Собрание сочинений Яна Ларри. Том третий - Ларри Ян Леопольдович - Страница 32

Но Пыжик запротестовал.

— Такие дела, — сказал он, — на волейбольной площадке не решают.

Он предложил организовать съезд членов экспедиции у него дома и провести его в торжественной обстановке.

Предложение Пыжика было принято единогласно. И съезд прошел действительно шикарно.

Перед окном в комнате Софьи Михайловны мы поставили большой стол, накрыли его красной скатертью. Пыжик принес графин с водою и стакан. Над столом красовался приготовленный Пыжиком плакат с надписью:

Съезд открыл Пыжик. Он сказал небольшую речь о флоте, о происках империалистов, а потом посадил Валю за стол, поставил перед ней графин и постучал по нему карандашом.

— А теперь, — сказал Пыжик, — предоставляю слово товарищу Павликовой, которая сделает содержательный доклад о поступивших сигналах бедствия от экипажа Нептуна и других. Возражений нет? Дополнений? Тогда голосую! Кто воздержался? Единогласно. Валяй, Валя! Докладывай!

— Нервные могут выпить воды! — сказал Пыжик и сделал такие глаза, будто ему и самому стало страшно.

Валя стала читать:

— Я больше не могу! — сказала Нина Станцель. — Это же кошмарная глупость! Кто-то дурачится, а мы помогаем ему одурачить нас! Предлагаю письмо порвать и пойти в кино!

Пыжик схватил Нину за руку и сказал, волнуясь:

— Слушай… Станцель… Так это ж интереснее кино… Ну, ты подумай сама: разве часто встречаются такие истории…

— Такие глупые истории, ты хочешь сказать?

— Неважно! Глупость тоже нужная вещь. Если бы на свете не было глупых, как же ты узнала бы тогда, что ты ужасно вумная, как вутка? И давайте сразу договоримся: бросим мы это дело или выясним: кто, что, зачем, почему, для чего и отчего втянул нас в это дело. Читай, Павликова! Читай дальше! На чем ты остановилась?

— Я? — вскинула бровями Валя. — На этом и остановилась! На том, что спасти честь можно только не в воскресенье!

— Стой, стой! — закричал Пыжик. — Чего ты торопишься? Тут не мотогонки, тут серьезное дело! У меня есть вопрос! Для всех один вопрос! Почему нельзя спасать честь в воскресенье? Думайте, братцы! Все думайте! И каждый про себя! Не вслух! А тот, кто не может думать, пусть выпьет воды или съест два-три яблока!

— А зачем думать? — удивилась Валя. — Думать не надо! Слушайте! — И Валя продолжала чтение: — «И там постарайтесь никому не попадаться на глаза. Лучше всего пойти в будний день, когда народу в парке мало».

— Правильно! — кивнул Пыжик. — Я так и думал, что наша экспедиция должна быть тайной. Читай дальше!

— «Вам нужно, — продолжала Валя, — идти по аллеям парка курсом зюйд-норд-вест, потом повернуть на зюйд-норд и двигаться к павильону танцев…»

— Знаю! — стукнул Пыжик кулаком по столу. — Место вполне подходящее для преступлений.

Марго побледнела, будто ее напудрили для спектакля, а глаза стали круглыми и большими, как пуговицы летнего пальто.

— Ой, — взвизгнула она, — умереть можно!

— Ничего, ничего! — ободряюще похлопал Пыжик по плечу Марго. — Пятеро смелых и отважных не такие еще преступления могут открыть! Читай дальше!

— продолжала читать письмо Валя,

Марго всплеснула руками.

Глаза ее так и загорелись.

Ох, уж эта Марго! То испугалась, как зайчиха, то так и рвется в героини.

— Пойду! Обязательно пойду! — заверещала она. — Ну, до чего же интересно! — И вдруг рассеянно поглядела на Пыжика. — Как вы думаете, Пыжик, — спросила она, — а это не разыгрывают нас? Уж очень что-то не так все получается. Подозрительно. Может, кто-нибудь подстроил? Написал и послал. А потом придет в парк, спрячется в кустах и — пожалуйста!

