Ревизор: возвращение в СССР 32 (СИ) - Винтеркей Серж - Страница 4

— Давай! — охотно согласился Ильдар.

— Кстати! Товарищи! Чуть не забыл, — шлёпнул я себя по лбу. — В газету на моё имя пришло коллективное письмо из того детского сада, где мы поварих отлавливали.

— Правда, что ли? — спросил Булатов, но заинтересовались все.

— Уволили их. Новые повара в саду, готовят вкусно. Написали, мол — большое всем родительское спасибо!

Попрощались с Марком, не рассчитывая сегодня уже возвращаться, и я повёл всех к машине. Доехали быстро, такое удовольствие кататься по Москве без пробок!

Завод «Красный металлист» занимал приличную территорию. Вызвавшийся нас проводить охранник с опаской поглядывал на нас. А я оглядывался вокруг. Старые приземистые корпуса завода говорили о его долгой истории. Здесь было бедненько, но чисто. Старые кирпичные здания были тщательно покрашены в какой-то матово-красный цвет. Территория сплошь заасфальтирована. Если и лежали поддоны под открытым небом, то аккуратной стопкой. Чувствовалась рука крепкого хозяина.

Охранник целенаправленно привёл нас в приёмную директора завода, где нас уже ожидало человек пять. Начали знакомиться. Директор завода Симонов решил лично принять участие в этой встрече, что говорило о серьёзном настрое руководства. Сразу представился журналистом, чтобы не удивлялись, что я пишу всё время что-то в блокноте. Сам уволенный Черкашин оказался высоким, крепким мужиком лет тридцати пяти — сорока, со здоровым цветом лица и близко не напоминавшим пьющего человека.

На встречу с нами пришли ещё председатель месткома, начальник отдела кадров и начальник цеха.

— Прошу, товарищи, проходите ко мне в кабинет, — довольно сдержанно пригласил нас Симонов.

Мы расселись, Ильдар зачитал письмо Черкашина и особо выделил его просьбу о восстановлении на работе.

— Послушайте, ну это уже ни в какие ворота! — не выдержала начальник отдела кадров Стрельникова. — Прождать целый год и только потом заявить о своём несогласии с увольнением? Все сроки пропущены!

— Подождите, Вера Георгиевна, — остановил её директор. — Товарищ Черкашин был уволен по статье в марте семьдесят второго года. Сейчас на дворе май семьдесят третьего. Спрашивается, где был товарищ Черкашин всё это время? И почему завод должен теперь восстановить его с оплатой всего периода вынужденного прогула?

— Хороший вопрос, — заметил я, записывая за директором и посмотрел на Черкашина в ожидании ответа.

— А я не в мае начал просить! — сильно нервничая, ответил тот. — Я ещё в январе первый раз пришёл.

— В марте вас уволили, и вы до января следующего года ждали? — уточнил Ильдар, переглянувшись со мной.

— А я только в декабре перед самым Новым годом приятеля с завода встретил, и он мне рассказал, что Мурзина уволили за пьянку. Я сразу и пошёл на завод.

— Мурзин — это мастер нашего цеха, — объяснил начальник цеха Вдовин в ответ на наши недоумённые взгляды.

— Это он меня уволил! — разволновался Черкашин и вскочил с места. — Я трезвый был, просто попал ему под горячую руку. А он сам бухал на работе! Михалыч не даст соврать, — кивнул он на начальника цеха, — он тогда мастером на соседнем участке был.

— Кхе-кхе! — многозначительно прокашлялся директор, глядя на начальника цеха и тот промолчал под его взглядом.

— Так… Это что же получается? — посмотрел я на Ильдара. — Получается, что мастер уволил работника, обвинив в пьянстве, а сам тоже был потом уволен за пьянство. И никто из руководства не удосужился проверить правомерность его действий перед увольнением? Не возникла мысль, что такой вот специфический руководитель мог что-то не так сделать, как-то ущемить права трудящихся?

— Получается так, — согласился со мной Ильдар. — А что сделал профсоюз в этой ситуации?

— А что должен был сделать профсоюз? — довольно неприязненно посмотрела на нас председатель месткома Яшина. — Как профсоюз должен был узнать, что нарушены права трудящегося? Где заявление товарища Черкашина? Почему профсоюз только через год с лишним узнаёт о том, что произошло?

