Викториада (СИ) - Осипов Игорь - Страница 14

- Блин, Катя. - Я почувствовал укол угрызения совести. Хотя, с другой стороны, а чтобы я сделал против такой толпы, у меня даже моей ножки от стола нет. Екатерина Сергеевна вооружена лучше меня и навыки у нее не чета моим. А вот что мне делать? Антоха зацепил ручку, язычок замка щелкнул, но снова встал на место.

- Вот, ядрический картон! - Я подскочил к двери и подпер ручку замка стулом. Временно это решило проблему. Но я был совершенно не уверен, что стекло выдержит напора такого количества зомби. Осознание безвыходности стало накрывать меня по полной. И самое страшное, что виноват в этом был я сам. Если бы я послушал Катю, то, как минимум, был бы сейчас с ней. А вместе мы что-нибудь да придумали бы. Вывод напрашивался сам собой. Значит надо попасть к ней.

Хорошо сказать, попасть, а как, если единственный выход я только что своими руками заблокировал. Хотя... Я метнулся в комнату отдыха шефа. Дверь в холл запиралась изнутри. Отодвинув задвижку, я осторожно выглянул. Холл был пуст - все мертвяки столпились возле дверей в приёмную и на лестницу в кафе. Еще один возможный путь в кафе - это по шахте лифта. Если удастся аккуратно и тихо вскрыть двери лифта, то по аварийной лестнице внутри шахты можно подняться на один этаж. А там, я забираю Катю, и мы спускаемся по этой же лестнице вниз. Я почувствовал себя героем на белом коне. Она точно это оценит. Но в моем плане были изъяны. Во-первых, чем я отодвину двери - это надо лом, ломик или хотя бы моя ножка от стола. Ножка… Нож! В баре вместе с бутылками и бокалами я видел столовые приборы. Я вернулся к столу и вынул столовый нож. Не ахти что - но лучше, чем ничего. Немного подумав, взял еще один. Мало ли, сломается еще. Теперь, во-вторых. Я смутно себе представлял, как можно тихо вскрыть лифтовую дверь. Но в этом вопросе, не попробовав, не ответишь.

Я заглянул за угол. Насколько мне было видно, пара десятков мертвяков столпились в конце коридора. Часть из них пытались подняться по лестнице, но сверху им мешали накиданные в лестницу стулья (Молодец, Катюха, догадалась). Остальные, сменяя друг друга в каком-то хороводе, тыкались лбами в стеклянную дверь приемной.

- У меня есть шанс. - Я тенью переместился к дверям лифта. Ну, я так подумал, что тенью. Судя потому, что Антоха отделился от хоровода и с интересом уставился в мою сторону, тень из меня была так себе. Я мысленно выругался и стал ковырять ножом между раздвижными дверями. Вначале я даже воодушевился - резина уплотнителя совсем рассохлась, и через десяток секунд мне удалось просунуть в щель пальцы, потом я раздвинул двери сантиметров на десять, так, что смог просунуть уже плечо и ногу. Но затем двери стали насмерть. Там что-то заклинило и они больше не поддавались ни на дюйм. Я пытался просочиться в щель, но мои габариты этого явно не позволяли. «Это хорошо, что я еще в одной футболке».

- Опа-Стёпа, точнее Антоха. - Антон появился как чёртик из табакерки. Я так увлекся вскрытием шахты, что совсем забыл контролировать мертвяков. Он застал меня в очень интересном положении Вини-Пуха, застрявшего в норе Кролика, и радостно потянул ко мне ручки. Единственное, что я успел сделать - это оттолкнуть его свободной ногой. Антон с диким воем улетел в комнату отдыха генерального директора и, вторя ему, с дальнего конца коридора его поддержали с десяток глоток. Рискуя лишиться кожи, я выдрался из капкана, оставив лоскут футболки на шурупчике, и остановился посреди холла в подранной потной футболке со столовым ножом в руке. В который раз говорю себе за сегодняшний день: - Я в жопе! В комнате отдыха Антоха, по коридору на меня движется целая стена зомби, а в щель между лифтовыми дверями может протиснуться только котенок, причем очень маленький и очень худенький. Я под эту категорию ну совсем не подхожу.

