Инженер против (СИ) - Красногоров Ян - Страница 49

Громыхнул выстрел.

Таня увидела, как с потолка осыпалась штукатурка прямо на головы охнувших людей. В этот момент позади её отца вышел целый отряд вооружённых до зубов дружинников.

Воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь детским плачем. Таня понадеялась, что это вопит спиногрыз этой ненормальной Аксиньи.

Павел Петрович положил листки, затем обошёл трибуну и не мигающим взглядом уставился на собравшихся людей:

- Все, кто хочет вернуть деньги и покинуть посёлок, приказываю собраться у ворот в течении часа. Мы отдадим все документы и выплатим возмещение ущерба, согласно договору.

Те, кто остаётся в нашем посёлке, обязан сейчас в порядке живой очереди пройти по новой регистрацию и краткое собеседование, на котором вас назначат на общественную работу согласно вашей гражданской специальности.

Но перед тем, как мы приступим к организации административной работы, я обязан проинформировать вас всех о том, что на территории посёлка за любой саботаж работы, подстрекательство к бунту и неповиновение уставу и прямым приказам офицеров вводится смертная казнь на месте!

По залу вновь пробежал нервный шепот, однако на этот раз он был довольно жидким. На людей сильно подействовало появление вооруженного отряда. Но под тяжёлым взглядом Павла народ быстро стих.

- Для обеспечения порядка наши дружинники помогут организовать и поддержать порядок. – мужчина махнул рукой в сторону выхода.

В этот момент ещё один вооруженный отряд вошёл в дом культуры, окончательно подавив любые предпосылки к бунту.

ПОЛТОРА ЧАСА СПУСТЯ.

Таня поправила свою красную повязку дружинника на левом плече:

- Даже удивительно, что так много безмозглых людей смогли добраться до посёлка, учитывая с чем нам пришлось столкнуться на трассе. Ещё больше меня удивляет, что они решились его покинуть! – девушка посмотрела на толпу около двадцати человек возле ворот.

Таня нахмурилась, с сожалением подметив для себя, что среди покидавших посёлок она не увидела ту двинутую семейку.

Павел Петрович устало облокотился на стену штаба:

- Да и хер с ними. Мы не обязаны думать за каждого. – отец немного помялся на месте, Таня видела, что несмотря на суровый вид, его на самом деле гложут те меры, что были приняты. Посмотрев на дочь, мужчина тихо спросил: – Как думаешь, может мы слишком грубо обошлись с народом? Может стоило помягче?

Девушка впервые увидела своего отца таким уязвленным. Она почувствовала, что ему сейчас как никогда нужна поддержка. Придвинувшись ближе, Таня положила голову на его плечо и обняв его сильную руку тихо ответила:

- Нет, па… Перепуганный народ понимает только силу. Если бы вы спустили все на тормоза, то уже через неделю половина людишек поубивала бы другую из-за жадности и чувства безнаказанности. Ты сам сказал, что крысы бегут первыми. Вот пускай и валят. – она слегка улыбнулась. – К тому же нам больше припасов останется. – лёгкая улыбка заиграла на её пухлых губах.

Мужчина устало выдохнул, опустив широкие плечи:

- К сожалению ты права. Мы не могли поступить иначе. – он увидел, как в их сторону бегом направлялся молодой парень с винтовкой наперевес. – Но, доча, это не все тяжёлые решения, что были приняты сегодня. – отец со злобой посмотрел на уходящих из посёлка людей.

Таня подняла голову, услышав в его голосе холодные, даже опасные нотки:

- Что ещё за тяжёлые решения?

Отец посмотрел на дочь долгим взглядом, от которого у неё остро кольнуло в груди. Она тут же догадалась, что именно хочет и одновременно с этим не может сказать ей отец.

- Мне выпало тяжёлое бремя, дорогая. Но кому-то нужно принимать такие тяжёлые решения, чтобы облегчить жизнь остальным. – он отвёл взгляд и подняв голову к небу продолжил. – И я не могу подвергать риску тех, кто доверился моим решениям, со стороны тех, кто пошёл против них.

- Папа… - прошептала Таня, ощутив как на глаза накатили слёзы.

