою самую кроткую улыбку.

– Без маникюра не могу выйти.

– Я тебя убью, – нежно пообещал он перед тем, как хлопнуть дверью.

Наконец два помощника повели под руки, вернее, понесли к зрителям разодетую в пух и прах виновницу торжества.

– Не смажьте мне лак! – капризно повторяла она.

Сирвин, дожидаясь ее на сцене, развлекал народ.

– Лет через сто про меня будут спрашивать – это тот, который вел бенефис Пекарской?

Он всегда играл одну и ту же роль – самого себя, но она оказывалась оригинальнее того, что могли бы придумать лучшие режиссеры или сценаристы.

– А теперь встречаем виновницу торжества и поздравляем ее с незначительной датой!

Зрители и выстроившаяся на сцене труппа зааплодировали, любуясь девяностолетней красавицей в длинном серебристом платье. Хороша! Такая и в вечность уйдет на высоких каблуках. Анна раскланялась, села в приготовленное ей кресло. Начались поздравления, а Сирвин, улучив момент, злопамятно прошипел ей в ухо:

– Ну сколько можно было тебя ждать?

Пекарская, с царственной улыбкой кивая очередному поздравителю, показала Сирвину свой ярко-красный маникюр и заговорщицки прошептала:

– Очень долго высыхал.

Когда имениннице передали микрофон, она объявила:

– Вы сейчас видите перед собой давно уцененный товар! Я очень благодарна всем, кто пришел сюда. Поскольку это мой последний юбилейный вечер, я хочу признаться, что я вас очень люблю, люблю всех зрителей и надеюсь, что… – тут в ее голосе зазвучало знакомое лукавство, – что еще что-нибудь сыграю!

А пока что она пела и танцевала под мелодии своей молодости. Она была знаменитостью Парижа, ее держал за руки танцовщик кабаре, и обнимал мулат в красном фраке. Их страсть выглядела до смешного преувеличенной, и зал откликался аплодисментами и хохотом.

Чтобы дать Пекарской передышку, зрителей отвлекли на варьете. Сирвин снова оказался рядом с Анной.

– Ну что, все идет замечательно, моя девочка?

Она улыбнулась. Ее глаза светились счастьем.

– Ты испортил мне весь праздник, паршивец.

В доэлектрические времена, когда театральное действо происходило при свечах, каждый акт равнялся времени горения свечи. Занавес опускали, свечи меняли, действо продолжалось. Акты, аплодисменты, антракты, смена свечей, очередные акты. И вот финальная сцена. Свечи пока горят, но тяжелый бархат уже опускается, пряча от глаз волшебное пространство, где только что кипели страсти, проливались слезы и кровь. Именно на этом месте драматург написал последнее слово. Все, пьеса сыграна.

На прощание Анна спела свой «Уругвай». Она поклонилась зрителям и, прикоснувшись кончиками пальцев к губам, послала всем поцелуй – энергию вечной женственности. Луч света не отпускал ее, он стал тоннелем, по которому уходил вдаль танцующий силуэт актрисы. Она ушла, а песенка все звучала и звучала.

Актриса театра и кино, звезда тридцатых годов.

Родилась в Одессе 3 февраля 1906 года.

Работала в Московском мюзик-холле вместе с Сергеем Мартинсоном, Риной Зеленой, Марией Мироновой, Борисом Тениным. После закрытия мюзик-холла стала артисткой Театра сатиры.

Осенью 1941-го в составе фронтовой концертной бригады выехала на фронт. Попав в окружение, вместе с несколькими уцелевшими артистами оказалась на оккупированной территории. Чтобы выжить, участвовала в концертах. За это в конце 1945-го года была приговорена к четырем годам лагерей и почти восемь лет отслужила в Воркутинском лагерном театре.

После возвращения в родной Театр сатиры играла в основном эпизодические роли. Дружила с Татьяной Пельтцер, Ольгой Аросевой, Александром Ширвиндтом. В 1993 году была удостоена звания народной артистки Российской Федерации.

Скончалась 30 сентября 1996-го. Похоронена в колумбарии Нового Донского кладбища в Москве рядом со своей верной помощницей Раисой Белозеровой.