Анатомия «кремлевского дела» - Красноперов Василий Макарович - Страница 14

Значит, Нина Александровна была арестована раньше Лёны Раевской, то есть до 29 января 1935 года (дата ареста Лёны подтверждена документально). Поэтому логично предположить, что Розенфельд была арестована одновременно с сыном Борисом 27 января. Отметим, что в краткой справке, предваряющей протоколы допросов Нины Александровны, в качестве даты ареста Бориса почему‐то указано 31 января 1935 года. Однако, как зафиксировано в одном из протоколов его допроса, арестован он был все же 27‐го (да и сам протокол начинается с вопроса следователя: “На допросах от 28 и 29 января сего года Вы показали, что в 1928 г. Вы порвали с троцкизмом”[89]).

12

Елена (Лёна) Раевская, урожденная княжна Урусова, родилась в Москве 9 августа 1913 года (по старому стилю). Отец – Юрий Дмитриевич Урусов, представитель княжеского рода Урусовых. Перед революцией занимал должность товарища прокурора Московского окружного суда, а после февраля 1917‐го состоял и членом Чрезвычайной следственной комиссии для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, учрежденной Временным правительством. Мать – Евдокия Евгеньевна Урусова, урожденная Салиас‐де-Турнемир. Старшая сестра – Евдокия (Эда) Урусова – актриса, впоследствии народная артистка РСФСР (дважды арестовывалась, в 1938 и 1947 годах). В семье также было два сына – Никита и Кирилл. Лёна училась в школе № 5 им. Калинина Хамовнического района (Знаменка, 12). Эта школа находилась недалеко от ее дома, расположенного по Большому Знаменскому переулку; изначально она была опытно-показательной, но к 1928 году была преобразована в простую семилетку. В 1929–1930 годах обучалась Лёна на спецкурсах иностранных языков (немецкого и английского) при школе № 25 Бауманского (тогда – Баумановского) района. С будущим мужем, Сергеем Раевским, она познакомилась в 1928 году, а в 1930 году, 13 июля, не дожидаясь 17‐летия Лёны, они с Сергеем объявили себя женихом и невестой. 20 января 1931 года обвенчались, а 27‐го официально зарегистрировали брак. В 1931 или 1932 году Лёна окончила еще и библиотечные курсы и поступила на работу в библиотеку Наркомата связи, располагавшуюся в здании Телеграфа на Тверской улице. Квартирный вопрос решили с помощью сестры отца Лёны – та уступила им одну из комнат в собственной кооперативной квартире по адресу Кропоткинский (бывший Штатный) переулок, д. 5а. 2 декабря 1931 года у супругов родился сын Кирилл. В 1932 году Лёне предложили место библиотекаря в Институте красной профессуры с более высоким окладом. В этот же год и Сергей перешел на должность инженера во Всесоюзном электротехническом институте (и даже добился в связи с этим установки в квартире телефона). Казалось бы, жизнь начала налаживаться. Однако эти события происходили на фоне “сплошной коллективизации”, вызвавшей страшный голод в ряде областей страны. В полной мере ощущался голод и в Москве. Вдобавок ко всему молодая семья столкнулась с жилищной проблемой – им по решению суда угрожало выселение из комнаты в ставшей коммунальной квартире по Кропоткинскому переулку (мужа тетки арестовало ГПУ, и хозяйка квартиры, автоматически ставшая “лишенкой”, потеряла право на жилище). Пришлось понервничать и из‐за паспортизации – опасались, что им как “классово чуждым элементам” могут не выдать паспорта и тем самым вынудят уехать из Москвы. Летом 1933 года в жизни супругов произошло событие, роковым образом изменившее их жизнь. Более полувека спустя Сергей Раевский вспоминал:

Возможно, отсутствие решительных возражений Ю. Д. Урусова по поводу работы Лёны в Кремле объясняется некоторыми фактами биографии Юрия Дмитриевича и его брата Сергея Дмитриевича. Последний, несмотря на былой княжеский титул и должность товарища министра внутренних дел Временного правительства, в 1929 году добился от Президиума ВЦИК назначения ему пенсии, о чем перед Н. А. Углановым ходатайствовал сам Ю. Л. Пятаков[91]. Юрий же Дмитриевич по постановлению Президиума ВЦИК был в 1923 году в составе коллектива награжден орденом Трудового Красного Знамени за исследование Курской магнитной аномалии, а годом позже получил удостоверение о распространении на него привилегий звания “Герой труда”[92]. Так что на семейном совете вопрос с трудоустройством Лёны решился положительно. На допросе в НКВД 8 февраля 1935 года Лёна уточнила обстоятельства перехода на работу в Кремль:

На новом месте работы Лёна, похоже, несмотря на титул “бывшей княжны”, не вполне поладила с другими представительницами “дворянского гнезда” – возможно, из‐за разницы в возрасте. Она была совсем молоденькой – на момент поступления на работу в Кремль ей едва исполнилось 20 лет. Один только этот факт вполне мог вызвать неприязнь со стороны 47‐летней Нины Розенфельд и 35‐летней Екатерины Мухановой. На допросе 10 февраля 1935 года Муханова показала:

А Нина Розенфельд 12 февраля 1935 года осторожно подтвердила показания Мухановой:

Разумеется, и бывшая дворянка Н. И. Бураго, сотрудница кремлевской библиотеки, арестованная по “кремлевскому делу”, вынуждена была подтвердить показания Мухановой на допросе 8 марта 1935 года:

Ей вторила сотрудница аппарата ЦИК СССР Р. Г. Миндель, охарактеризовавшая Лёну на допросе 16 марта 1935 года следующим образом:

Такая схожесть показаний говорит либо о намерении чекистов назначить Лёне Раевской определенное амплуа для дальнейшего использования в разворачивающемся на глазах сценарии, либо о действительности некоторых фактов, на которых строились показания. Кроме того, женщины (за исключением Натальи Бураго) могли испытывать по отношению к Лёне чувство ревности, воспринимая ее как возможную соперницу по влиянию на любвеобильного Енукидзе, на расположении которого зиждилось их зыбкое благополучие.