Артефакт острее бритвы (СИ) - Корнев Павел Николаевич - Страница 42

В соседней комнате взвыли пуще прежнего, там что-то грохнуло, стена дрогнула, доски ощерились щепками. Я скинул оцепенение и встал с пола, а только развернулся и едва ли не лицом к лицу очутился ещё с одним стрельцом. Покрытый язвами человек вскинул распухшие кисти, и я бросил всю накопленную энергию в защитный аркан. Задействовав малую печать воздаяния, сотворил пурпурное полотнище, а миг спустя пестревшая уродливыми гнойниками кожа лопнула, и в меня ударили две алые струи. Они обернулись зазубренными гарпунами и вонзились в магический барьер, но не пронзили его, застряли.

Обосновавшаяся внутри стрельца тварь дёрнула протянувшиеся за клинками алые жилы и легко распотрошила защитный полог, в ответ я врезал своим коронным приёмом. Атакующий аркан угодил в зачарованную кирасу и пусть не оставил на той даже вмятины, зато отбросил противника на пару шагов назад. Тот врезался спиной в дверной косяк, и гарпуны пролились на пол кровью, а из распахнувшегося рта вырвалось алое облако. Я не сплоховал и встретил обернувшуюся магическими москитами порчу атрибутом.

Горите!

Ударившее из руки пламя как обычно не пробыло белым и мгновения, сразу вывернулось жгучим пурпуром и налилось фиолетовой чернотой, сожгло к чертям собачьим всю кровавую мошкару разом. И сразу погасло, за краткий миг успев не только пожрать накопленную мной энергию, но и вытянуть немалую часть жизненных сил. Колени подогнулись, я опёрся на хирургический стол, мотнул головой и шатнулся к распахнутому настежь окну.

Даже если ноги сломаю — не беда! Кости лекари срастят, а оторванную голову никто не пришьёт!

Стрелец отлип от дверного косяка и шагнул следом, и тотчас плоть его начала отваливаться, обнажая мышцы, а дальше разложение вгрызлось уже и в них. На меня повеяло гнилостной вонью, по полу растеклась мерзкая жижа, грохнувшееся в неё тело не развалилось на куски только из-за кирасы и одежды.

Это оказалось для меня уже слишком. Скрутил приступ рвоты.

Заглянувший в дверь лысый тайнознатец в чудном кожаном одеянии осуждающе покачал головой и вновь скрылся из виду. Крики в соседнем помещении уже стихли, теперь оттуда доносилась лишь ругань Первоцвета. А мне впервые в жизни захотелось выпить. Но нет, наверное, всё же нет…

С подвохом оказалась вся привезённая в больницу полудюжина стрельцов. Телегу обнаружили в соседнем переулке, возница бесследно исчез. Зато отыскался Веслав, но радости это никому не доставило: парня зарезали в комнате над кабаком, куда его увела клеившаяся до того ко мне девица. И не зарезали даже, а попросту освежевали, вырезав сердце и собрав кровь в предусмотрительно заготовленный таз. Во время схватки с четвёркой проклятых стрельцов серьёзно пострадали ещё двое учеников школы Багряных брызг, но магистр Первоцвет оказался на высоте и расправился с нападавшими прежде, чем кого-нибудь успели прикончить.

Ну а дальше началась сущая кутерьма: выставили охрану, прискакал заместитель коменданта гарнизона, следом прикатили помощник мирового судьи и купчишка, который никакой не купчишка, а крючкотвор.

Толком описать девку, заманившую в ловушку Веслава, никто из учеников школы Багряных брызг не сумел, поскольку вчера парни были слишком пьяны, чтобы в их головах остался внятный облик красотки; пришлось мне задержаться и поделиться её образом с вызванным из Тегоса художником. Потом уже только пошёл в купальню при больнице, где добрых полтора часа отмокал, отогревался и отмывался. Затем посетил трапезную, там не только пообедал, но и собрал богатый урожай слухов и сплетен. Болтали, будто атакам подвергся портовый госпиталь и городская больница, при этом нападавшие везде стремились расправиться именно с врачами и лекарями, занимавшимися снятием порчи. Ещё вроде как нескольких врачей зарезали ночью на их квартирах и что совсем уж из ряда вон — до последнего человека была перебита здешняя миссия ордена Небесного великолепия.

