Идеалы мисс Райт. Дилогия (СИ) - Зимняя Кристина - Страница 5

К сожалению выхода не было – в царство хлама, веками копившегося под крышей, тащить свечи рискнул бы только самоубийца, а дорогостоящего амулета ночного зрения в нашем доме не водилось. Последний разрядился еще при бабушке.

Любые изделия магов требовали своевременного ремонта и периодической подпитки, но обходились услуги волшебников дорого – непосильно дорого для нашей семьи. Вот и получилось, что из всего арсенала колдовских штучек в работоспособном состоянии остался только десяток светящихся голубых камешков, слишком мелких, чтобы заинтересовать скупщиков.

Жар-камни в принципе не портились, и хотя места их добычи были давно выработаны, а метод обработки утрачен, редкостью не считались. Ученые яростно протестовали, но самой популярной считалась версия, что это застывшая кровь драконов.

Только вот толку от красоты легенды, если в данный момент мне нужен был свет, а не отопление? Помещенные в таз камни уже почти вскипятили налитую для их активации воду, и поднимающийся над ее поверхностью пар туманом расползался по чердаку, придавая ему несколько зловещий вид. Казалось, что из-за какой-нибудь коробки вот-вот выплывет призрак. Но дожидаться утра я была просто не в состоянии, вот и приходилось перебирать залежи газетных вырезок, сидя на полу в ночной сорочке, липнущей к потному от жары телу.

Конечно, можно было перетащить стопки тетрадей, куда я год за годом старательно вклеивала статьи о знаменитостях, в свою спальню, но тогда мне пришлось бы объясняться с мамой, выселившей этот «источник пыли» из моей комнаты год назад. А так, по мнению доверчивых домочадцев, я трудилась на благо семьи, разыскивая пригодный для съемок инвентарь.

Дырявая, как сито, память была единственным моим качеством, которое не соответствовало идеальному журналисту. Увы, имена и даты, совершенно не желали храниться в голове. К счастью на лица это не распространялось – встреченного однажды людя или нелюдя я узнавала всегда и везде. В остальном же приходилось полагаться на записи.

Наконец, конечно же в самом низу самой дальней стопки, я обнаружила искомое – три пухлые тетради, посвященные кино. Сногсшибательно прекрасное лицо Феррана Истэна надменно взирало на меня уже с четвертой страницы, улыбалось фирменной ухмылкой Неуловимого Джима с шестой, посылало воздушный поцелуй с десятой – материала было много. Пожелтевшие от времени и клея листы переворачивались, а небольшой розовый блокнотик, разрисованный романтичными сердечками, пополнялся все новыми и новыми строчками…

Эльвира, заглянувшая утром на чердак в поисках «несносной девчонки», нашла меня сладко посапывающей в сундуке с прабабушкиными платьями – сил, чтобы добраться до спальни в три часа ночи у меня уже не было. Зато были длиннющий перечень и примерный план действий.

На следующий день неподалеку от «Жасминового венка»…

Напрасно я надеялась сходу приступить к претворению в жизнь своих коварных намерений и, едва продрав глаза, принеслась на съемочную площадку. Вот уже целую вечность над моей внешностью колдовали три жеманных девицы, обращавшиеся ко всем «дорогуша». Может, в их среде это считалось модным?

Минни, Ринни и Джинни, похожие, как близнецы, в своем толстослойном макияже, ползали вокруг меня сонными мухами и беспрестанно курили. Пятерка наших местных девушек, отобранных для массовки, кучковалась под раскидистым дубом и бросала на меня то злобные, то завистливые взгляды, хотя я бы с удовольствием поменялась местами с любой из них. Возглавляла этот отряд мэндиненавистниц дочка нашего мэра, что определенно не сулило ничего хорошего в будущем. Но думать я пока могла лишь об одном – о спасении из цепких лапок гримерш. И спасение пришло, но лучше бы его не было…

– Кого я вижу? – Уже за одни интонации в до боли знакомом голосе мне захотелось запустить в его обладателя томиком сценария, который помощник режиссера выдал под расписку о неразглашении. Ну или хотя бы туфлей.

– Дорогуша! – радостным хором выдохнули мигом оживившиеся «мухи», а стайка представительниц прекрасного пола Лайтхорроу прочирикала что-то приветственное и воодушевленно зашушукалась.

– Одуванчик, ты такая… ты такой Одуванчик! – явно сдерживая хохот, протянул Алекс Фрэйл.