— Если бы я знал, какую вы мне характеристику дадите, — побелел от злости Черкашин, — я бы сразу в суд пошёл. А тогда я думал, уволили и уволили, ну, и чёрт с вами! Хотите с алкашами работать, ваше право. Думал, найду работу, не без рук… А они мне что написали? Что я деньги всему цеху под процент давал!

— А вы не давали? — уточнил Ильдар.

— А вы найдите хоть одного, кому я давал!

— Подождите, но вы же видели, какую вам характеристику при увольнении дают? — предположил Ильдар.

— Я сначала пытался устроиться только с трудовой, а там статья… В одном месте, вроде, брали, но попросили характеристику… Думал, я пятнадцать лет отработал, у меня премии, благодарности в трудовой, думал, нормальную характеристику дадут… А они!..

— Что это, вообще, за история с процентами? — заинтересовался я. — Откуда она взялась? Были свидетельства, заявления? Всё-таки, это серьёзное обвинение… На основании чего?

— Характеристику непосредственный начальник составляет, — ответила начальница отдела кадров после затянувшегося молчания, — отдел кадров только печатает на бланке…

— Здорово… Мало того, что уволили человека по статье ни за что, так ещё и характеристику ему сочинили нелицеприятную, — подвёл я итог. — А сейчас никто не виноват, да? Валим всё на уволенного мастера… А ничего, что кто-то такого вот руководителя назначил, доверил ему людьми командовать?

— А Черкашин не мог ко мне с этой характеристикой тогда же подойти? — посмотрел на меня исподлобья директор.

— А что к вам идти, если под ней ваша подпись стоит? — огрызнулся с горечью в голосе тот.

— Действительно, — посмотрел я на директора.

— Послушайте, вы всерьез думаете, что я вчитываюсь в каждую характеристику? Какой смысл, если я не знаю, о ком идёт речь? У нас тысячи сотрудников!.. Я не могу лично знать каждого до такой степени!..

— Но теперь-то вы знаете, что подписали полную чушь? — уточнил я.

— Характеристику мы перепишем, — тут же согласился директор. — А о восстановлении на работе через почти полтора года не может быть и речи.

Мы переглянулись с Ильдаром.

— Ситуация, конечно, неоднозначная, — заметил я. — И вы, Борис Андреевич, повели себя неправильно. Вам надо было сразу в набат бить, к директору идти, а не помогло, так в министерство обращаться… Но и к администрации завода очень, очень много вопросов… Почему у вас работник оказался один на один с неадекватным начальником? Неужели никого из вас не удивило такое нетривиальное обвинение в характеристике? Если глубоко разбираться, то это клевета, товарищи. Подписанная вами безо всякой проверки!

— Мы исправим характеристику, — повторил Симонов.

Мы опять переглянулись с Ильдаром.

— Налицо халатное и равнодушное отношение должностных лиц к своим обязанностям, — констатировал я. — Работники могут и не знать всех тонкостей трудового законодательства, для этого и существует профсоюз. Да и отдел кадров, по идее, существует не только для того, чтобы отслеживать сроки, когда ещё можно незаконное увольнение оспорить.

— Так и отразим, — записывал за мной Ильдар. — Борис Андреевич, не забудьте прийти за новой характеристикой, — напомнил он Черкашину.

На этом мы завершили нашу встречу, попрощались со всеми и вышли на улицу. Черкашин вышел вместе с нами с откровенно разочарованным видом. Мы встали тесным кругом, кто хотел, тут же закурил…

— Ну, и что ты обо всём этом думаешь? — спросил меня Ильдар.

— Пока состава преступления, кроме клеветы, я здесь не вижу, — прикинул я. — Начальница отдела кадров не зря про сроки пропущенные упоминала. Я в современном трудовом законодательстве не очень разбираюсь, но думаю, что закон окажется на стороне завода.

— И что, ничего нельзя сделать? — спросил Черкашин.

— Тут юрист грамотный нужен, — пожал я плечами. — Есть шанс найти какие-то процессуальные нарушения, может быть, акт об опьянении составлен неправильно… Но это только специалист определит. Я специально не стал больше ни о чём говорить там, наверху, чтобы они не подчистили всё, что можно. Запишите мой телефон. Я проконсультируюсь за сегодня-завтра…