Адвокат вольного города 11 (СИ) - Кулабухов Тимофей "Varvar" - Страница 2

— Он называется «Небо Алтая». Я прошу подарить его государю от меня лично и от народа каганата.

— Интересно Вы говорите, не от кагана, а от себя и народа. Вы не собрались тут устраивать республику? Впрочем, это меня не касается, я делаю своё дело.

— Нет, у нас конституционная монархия.

— Опасный эксперимент, так широким массам покажется, что можно и ограничить власть монарха.

— Моя конституция её только упорядочивает. Там в одной из первых статей написано, что власть кагана является незыблемой и абсолютной. У меня встречный вопрос. А на чём строится власть Петра Алексеевича?

— Ну, Вы спрашиваете!

— Спрашиваю. Не оспариваю, но спрашиваю.

— Она строится на власти дворянского сословия, того, что он управляет ими, то есть, нами, армией, полицией, чиновниками…

— Стоп. Полшага назад. Что значит — управляет?

— Ну, то и значит, приказывает, велит, определяет как конкретные действия, так и общую политику.

— А откуда тот или иной министр знает, что конкретно этот человек — правитель?

— Он взошёл на престол и правит.

— Я хожу вокруг да около конкретного ответа на свои вопросы, Елисей Петрович. Его власть, как и британского или любого другого монарха зиждется на традиции, на том, что «так было всегда». Каждый чиновник знает, что так должно быть, хотя и без особой причины, просто по традиции. Но традиции не писаны, а я как юрист, люблю формализацию. Кстати, об этом, комплект документов на подпись у Вас?

— У Баранова, ближе к отгрузке подпишете. Говоря про традиции, Вы намекаете, что они могут измениться, а с ними изменится и статус монарха? В том числе, перестанет быть таковым?

— Предок упаси, я сам сторонник традиций, твёрдый монархист. Меня такие слова только пугают. Даже тут, в каганате я зацементировал статус кагана.

— Дээээ, мы все не революционэры, граф-найом. Но… Чтобы Вы понимали, дворянское сообщество, ту его часть, что посвящает себя государственным и гражданским делам, эта ситуация очень интересует и куда затея с конституцией выведет… Обсуждают, спорят.

— Ну, Вы им привет передавайте.

— А правду говорят, что Вы не были отличником учёбы?

— Не врут. Троечник, а запилил конституцию в отдельно взятой стране, ещё и министром стал.

— Ну, для троечника Вы вообще сильно продвинулись.

— Предок помогал, — неопределённо пожал плечами я.

— А раньше тут не было города? — осторожно спросил Румянцев.

— А этот вопрос, как вопрос о статусе монарха, опасный вопрос, такой, на который не хочется отвечать и не хочется, чтобы он поднимался.

— Ну что ж, все имеют право на свои тайны.

— Коммерческую тайну. Я не хочу Вас обидеть, но тут внедряется целая концепция регионального влияния, согласованная с государем.

Здорово, чуть что, переводить стрелки на императора, зная, что все его боятся и переспросить не могут.

— Ну да, сказывают, что Вы имели личный разговор и конституция принята после этого. Вы знаете тайну, которую не знают другие.

Реальная последовательность была иной, но спорить я ним не стал.

А он, словно хотел сказать что-то ещё, что-то важное, но после некоторых колебаний, смолчал.

Мы продолжили беседу на нейтральные темы, и Румянцев показался мне крайне образованным и разумным человеком, мы даже обменялись контактами, потому что его клан имел интересы в пошиве шуб и изделий из ценного меха.

— Вы можете поставить закупочную точку прямо в городе.

— А охотники к Вам захаживают? Или война вносит свои коррективы?

— Война влияет на всё.

— А если она затянется?

— Кто-то из древних говорил, что войну можно начать по желанию, но никогда она не завершится по твой воле. А в нашем случае, мы её и не начинали.

— Ну, я всецело на Вашей стороне, Аркадий Ефимович. А что Вы не спросите помощи у государя?

— Потому что такая польза не бесплатна, за неё придётся довольно серьёзно платить. И потом, кто будет уважать того, кто не смог постоять за себя?

У меня позвонил мобилет.

— Да.

