Добывайки - Нортон Мэри - Страница 5

— Ах, Под, — проговорила Хомили чуть не плача, — что же ты сде­лал?

— Ну, — ответил Под, снова садясь, — он взял у меня чашку.

— Что?! — в ужасе воскликнула Хомили.

— Понимаешь, он сидел в постели и смотрел на меня. Я провел там, на портьере, не меньше десяти минут, потому что часы пробили чет­верть…

— Но что значит — он взял чашку?

— Ну, он слез с кровати и подошел ко мне. «Я возьму чашку», — ска­зал он.

— Ой! — выдохнула Хомили, глядя на него во все глаза. — И ты дал ему?

— Он сам взял, — сказал Под, — да так осторожно… А когда я спу­стился, отдал обратно.

Хомили закрыла лицо руками.

— Да не расстраивайся ты так! — взволнованно сказал Под.

— Он мог тебя поймать! — сдавленным голосом произнесла Хомили, и плечи ее затряслись.

— Мог. Но он только дал мне обратно чашку. «Возьмите, пожалуй­ста», — сказал он.

Хомили подняла на него глаза.

— Что нам теперь делать? — спросила она. Под вздохнул.

— А что мы можем сделать? Ничего. Разве что…

— Ах, нет, нет! — воскликнула Хомили. — Только не это. Только не переселяться. Да еще теперь, когда я все здесь так уютно устроила, и часы

у нас есть, и всякое другое.

— Ну, часы можно взять с собой, — сказал Под.

— А Арриэтта? Как насчет нее? Она совсем не такая, как ее двоюрод­ные братья. Она умеет читать, Под, и шить…

— Он не знает, где мы живем, — сказал Под.

— Но они ищут! — воскликнула Хомили. — Вспомни Хендрири. Они принесли кошку и…

— Полно, полно, — сказал Под, — зачем вспоминать прошлое?

— Но и забывать о нем нельзя. Они принесли кошку и…

— Верно, — сказал Под, — но Эглтина была совсем другая, чем Арриэтта.

— Другая? Она была ее ровесница.

— Они ничего ей не рассказывали, понимаешь? Вот тут-то они и допу­стили ошибку. Они делали перед ней вид, будто на свете нет ничего, кро­ме нашего подполья. Они не рассказывали ей о миссис Драйвер или Крэмпфирле. И уж словечком не обмолвились о кошках.

— В доме и не было кошки, — напомнила ему Хомили, — пока они не «увидели» Хендрири.

— Но потом-то она была, — сказал Под. — Детям нужно все говорить, так я считаю, не то они сами начинают разузнавать что к чему.

— Под, — сердито промолвила Хомили, — мы ведь тоже ничего не рас­сказывали Арриэтте.

— Ну, она многое знает, — тревожно ответил Под. — У нас же есть ре­шетка в садик.

— Она не знает об Эглтине. Она не знает, что значит, когда тебя «увидят».

— Ну что ж, когда-нибудь расскажем ей. Мы ведь всегда собирались это сделать. К чему спешить?

Хомили поднялась с места.

— Под, — произнесла она. — Мы расскажем ей все сегодня.

Глава пятая

Арриэтта не спала. Она лежала под своим вязаным одеялом, уставившись в потолок. Это был очень интересный потолок. Отец смастерил для Арриэтты спальню из двух коробок из-под сигар, и на потолке были нарисованы прекрасные дамы в развевающихся газовых платьях, которые дули в трубы, на фоне ярко-голубого неба. Внизу зеленели перистые пальмы и крошечные белые домики стояли вокруг площади… Это была великолеп­ная картина, особенно когда горела свеча, но сегодня Арриэтта глядела на нее, не видя. Стенки коробки из-под сигар не очень толсты, и Арриэтта, слышала родительские голоса, то поднимавшиеся чуть не до крика, то падавшие до шепота. Она слышала свое имя, слышала, как Хомили вос­кликнула: «Орехи и ягоды — вот вся их еда!» — а спустя немного — встревоженный вопрос: «Что же нам делать?!».

Когда Хомили подошла к ее кровати, Арриэтта послушно закуталась в одеяло и пошлепала босиком в теплую кухню. Она села на низкую ска­меечку и, обхватив колени руками, поглядела сперва на отца, затем на мать. Хомили подошла к ней и, опустившись на колени, обняла худень­кие плечи.

— Арриэтта, — торжественно начала она, — ты знаешь о том, что там, наверху?

— О чем — о том? — спросила Арриэтта.

— Ты знаешь о двух великанах?