Я судорожно огляделся. Идея пришла как-то сама собой. Где-то я ее видел… в кино каком-то…, наверное. На стене возле лифта, в небольшой нише за грязным стеклом виднелась катушка с пожарным шлангом. Я выхватил его и как мог прочно обвязал вокруг пояса, после чего схватил рядом стоящий стул и со всего маха саданул им по панорамному стеклу. Стул выскользнул из рук и улетел на улицу, а в лицо мне подуло вечерней прохладой. Первые ряды уже подошли к холлу, из дверей показался Антоха… Долго себя уговаривать, мне не пришлось. Короче, я прыгнул. Было ощущение, что я летел вечность. Затем сильный рывок перебил мне дыхание, и от этого потемнело в глазах. Через серую пелену я видел пролетающие мимо меня тела, и через шум в ушах слышал, как они с каким-то чавкающим звуком разбиваются об асфальт.

Я завис где-то между пятым и шестым этажом. Меня вдруг посетила мысль: «А что если длина пожарного шланга была бы чуть больше, то я чавкнул бы сейчас там внизу». Меня затошнило. Толи от мысли о встречи с асфальтом, толи от перетянутого живота. Я попытался подтянуться на руках, чтобы ослабить давление на живот, но это оказалось не так просто. Руки вспотели и соскальзывали с брезентового пожарного шланга. Я посмотрел вверх. Из разбитого окна на меня смотрели несколько мертвых лиц. Я чувствовал себя звездой на ёлке. Висишь-болтаешься, все на тебя смотрят и радуются, ручки к тебе тянут. И пока тебя с ёлки не снимут - так и будешь висеть. Я поежился. В ходе своих приключений я потерял всю свою теплую одежду, поэтому висеть звездой было очень зябко.

Вечерело. Солнце село за горизонт, раскрасив оранжевым закатом низкие облака. Мимо пролетела ворона, покосившись на меня, мерзко многозначительно каркнула и скрылась в сумерках. Смеркалось.

Глава 8

Мамочки, это папочка .

Я даже и не предполагал, что ночью бывает так темно. Не то, чтобы я не догадывался, что ночью темно, но не настолько же! Я болтался где-то между небом и землей и совершенно не видел, на какой высоте, словно плавал в чернильном ничто: внизу и по краям было не менее черно, чем наверху.

«Я вспомнил фильм!» Почему то эта мысль меня обрадовала. «Это «Крепкий орешек». Там мужик, как его, Брюс Уилис, на пожарном шланге прыгает с небоскреба. Прямо мой случай. А что было потом?» Это потом совершенно вылетело у меня из головы. Где-то сверху, практически у меня на макушке, снова каркнула ворона.

- Не подсказывай. Я сам!

Невидимая ворона обиделась и ухлопала крыльями куда-то в темноту.

«Вспомнил! Он там голыми пятками разбил стекло. Ну, если он смог голыми пятками, то мне в своих тяжелых ботинках сам Бог велел. Осталось только раскачаться, как маятник, и садануть ботинками по стеклу».

Но была проблема. В отличие от героя Брюса, который висел вплотную к стене, одиннадцатый и двенадцатый этажи нашей же высотки выступают над остальными метра на два. Поэтому я болтался в воздухе в полной темноте, меня уже ни один десяток раз перекрутило, и я совершенно потерял ориентацию. Короче, я просто не знал в какую сторону раскачиваться. У меня уже реально начала кружиться голова, потому что постоянное кручение и верчение без поддержки зрения ввело мой вестибулярный аппарат в полное безумие. Я периодически уже сомневался, что вверх вверху, а низ внизу. Но с этим вопросом у меня в руках был совершенный прибор времен Архимеда - отвес. Точнее я сам был этим прибором, что мне уже порядком надоело.

«С этим надо что-то делать. Или отпилить вторым столовым ножом, лежащим у меня в кармане брюк, натянутый шланг (первый я успешно потерял в момент моего эффектного полета), или же действовать эмпирическим путем, то есть методом научного тыка».

Я трезво рассудил, что перерезать свою нить Ариадны я всегда успею и начал дергаться как червяк на крючке, пытаясь раскачать свое бренное тело. Вначале я совершенно не видел результатов, но, в конце концов, мой вестибулярный аппарат смиловался надо мной и сообщил, что я предал своему телу какое-то маятникообразное движение. Но ничего не происходило. Я замер и, подождав пока мое качание не успокоилось, развернулся примерно на четверть круга и постарался повторить свои действия. Минут через пять мои старания были вознаграждены ударом затылка о стену. В глазах потемнело, если можно так сказать о полной темноте, но я радовался, что хоть таким способом нащупал то, что искал. С третьей попытки я развернулся как надо и успел увидеть приближение стены, сгруппироваться и, что было сил, садануть по стеклу ногами. Послышался звон разбитого стекла. Я зацепился ногой за верхнюю часть рамы и замер, боясь потерять эту точку опоры.