Я мрачно посмотрела на него, но возразить было нечего – я себя преображенную еще не видела, но после завивки моя голова должна была превратиться в кудрявый шарик.

– Милый! – Сегодня рыжая родственница режиссера решила сменить обращение, вероятно чтобы не стать четвертой сестрой по разуму в дружном семействе мастериц пудры и помады.

Минни, Ринни, Джинни и Филли? Или Фелли? А что, ей бы пошло.

– Не стоит мешать девочкам работать, – прощебетала Фелисьна, прочно повисшая на локте соседа.

– Впервые вижу Одуванчик с такими миленькими розовыми щечками. – Не унимался Алекс. – А как дивно они сочетаются с этими бантами и оборками! Просто глаз не оторвать!

– А выколоть не пробовал? – буркнула я едва слышно.

– Грубиянка!

– Как можно?!

– Какой кошмар! – На три голоса ужаснулись «близняшки»-гримерши.

– Долго еще? – нетерпеливо спросила я.

– Девочки, отпустите ее, пока кусаться не начала! – рассмеялся Фрэйл-младший. – От чистого сердца советую.

– Да, пусть идет! – Тут же поддержала кавалера рыжая. – Все равно ничего подобающего вы из нее не сделаете, как ни старайся.

Трио «дорогуш» покочевряжилось еще пару минут и позволило себя убедить, за что я была почти благодарна несносному соседу.

Но только почти!

Из зеркала в дамской комнате, обустроенной в небольшом фургончике, куда я умчалась, едва вырвавшись из когтей гримерш, на меня взирала сказочная дурочка. Из тех пустоголовых особ, что шляются в одиночестве по лесу, заговаривают с волками и ходят на балы голыми, поверив на слово шарлатанке, навравшей про чудесное платье и хрустальные туфельки.

Губки бантиком, вздернутые бровки, носик-кнопочка, россыпь веснушек, кукольные ресницы и румянец, шапка мелких кудряшек – в этой наивной пастушке меня бы и мама не узнала.

Рукава пышной светлой блузы с открытыми плечами были прихвачены у локтей малиновыми бантами. Из такой же ткани были сделаны три пышные оборки, нашитые на черную основу юбки. Корсет, затянутый золоченым шнуром, тоже был черным, а чулки – белыми. Венчали образ поблескивающие пряжками туфли.

Если костюмеры задумывали поглумиться над традиционным персонажем народного творчества, им это удалось блестяще. Если же они всерьез полагали, что в сельской местности кто-то разгуливает в светлых чулках и в обуви на каблуках, то им следовало бы назначить штраф за незнание предмета. Кроме того, мне было сложно представить себе того храмовника, который позволил бы своей дочери носить такое глубокое декольте и обнажать колени.

Для полноты картины не хватало одного – небесно-голубых глаз. Мои темно-карие, почти черные, несколько диссонировали с общим видом. Особенно с тщательно нарумяненными щечками. Как ни обидно, но сегодня у Алекса был отменный повод для издевок. Впрочем, хорошо смеется тот, кто смеется последним!

И это обязательно буду я!

Спрятав в сумку сценарий, который планировала начать изучать уже дома, я выглянула из-за двери дамской комнаты и, не заметив поблизости никого из «дорогуш», шустро спустилась по приставной лесенке и юркнула в заросли шиповника. Коварная юбка тут же зацепилась за ветку. Тихонько ругая колючки и дурацкий фасон наряда, я принялась выпутывать подол из плена. И тут… свершилось!

Нет, над съемочной площадкой не прогремел гром и не сверкнула молния. Башня, старательно возводимая неподалеку мастерами иллюзий, не лопнула с оглушительным хлопком, как это бывает при внезапно разрушенных сложных чарах. Просто подняв глаза, сквозь просветы между ветками я вдруг увидела его – моего идеального мужчину!

Ферран Истэн остановился под дубом всего в пяти шагах от меня и вполголоса отчитывал за что-то невзрачную девицу. Лица ее я не видела, но скучного серого платья, мешком висящего на худых плечах, и неопрятно скрученного узла волос какого-то грязного тускло-коричневого цвета было вполне достаточно, чтобы составить общее впечатление. Полуэльф, напротив, был прекрасен. Фотографии и кинофильмы, как оказалось, не передавали и половины его сногсшибательной красоты. Этот излом бровей, эти пушистые ресницы, этот цинизм и вселенская скука на холеной физиономии. А какая мощная фигура, а рост! А голос, звучащий так чарующе, что я не разбирала ни слова, хотя прекрасно его слышала!