Когда я вернулся в уже отмытый от крови флигель, магистр Первоцвет яростно собачился с крючкотвором торгашей.

— И как нам теперь быть⁈ — в голос орал он. — Сначала вы забрали у меня обученных людей и всучили недоучек-стажёров, а теперь даже их на две смены не наберётся! Разорваться мне, что ли⁈

— Успокойтесь, магистр! — попросил крючкотвор, раскуривая вонючую сигару. — Попытаемся привлечь вольнонаёмных специалистов. Все понимают серьёзность ситуации, нам даже согласовали повышение ставок!

— А…

— Нет! Действующие контракты пересмотру не подлежат! За сегодняшний день вам полагается премия, но и только.

— Ну-ну… — процедил Первоцвет, и стало ясно, что в качестве пациента крючкотвору к нему лучше не попадать.

Когда высокое начальство наконец убыло из больницы, магистр задумчиво стиснул пальцами подбородок и постоял так недолго, затем недобро улыбнулся:

— Радим и… пожалуй, Лучезар. Давайте за мной!

Привёл он нас в приёмную главного врача, где поручился, что паренёк из школы Багряных брызг соответствует стандарту лекаря первого класса, а я — второго. Всем было откровенно не до нас, но собрали комиссию из трёх врачей, те позадавали вопросы и, удовлетворившись полученными ответами, поставили свои подписи на обоих аттестационных заключениях. Тут же на них шлёпнули и печати.

Карьера — просто головокружительная! Нам ещё и довольствие уже по новым ставкам назначили: за дневное дежурство мне стало полагаться два целковых, за ночное — три.

Пришлось, правда, отдариться премией за сегодняшний день, но причитающиеся мне пять червонцев отдал наставнику безо всякого сожаления. Да и чего скупердяйничать? Я такими темпами за год с долгами рассчитаюсь, а если самостоятельно практиковать стану, то и раньше!

— Ставки они подняли, крохоборы несчастные! — презрительно скривился Первоцвет, убирая в кошелёк полученные от меня и Радима золотые монеты. — Вот прямо очередь к нам теперь выстроится! — Он хмуро глянул и предупредил: — Чтоб без прогулов и опозданий, а то так прокляну, что…

Магистр досадливо махнул рукой и ушёл, Радим убежал проведать пострадавших при нападении соучеников, а я вышел на улицу, не зная, чем теперь себя занять.

Состояние было непонятное — вроде бы повышение отпраздновать нужно, а до сих пор мутит и поджилки трясутся. Того и гляди от пациентов шарахаться начну! Именно по причине дурацкого настроения, я и не пошёл домой, а спустился в подвал к Дарьяну. Пока тот заканчивал работу и отмывал хирургический стол, мы успели обсудить сегодняшние события, ну а дальше книжник потянул меня в кабак, и я спорить не стал, пусть перво-наперво и завернул в кондитерскую, где потратился на три эклера с шоколадным кремом.

Дарьян покачал головой.

— Вот ты, Лучезар, сладкоежка!

Я только фыркнул в ответ и ничего с набитым ртом отвечать не стал, благо Заряна растолковала, что в приличном обществе это полагается дурным тоном.

Вспомнилась фигуристая барышня с глазами расплавленного янтаря, с неё мысли сами собой перескочили на Рыжулю.

Где она, с кем?

Но травить душу себе не стал — сейчас от меня не зависело решительно ничего, и это был неоспоримый факт, а не пустые самооправдания.

Мы свернули к кабаку, но популярное у больничного персонала заведение сегодня посетителей не принимало, поскольку хозяину и прислуге мотал кишки помощник мирового судьи. Пришлось топать в подвальчик, а там всё те же занимались всё тем же. Курили, пили и трепались. Разве что бородатый предводитель охотников на беглых рабов перебрался к принимавшему ставки старику.

— Да пойми ты, дело верное! — напирал бородач, нависая над столом.

Широкоплечий и загорелый, с бычьей шеей, торсом-бочонком и кулаками что твои дыньки выглядел он внушительней некуда. Распахнутая едва ли не до пупа рубаха открывала густую поросль, оружейный ремень оттягивала кобура с револьвером и чехол с длиннющим охотничьим ножом.

— Нет денег, нет ставок! — и слушать ничего не пожелал плешивый старикан. — Карп, поди прочь!

Громила зло выругался и перебрался за стол к шулерам.