Ненужная мама. Сердце на двоих (СИ) - Лесневская Вероника - Страница 6

- Ты принимаешь пациентов чересчур близко к сердцу, - отмечаю с легким укором. - Жалость погубит тебя, доктор.

- Зато мое равнодушие погубило бы вас, - фыркает она, прижимая мурлычущий комочек к себе. Алиска не теряет времени зря и активно слюнявит ей блузку, постукивая кулачком по ложбинке груди. - Сейчас бы вы не мне грубили, а объяснялись с полицией и опекой, вызванными с легкой руки вашей соседки.

- Она старая стерва, с первого дня нас невзлюбила, - гневно выплевываю.

Вика приоткрывает рот, чтобы возразить мне, но так и не произносит ни звука, потому что притихшая дочка неожиданно срыгивает, выпуская на безупречный костюм нашего педиатра чуть ли не половину объема своего кормления.

- За это тоже извини, давай дочку мне, - вздыхаю, поднимая руки к Алиске. Провожу пальцами по маленькой спинке, спотыкаюсь о Викину кисть, невозмутимо перекладываю ладонь на детскую попу, придерживая ее.

- Часто у вас такое бывает? - хмурится Богданова, рассматривая дочку и потеки смеси на своей некогда идеальной одежде. Не проявляет ни грамма брезгливости. Скорее, оценивает ущерб с медицинской точки зрения и мысленно перебирает диагнозы.

- Обычное дело, - все-таки забираю кроху. - С рождения футболки мне метит.

- Гордей, скажу честно, меня это настораживает, - мрачно сводит брови.

- Виктория, еще одно слово – и придется спасать меня от инфаркта, - нервно ухмыляюсь, опуская дочку на столик, чтобы сменить распашонку. Нам пора бы одноразовые использовать, потому что в ванной уже собралась целая гора грязной детской одежды.

- Нет уж, увольте, возмущенные и хронически недовольные отцы в мою сферу обязанностей не входят, - ехидно хмыкает Вика, осторожно снимая с плеч испачканный пиджак. Двумя пальцами оттягивает мокрую ткань блузки, облепившую верх ее груди. - Для начала давайте попробуем сменить смесь. Когда выздоровеете, сдадим несколько анализов, а дальше посмотрим. Будем контролировать набор веса, график кормлений и ваше самочувствие. Не беспокойтесь, наладим работу желудочка.

Подходит к Алиске, слабо отталкивает меня плечом от собственной дочери, склоняется над ней и ощупывает голый животик. Послушно отхожу, чтобы найти в шкафу последнюю чистую футболку. Мне их тоже катастрофически не хватает, но эту… я подаю опешившей Вике.

- Иди в душ, в таком виде я тебя к младенцу не подпущу, - возвращаю ее же фразу и вижу, как мягкая улыбка трогает пухлые, напряженно поджатые губы. – Антисанитария, - с упоением отчитываю молодого врача, отомстив ей за наш недавний разговор. Теперь мы меняемся местами.

- Если можно, я застираю у вас блузку? – смущенно спрашивает вместо того, чтобы спорить и сопротивляться. Мне импонирует ее уравновешенность и мудрость.

- Да, и повесь на змеевик, если найдешь там место. За ночь высохнет, - инструктирую деловито и возвращаю дочку в кроватку, предварительно сменив ей подгузник. За эти недели я так привык, что ребенок постоянно или ест, или писает, что делаю все необходимое на автомате.

Пока Вика скрывается в душе, я расстилаю для нее постель в отдельной комнате. Здесь никто еще не ночевал, ведь сам я сплю на диване в детской. Не могу ни на шаг отойти от Алисы. Каждый день пролетает как в тумане, и только сегодняшний неожиданно заиграл светлыми красками благодаря неопытному, но очень трудолюбивому врачу с обостренным чувством ответственности.

- Послушайте, Гордей, я не…

Реагирую на скромный мелодичный голос и, импульсивно стиснув пальцы на комплекте постельного белья, оборачиваюсь. Вика нерешительно мнется на пороге. В моей футболке, длинные края которой повязаны узлом на осиной талии. Юбку она решила оставить, видимо, чтобы не щеголять по дому полуобнаженной. Хотя меня это ничуть бы не затронуло – мужик во мне умер и похоронен под гранитной плитой.