— Что пожалуйста?

— Очень даже просто — что! Возьмет да сфотографирует, как мы ковыряемся в земле… Чтобы потом вся школа смеялась…

— Ты уж скажи прямо, что трусишь! — рассердилась Нина.

— Я не трушу… Я только высказала предположение… Но я пойду… Пожалуйста… Как все, так и я! Только бы не посмеялись над нами.

Нина Станцель сказала:

— Ну, а если нас разыгрывают? Ну и что? Все равно интересно. А насчет смеха… Ну и пусть смеются. И мы посмеемся. А тем, кто будет смеяться, скажем: мы сами знали, что это розыгрыш, но просто не хотели портить игры. И почему бы нам не посмеяться? Я недавно слушала по радио, что смех полезен для человека, он делает людей здоровыми, сохраняет старым молодость, а молодых превращает в радостных и счастливых. Да вы и сами, наверное, замечали: все здоровые люди всегда веселые, а все больные вечно недовольны всем, на всех брюзжат, шипят и похожи на уксусную кислоту, а не на людей.

— Определенно! — одобрительно кивнул Пыжик. — Но тут дело идет не о том, чтобы посмеяться, а чтобы спасти честь Нептуна и его бородатых матросов! Поклянемся не отступать перед трудностями. Ура!

— Ура! — закричала Нина.

Она схватила его и закружила в вальсе. Они носились по комнате, все опрокидывая. Нина напевала вполголоса о легком, пушистом снежке, о голубых мерцающих огнях, а я барабанила в такт вальса крышкой чайника и подсвистывала. Валя выводила мелодию вальса на гребенке, обтянув ее бумагой. И только Марго сидела нахохлившись, поглядывая с явным неодобрением на Нину, меня и Валю.

— Чего ты? — спросила я.

— Эта Нинка всегда лезет ко всем со своими танцами! — прошипела Марго, словно проколотый мяч.

Ох, ты дуреха!

Неужели она влюбилась в Пыжика?

Часть третья

Вот и прошло оно, наше школьное лето.

Позади и спортивный лагерь, где было так весело, и мое смешное, немножко глупое детство.

Вчера мне стукнуло четырнадцать лет.

Где-то я слышала, что в этом возрасте ломается характер, человек тоже меняется весь, у него появляются другие желания, другие интересы, новые друзья и привязанности. Словом, меняется все, все и поэтому, наверное, такой возраст называют переломным и, кажется, чуть ли не опасным, потому что, по мнению взрослых, ломка характера всегда бывает болезненной.

Но вот я и не заметила даже, как вступила в опасный возраст и как меняется, незаметно для меня самой, мой характер.

И все это благодаря Пыжику.

Это же он научил меня относиться с уважением к нашему возрасту, и когда я поняла Пыжика, мне стало ясно: детство мое кончилось, наступила уже юность, и с этих дней мне надо относиться серьезнее к своим обязанностям. Все-таки я уже почти взрослый человек. Во всяком случае, не маленькая, безответственная девочка. И понять это помог мне опять-таки Пыжик.

Не помню теперь почему, но я сказала как-то, что мы еще дети и нам корчить из себя взрослых просто смешно.

Пыжик презрительно хмыкнул:

— Дети качаются в люльках, гуляют в саду с мамами за ручку. А мы уже шестиклассники. Знаменитый астроном Клод Клеро в десять лет занимался исчислением бесконечно малых и коническими сечениями. А это знаешь, какая высшая математика? Ого! Такую математику проходят сейчас только в университетах. В тринадцать лет его научную работу уже рассматривала Академия наук. В тринадцать лет! Понимаешь? А какую работу мы можем послать в Академию наук? Писатель Грибоедов к семнадцати годам успел кончить три факультета университета. Представляешь, что он знал в тринадцать лет? Да я тебе могу привести тысячи примеров, а если хочешь, дам почитать книгу. А наши отцы? Мой папа в двенадцать лет уже работал в часовой мастерской и помогал своей маме, моей бабушке. Мамин папа с семи лет начал пасти гусей, а в двенадцать уже работал коногоном в шахте. Думаешь, мало таких?