Молодой дружинник добежал до них и остановившись в паре метрах, строгим голосом произнёс:

- Товарищ Диктор! – он приложил ладонь к виску.

Пал Петрович махнул рукой, давая понять дружиннику, что тот может говорить без лишнего официоза.

- Говори. – сухим голосом произнёс отец.

- Отряд для сопровождения ренегатов сформирован и ждёт команды. – Таня сразу же обратила внимание на фосфоресцирующие от падающего света глаза этого дружинника, после чего увидела на шее молодого человека татуировку чёрной совы с расправленными крыльями.

Её глаза округлились, так как она вспомнила, что подобные тату наносили себе лишь бойцы элитного штурмового ЧВК «Чёрные совы». Их противоречивая слава прогремела на весь мир в последних военных конфликтах из-за специфической тактики ночных рейдов, недостижимой для остальных ЧВК эффективности работы малыми группами и естественно количеством успешно выполненных задач с нулевыми потерями среди личного состава.

Отец сжал кулаки. Таня заметила, как под трехдневной щетиной на его лице заиграли желваки.

- Выполняйте, сержант.

- Есть. – без энтузиазма ответил парень, опустив голову и поправив чёрный, с белыми метками ремень своей винтовки с глушителем.

Таня ещё долго стояла возле штаба даже после того, как колонна ренегатов покинула посёлок. Девушка искренне не понимала, почему сбежавшие люди решили, что у них прекрасно сложится жизнь, там, вне посёлка, где их ждёт полная неизвестность. Она пыталась рассуждать за этих людей, что поставили личную свободу гораздо выше благополучия большинства и безопасности своих семей.

После долгих раздумий, она пришла к выводу, что они попросту не до конца осознали всю опасность внешнего мира, либо же их привлекли открывающиеся перспективы полного отсутствия законов и давления общественного мнения.

Вдруг девушка вздрогнула всем телом, услышав отдалённую, едва уловимую, но такую узнаваемую канонаду выстрелов. Таня резко повернулась в сторону отца, что в это время стоял на крыльце штаба и впервые за десять лет нервно курил сигарету.

В голове девушки всплыли слова отца : «… мне выпало тяжёлое бремя… кому-то нужно принимать тяжёлые решения…».

В этот момент личность отца для девушки разделилась на две ипостаси. Одна была тем самым Папой, каким она знала его всю свою жизнь, вторая была суровым Диктором посёлка, что приговорил ренегатов к расстрелу.

Нутро девушки рвало на части.

С одной стороны она искренне жалела тех людей, что сейчас платили самую высокую цену за неверный выбор и при этом готова была наброситься на отца за то, что тот решил избавиться от них, ведь такой поступок вполне можно было считать бесчеловечным и её Па ну никак не мог вот так поступить с беззащитными.

С другой стороны девушке было больно от осознания того, что её отцу придётся до конца своих дней жить с грузом вины за этот ужасный приказ. И единственным оправданием для столь массового убийства станет отговорка, что таким образом он обезопасил посёлок от обнаружения теми, кто сможет накопить силы и решить отомстить за несправедливое изгнание.

Застыв на месте в нерешительности, Таня смотрела на Павла, чувствуя, как по щекам текут слёзы. В этот момент мужчина так же молча смотрел на дочь, не нарушая своими словами тишину посёлка, в которой, как в летнюю ночь, раздавался стрекот но не сверчков, а далёких хлопков огнестрела.

Внутренняя борьба в Тане достигла своего пика и девушка сделала свой выбор. Сорвавшись с места, она набросилась на отца, чтобы…

… заключить его в объятья.

Разрыдавшись в голос, Таня зашептала ему на ухо:

- Папочка, плевать на этих идиотов! По ним премия Дарвина плачет! Можно сказать ты сделал им одолжение, их и так бы сожрали там! Ты только не вини себя, слышишь! Я с тобой, даже если придётся пойти и против остального посёлка, даже если против всего мира! Папочка ты у меня самый-самый!

Девушка почувствовала как по её виску прокатилась единственная скупая слеза и тяжёлая рука мужчины бессильно опустилась ей на спину. Она ещё крепче сжала объятья, чтобы её Па ни в коем случае не ощутил себя одиноким, как в тот раз, когда ушла её мама…