- Ты обещала утром к нам заехать, помнишь? – строго произношу и выпрямляюсь, чтобы не смущать ее. Небрежно бросаю одеяло на кровать. - А до рассвета осталось… часа четыре, - указываю на настенные часы. – Если хочешь, позвоню Богданову и отчитаюсь, что его дочь в безопасности.

- Может, хватить акцентировать внимание на моем возрасте? - грозно произносит она, и в эту секунду ее лицо озаряется проблеском молнии. Взгляд мечется в окно, за которым бушует стихия, на дне черных зрачков вспыхивает страх. Маленькая девочка боится грозы, но усиленно прячет свою слабость. – Я останусь исключительно для того, чтобы вы в лихорадке не проспали свою дочь.

- Принято, - подавляю смешок, который провоцирует у меня ее чересчур серьезный, боевой вид. Юная совсем, горячая, дерзкая. Характер как каленое железо. Она станет хорошим врачом. – Спокойной ночи, - огибаю ее по широкой траектории, стараясь больше не касаться, и оставляю одну в комнате.

- И вам, - чуть слышно доносится мне в спину.

Спустя полтора часа я кормлю Алиску, четко по расписанию, которое составила Вика. Стараюсь не шуметь, чтобы не разбудить ненароком плененного нами врача. На доли секунды останавливаюсь у ее закрытой двери по пути на кухню. Прислушиваюсь к звукам и шорохам внутри комнаты. Богдановой не спится, однако все равно я решаю ее не тревожить – пусть отдохнет от моей душной компании.

Закончив все дела и убедившись, что дочка мирно сопит в коконе, я собираюсь вздремнуть. Совсем недолго, не более получаса… Но как только голова касается подушки, меня отрубает так, будто кто-то выключил тумблер.

- Гордей, - сиплый шепот будоражит слух, а рваное дыхание едва уловимо обдает щеку. – Надо вставать, Гордей Витальевич, - летит мне в лицо строже и громче.

Запах легких женских духов вперемешку со стойким лекарственным флером, от которого медикам не избавиться, пробуждает профессиональные ассоциации. Ночное дежурство в клинике, пара часов отдыха после сложной операции, медсестра на посту…

- Подготовь пока пациента к осмотру, я сейчас приду в приемную, - чеканю жестко, накрывая лоб ладонью. Зажмуриваюсь от яркого света, бьющего по сомкнутым векам. Неужели уже утро? Я только лег…

- Боюсь, нашей маленькой пациентке нужен папочка, - доносится мягко и по-доброму.

Такая особенная манера речи, с резкими перепадами от суровых ноток до ласковых, свойственна только одному человеку…

- Хм, Виктория, - лениво приподнимаюсь на локте и часто моргаю, фокусируя поплывшее зрение на девушке, что присела возле моего дивана.

Встречаемся взглядами, и она тут же разрывает мимолетный зрительный контакт. Подскакивает на ноги, одергивает юбку и поправляет лацканы пиджака, на темной ткани которого чуть заметны светлые разводы. На память от Алиски.

- Мне пора на работу, - сообщает так, будто мы живем вместе. И она сейчас уйдет, чтобы вернуться вечером, приготовить ужин, покормить ребенка… На мгновение я замыкаюсь в себе, забывая, кто в этой квартире хозяин.

- Хорошего дня, - отвечаю, как муж со стажем. И яростно растираю руками заспанное лицо, пытаясь взбодриться.

Нехотя занимаю положение сидя, откинувшись на спинку дивана. Выглядываю из-за утонченной фигуры Вики на детскую кроватку в поисках дочки. Кажется, я проспал кормление.

Черт! Отец года!

Почему дочка такая спокойная? Обычно она будит меня криком.

- Алиске я дала смесь и лекарства. Следующий прием через три часа, не забудьте. И следите за температурой, - командует Богданова, будто я совсем безнадежен. – Своей тоже, - добавляет тише, указывая на горсть таблеток для меня.

- Так, а я почему не проснулся? Я даже не слышал, как ты вошла в комнату, - удивленно протираю глаза.

- Вы были заняты тем, что во сне медсестер строили, - с лукавой ухмылкой издевается надо мной, но следом становится серьезнее. – Распишите себе задачи на день и обязательно ставьте будильник. Мужчине сложно привыкнуть к режиму ребенка и откликаться на его потребности, это нормально, ведь у вас элементарно нет материнского инстинкта и чуткости. Привычка обязательно выработается, но нужно время. И наймите няню, наконец, иначе загоните себя, - морщит аккуратный нос, недовольно окидывая меня, помятого и сонного, прищуренным взглядом.