Целитель (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 52

Обязательно.

Так что всё происходит так, как должно. Он прав, у них очень удачный день.

— Чего стоишь? — отец бросил короткий недовольный взгляд.

— Закончил, наблюдаю за ним, — тихо ответил потомок, не сводя взгляда с своего лежащего друга. Он прекрасно помнил, как Акира расправился с полутора десятками молодых женщин, а затем, насадив отрубленную голову одной из них на кол, спокойно мылся в бане, как будто бы не произошло ничего особенного. Опасность…

Воздух. Нет, не приятный чистый воздух вдали от этого вонючки, а что-то с воздухом. Он… движется? Тут сквозняк? Не может быть. Кирью? Тело, с подтекающей под него кровью не сдвинулось ни на сантиметр. Так откуда движение? Или он надышался этого ядовитого жира? Или это почти прошедшая после травмы голова?

— Я видел каталки, вези сюда две. Целитель и Стоун-сан поедут с комфортом.

Юноша замялся. На секунду, даже меньше, остро желая предупредить отца о том, что с Акирой нужно быть осторожнее… но отец, как всегда, уловивший заминку налету, тут же поднял бровь. На миллиметр.

Первое и последнее предупреждение. Наказание неотвратимо, но будет терпимым, если подчиненный немедленно исправится.

Сглотнув, он метнулся за каталками, почти сразу привозя назад, из соседнего помещения, первые. Установив их возле отца и ворочающегося ученого (и бросив очень пристальный взгляд на тело друга), «Хайсо» побежал за вторыми. Быстро, четко, без задержек, как и полагается действовать генину, находящемуся на миссии в подчинении чунина.

Он как раз раздвигал двери вторыми каталками, когда его приморозил к месту спокойный, равнодушный голос с металлическими оттенками в нём:

— Ты разочаровал меня, Хайсо…

Акира вставал, неторопливо и размеренно, держась одной рукой за стену. Большой, угрожающий, до смешного медленный по сравнению с профессиональным лазутчиком, особенно таким, как…

«Отец, нет!!». Не мысль, а эмоция. Ему никогда не нужно было детально описывать в докладах бойцовские качества Акиры Кирью, да и у них не было времени, чтобы сын сумел рассказать родителю о возможностях одного из самых молодых и перспективных бойцов Токио, прозванного Мышонком, но… не всё можно предугадать.

Доля момента, когда мгновенно собравшийся старший шиноби исчезает даже из поля зрения собственного сына. Тягучая секунда, может быть с четвертью, за время которой Акира Кирью продолжает вставать на ноги, а затем — резкое, грубое, но совершенно непредсказуемое движение молодого гиганта, буквально выдергивающегося из невидимости чунина Ига, удерживая того за голову! Еще доля, ничтожная и совершенно необратимая крупица времени, нужная длинноволосому монстру для того, чтобы…

Сжать пальцы в кулак, моментально раскалывая голову отца «Хайсо», брызжа во все стороны костью, кожей, кровью и кляксами взорванного страшным давлением мозга.

Сын, зажатый каталкой в дверях, стоит и в оцепенении смотрит, как преданный им друг тратит следующую секунду на то, чтобы вырвать чистой левой рукой отравленный танто, выпадающий из рук убитого шиноби. Короткий свист и нож, совершенно не предназначенный для метания, втыкается в висок безумного ученого, так и не успевшего даже повернуть голову в сторону возможной угрозы. Мгновенная смерть.

А дальше они просто смотрят друг на друга все время, пока два трупа оседают на пол. Один, одетый в сероватую удобную форму, валится как старая половая тряпка, второй оплывает на собственном троне, так и не покинув его до самого конца. Акира Кирью, получивший яда достаточно, чтобы провести в больнице следующие две недели, стоит, внимательно разглядывая «Хайсо», а тот, в полном шоке, пялится на него.

— Ты убил его, — слова покидают непослушные губы белоголового, перед глазами которого только что произошло невероятное, — Ты…

— Нет, — спокойно возражают ему в ответ, — Насколько мне известно, главное качество для таких как вы — это умение грамотно оценивать обстановку, противника, подзащитного… всё, что только можно. Иначе вы не можете действовать эффективно. Именно ты, Хайсо, убил его.