— Да, — сказала Арриэтта. — Старая тетя Софи и миссис Драйвер.

— Верно, — сказала Хомили. — И Крэмпфирл в саду. — Она положи­ла загрубевшую от работы ладонь на стиснутые руки Арриэтты. — Ты знаешь о дяде Хендрири?

Арриэтта задумалась.

— Он уехал на край света, — сказала она.

— Переселился, — поправила ее Хомили, — на другую квартиру. С тетей Люпи и детьми. В барсучью нору… дыру в склоне, где растет боярышник. А почему он это сделал, как ты думаешь?

— О! — воскликнула Арриэтта, и лицо ее просияло. — Чтобы быть на воздухе… лежать на солнышке… бегать по траве… качаться на ветках, как птицы… высасывать из цветов мед…

— Глупости, Арриэтта, — сердито вскричала Хомили, — это дурные привычки! И у твоего дяди Хендрири ревматизм. Он переселился, — про­должала она, делая ударение на этом слове, — потому что его «увидели».

— О!.. — воскликнула Арриэтта.

— Его «видела» двадцать третьего апреля тысяча восемьсот девяносто второго года Роза Пикхэтчет в гостиной, на полочке над камином. Надо же было выбрать такое место! — добавила вдруг Хомили удивленно, словно говоря сама с собой.

— О!.. — опять воскликнула Арриэтта.

— Я никогда ни от кого не слышала, никто не счел нужным мне со­общить, почему он вообще туда забрался. Все, что там стоит, говорит твой отец, видно с пола или с ручек бюро, если стать боком и держаться за ключ. Так отец и поступает, если заходит в гостиную.

— Говорили, он полез за пилюлями от печени, — сказал Под.

— Что ты имеешь в виду? — удивленно воскликнула Хомили.

— Пилюлями от печени для Люпи, — устало объяснил Под. — Кто-то пустил слух, — продолжал он, — что на каминной полке в гостиной лежат пилюли от печени…

— Вот как? — задумчиво проговорила Хомили. Я никогда об этом не слышала. Ну и все равно это был глупый и безрассудный поступок, нико­му не нужный риск. Оттуда не спустишься иначе как по шнуру от коло­кольчика. Говорят, Роза смахнула с него пыль метелочкой, и он стоял так неподвижно рядом с фарфоровым купидоном, что она ни за что не обрати­ла бы на него внимания, если бы он не чихнул. Она была еще недавно в доме и не знала всех статуэток. Она так завизжала, что мы услышали ее даже здесь, под кухней. После того ее было не заставить вытирать пыль — разве только со столов и стульев.

— Я редко захожу в гостиную, — вставил словечко Под. — Не стоит труда. Там все стоит на своем месте, и если что пропадет, они сразу заме­тят. Конечно, бывает, остается что-нибудь на столе или на полу возле сту­ла, но только если там были гости, а у них давно уж не бывает гостей… лет десять или двенадцать. Я могу сейчас, не сходя с места, перечислить тебе все, что есть в гостиной, начиная с горки у окна до…

— А сколько в этой горке красивых вещиц, — прервала его Хомили, — и многие из литого серебра. Там есть серебряная скрипка со струнами и смычком… как раз под рост нашей Арриэтте.

— Что толку в вещах, — сказал Под, — которые лежат под стеклом.

— А разве ты не можешь разбить стекло? — спросила Арриэтта. — Са­мый уголочек, чуть-чуть ударить, крошечный ку… — Голос ее прервался, она увидела, с каким удивлением, даже ужасом смотрит на нее отец.

— Послушай-ка, Арриэтта, — начала сердито Хомили, но тут же взяла себя в руки и ласково похлопала дочку по плечу. — Она же не понимает, что такое — добывать, — объяснила она Поду. — Она не виновата. — Хо­мили снова обернулась к Арриэтте. — Чтобы добывать, нужна сноровка, это своего рода искусство. Из всех семейств, которые жили в этом доме, остались мы одни, и знаешь почему? Потому что твой отец — самый искус­ный из всех добываек, искуснее его в наших краях не было с… ну, со времен, когда еще твой дедушка жил на свете. Даже твоя тетя Люпи не могла этого отрицать. Когда он был помоложе, я своими глазами видела, как он прошел весь обеденный стол из конца в конец уже после того, как прозвучал гонг к ужину, и взял с каждого блюда орех, или конфету, или еще что-нибудь из десерта и спустился по складке скатерти до того, как в дверь вошел первый человек. Просто так, для забавы, да, Под?