— Ну, мы это… Начали. Пока всё идёт без соплей и заминок.

Я криво улыбнулся. Пока я тут отгружаю золото, рискуя, что каганат по-крупному кинут на деньги и перспективы роста, четвёртый отряд занимается бандитизмом, прикрываясь политическими интересами своего заказчика.

— Хорошо. Вы, главное, там помните про механизмы индивидуальной эвакуации.

— Принято, — тон головореза был собранным и спокойным.

…

Над головой сияла луна, на небе ни облачка.

— Ну что, моя лаборатория подтвердила подлинность золота восемнадцатью доступными методами, включая семь магических. И… Я даю команду начать погрузку? — спросил меня Румянцев.

— Нет.

— И всё же, несмотря на возражения, я отдам такой приказ.

— Проверяете меня на прочность, граф?

— У вас свой приказ, у меня свой.

Я поставил чашку на ровную площадку и отошёл на пару шагов.

— Полагаю, что Вам не стоит улетать до оплаты и на то есть сразу три причины.

— Какие же?

— Во-первых, если Вы начнёте взлетать, некоторые верные мне казаки-пулемётчики могут случайно изрешетить фюзеляжи самолётов.

— За такие шуточки платят жизнью или годами на каторге.

— Ну, Вы должно быть знаете, какой жизненный путь был у этих казаков и что их не так-то просто испугать.

— Мы будем вынуждены взять Вас под арест.

— Верю. Меня и кого угодно в городе, а войско вообще Вам присягнёт, что будет военным переворотом.

— Выводы не мне делать, моё дело забрать золото.

— А заодно Вы застрянете с ним посреди каганата, ведущего войну. Вы забыли, что только эти стены сдерживают ногайцев? Понимаете, что причины для спешки были?

— Рассчитываю, что Вы так не поступите.

— Конечно, я не поступлю, Вы не поступите. Вторая причина в том, что погода нелётная.

Коснувшись татуировки воздушного элементаля я передал ему команду «переворачивай».

Небо над городом буквально взорвалось. Так проявил себя воздушный элементаль, который тут-то показал свою полезность в полный рост. Ранее он «говорил», что воздух распределён неравномерно, в том числе выше, всего на пару километров, воздух намного холоднее. И сейчас он перевернул слои, смешав их, как осадок на дне бутылки дешёвого вина.

Воздух наполнился рёвом ветра, порывистого и холодного. К этому добавились тучи, которые прятались за горами, а сейчас двинулись с востока плотной стеной.

— Погода…

Он поднял голову вверх и в пару движений глаз убедился, что это так, обстановка в воздухе изменилась за четверть минуты.

— Как Вы это сделали, Аркадий Ефимович?

— Я? Да как бы я мог. Просто Алтай против такого оборота событий. Буквально. Вы знали, что у Алтая есть свой дух? Ну и есть третья причина, личного характера.

Я держал мобилет на нагрудном кармане, нажал на кнопку, вызов пошёл.

— Кабыр? Слышно меня? Кабыр-джан, мне перестала нравиться та чашка.

Я, а следом за мной и Румянцев, повернулся к пустой чашке, которую я поставил на землю.

Кабыр не ответил, но через секунду раздался приглушённый хлопок, и чашка разлетелась вдребезги.

— Однако, у Вас есть подручный снайпер?

— Он мне не подручный и даже не подданный каганата. У него приказ, что если что-то пойдёт не так, пристрелить обоих графов.

— И Вас, в смысле, и Вы же его заказчик?

— Нет, не заказчик, ему приказал каган. И да, обоих. На случай моего предательства или магически-ментального воздействия.

Румянцев достал сигарету:

— Не страшно умирать, граф? Из-за какого-то золота, которое к тому же не Ваше?

— Страха нет… Мне нравятся стихи одного безвестного парня… Звучит оно так.

Ветер рвал волосы, а настроение, напротив, сделалось шальным, бесшабашным.

— Из открытого в хрониках горя…

Сквозь столетия слышится мне.

Мы дойдём до последнего моря.

Славен Сулдэ на белом коне!"

Выполняли былого заветы: «Ни себя, ни врагов не жалей!»

Все великие царства планеты под копытом монгольских коней.