— Я-я? — это не настоящее удивление. Прекрасно понимая, что начавший приближаться к нему Акира Кирью прав, тот, кого все звали «Онивабаши Хайсо», просто не понимает, что ему теперь делать. Глава семьи убит вне задания, авантюра стала катастрофой, а он… он…

…он же должен убить себя, да? Прямо сейчас? Немедленно?

Обязан!

— К-как? — вопрос, совершенно бессмысленный, белоголовый задает, чтобы происходящее хоть чуть-чуть стало яснее.

…он не может отвести взгляда от надвигающейся на него фигуры. Просто не может.

— Я насытил воздух своей Ки. От меня невозможно спрятаться, — любезный ответ как сотрясение воздуха. Он не объясняет, он вводит в еще большее замешательство.

Генин не знает, что делать. Он вообще ничего не понимает. Смерть отца — это смерть их семьи, подросток не может принять того, что увидели его глаза. Все, ради чего он жил, все, на чем он был воспитан, было превращено в кровавую взвесь одним движением чужой руки.

— А теперь, — голос Акиры выражает даже меньше эмоций, чем было обычно, на тренировке или в школе…

Шаг.

Только они не на тренировке.

И не в школе.

— Раз уж мы больше не друзья, Онивабаши Хайсо…

Шаг.

— У меня к тебе…

Еще один шаг, после которого их разделяет только проклятая демонами каталка.

— Есть множество вопросов…

Не удар, всего лишь толчок каталкой, от которого юный шиноби улетает назад, впечатываясь спиной в стену и начиная по ней «стекать».

— А мы как раз в нужном месте, где их можно неторопливо позадавать! — удовлетворенно кивает Акира Кирью, отшвыривая каталку в сторону.

Теперь между ним и белоголовым парнем, безоглядно распорядившимся своей лояльностью, нет ничего, что могло бы помешать разговору.

Эпилог

(девять дней спустя)

Японцы любят выпить. В Токио такое количество небольших, а порой и откровенно малюсеньких баров, что житель другой страны может испытать шок, просто представив себе эту цифру. Самые разные питейные заведения усеивают столицу страны Восходящего Солнца как иглы ежа. Довольно маленькие иглы, нужно сказать, на просто огромном еже.

Этот бар был особенным, но вовсе не из-за ассортимента наливаемого, либо каких-либо других особенностей, которыми пытались выделиться подобные крохотные заведения. Он просто был старым. Его хозяйка, сухая женщина лет шестидесяти, была довольно молодой и красивой, если верить комплиментам её постоянных клиентов, но она не верила, потому что они все, кого она знала наперечет, были отъявленными лжецами. Не самое страшное, что можно сказать об этих постоянно воняющих табаком стариках, по мнению Окады-сан. Куда хуже было то, что они почти поголовно являлись холостяками.

Или, если уж говорить откровенно — были женаты на своей работе.

Полицейским не очень везет с семейной жизнью, особенно детективам.

— Окада-сан, здравствуйте! Как вы? Бодры-здоровы? — вдвинувшийся в маленький бар Ивао, уже выцеливший своего давнего друга, восседающего за стойкой, не мог не поздороваться с женщиной.

— А, это ты, бесполезный посетитель, — проворчали ему в ответ, — Добро пожаловать. Выгнала бы, будь тут кто, кроме Тодороки. Садись, занимай место, трезвенник.

— Вы как всегда добры, Окада-сан! — бледно улыбнулся ворчащей женщине Хаттори. Выглядел он как обычно — худой изможденный японец в застегнутом плаще, демонстрирующим деформированные массивным экзоскелетом очертания фигуры. Ну, возможно, очень хорошо знающие его люди могли бы утверждать, что в данный момент знаменитый японский детектив очень расслаблен и чувствует себя почти комфортно.

Правда, таких людей не существовало.

Тодороки Кинтаро был лысым как коленка, умеренно старым и неумеренно авторитетным детективом полиции, раскрывшим в прошлом несколько чрезвычайно громких дел. Еще он был кем-то вроде бывшего наставника самому Хаттори, тратившим свое очень ограниченное внеслужебное время на выкинутого на обочину жизни молодого «сломанного»… за то последний был ему безмерно благодарен, но не признался бы в последнем, даже если бы ему в зад угрожали засунуть кактус.