Золото стрелка Шарпа - Корнуэлл Бернард - Страница 24

Харпер перекрестился, снимая головной убор по примеру партизан, затем люди стали расходиться.

Шатаясь от слабости, к Шарпу с улыбкой приблизился Рамон.

– Утром уходить?

– Да.

– Я грустить. – Юноша не кривил душой, во всей Касатехаде лишь он один смотрел на англичан дружелюбно. Он показал на винтовку Шарпа. – Мне нравится.

Шарп улыбнулся, дал ему подержать винтовку в забинтованных руках.

– Пойдем с нами, может, из тебя получится стрелок.

Послышался смех. Неподалеку стоял Эль Католико, рядом с ним – верной тенью – Керси. Испанец смотрел, как юноша водит мизинцем по семи винтовым бороздкам, раскручивающим пулю. Это благодаря им винтовка славилась точным боем.

Эль Католико откашлялся.

– Печальный день, капитан.

– Да, сэр. – Конечно, испанец подошел не для того, чтобы поделиться с Шарпом печалью.

Эль Католико окинул кладбище властным взглядом.

– Слишком много мертвых. Слишком много могил. Слишком много новых могил.

По его примеру Шарп обвел глазами маленький погост. Что-то не так, что-то не на месте. Впрочем, это, наверное, из-за похорон, из-за разгула французов. Одна стена возле обители была ячеистой – сплошной ряд ниш под размер гроба; французы выломали дверки и рассыпали тлеющие останки по земле. Прослышали о золоте? Или у них обычай такой – пакостить на всех кладбищах? Осквернение могилы – один из самых страшных грехов, но Шарп подозревал, что в войне французов и испанских партизан это самое обычное дело.

Внезапно сержант Харпер шагнул вперед.

– Они не все могилы разрыли, сэр. – Прозвучало это ободряюще, с несвойственной ирландцу пылкостью.

Харпер указывал на свежую могилу под аккуратным холмиком, ожидающим надгробия. Высокий испанец улыбнулся и кивнул.

– Не все. Видимо, не успели. Я его шесть дней назад похоронил. Слуга, хороший человек.

Рядом щелкнуло, и все обернулись к Рамону, по-прежнему державшему в руках винтовку. Он открыл маленькую полость в прикладе и с удивлением рассматривал принадлежности для чистки.

Молодой человек вернул штуцер Шарпу.

– Когда-нибудь у меня быть такое, да?

– Когда-нибудь я сам тебе такое выдам. Когда вернемся.

У Рамона брови полезли на лоб.

– Вы вернуться?

Шарп рассмеялся.

– Вернемся. И погоним французов до самого Парижа.

Он повесил штуцер на плечо и зашагал прочь от Эль Католико. Пересек кладбище и вышел за ворота из кованого железа. Впереди лежали открытые поля. Но надежды на свежий и чистый воздух не сбылись. У кладбищенской стены, полускрытая темно-зелеными кустами, была свалена большая куча навоза.

Шарп повернулся и увидел, что Эль Католико вышел следом за ним.

– Так вы считаете, капитан, война еще не проиграна?

Неужели Шарп в самом деле уловил тревогу в голосе испанца? Он пожал плечами.

– Не проиграна.

– Ошибаетесь. – Тревога, если и была, исчезла начисто. Эль Католико говорил громко и почти весело. – Вы проиграли, капитан. Теперь только чудо может спасти британцев.

– Но ведь мы – чертовы христиане, разве нет? – в тон ему спросил Шарп. – Мы верим в чудеса.

Возмущенный Керси не успел вмешаться – взрыв смеха заставил всех вздрогнуть и резко повернуться к дверям обители, где Тереза стояла в обнимку с отцом. Девушка умолкла, и вновь ее лицо не выражало ничего, кроме ожесточения. Но теперь Шарп знал, что она не во всем согласна с высоким испанцем в серой одежде. Перед тем как отвернуться, она даже еле заметно кивнула стрелку.

«Вот они, чудеса, – подумал Шарп. – Начинаются».

Глава одиннадцатая

Воодушевление спало, осталось горькое похмелье. Неудача, словно в насмешку, щедро отвесила подавленности и уныния. Шарп вел роту от Касатехады на запад, к двум рекам, отделявшим отряд от обреченной британской армии. Стрелка неотвязно преследовали разочарование, тоска и подозрение, что его обвели вокруг пальца.

Расставание выглядело не слишком благостно. Рамон обнял Шарпа, как это принято у испанцев, целуя в щеки, дохнул чесноком – очевидно, молодой человек и в самом деле был опечален столь скорым прощанием с английской ротой.

– Не забывать ваше обещание, капитан. Винтовка.

– Да. – Шарп действительно дал обещание и теперь мрачно размышлял: как его выполнить? Альмейда скоро окажется в кольце, французы приберут к рукам львиную долю земли между реками, и британцам придется отступать на запад, к морю, к окончательному поражению. Между победой и тихой муторной посадкой на корабли стоит лишь его подозрение, что золото все еще в Касатехаде, укрыто так же надежно, как и партизанские припасы – оружие и провиант. Он вспомнил слова Веллингтона: «Должны! Вы слышите? Должны!» Но не сошелся же клином свет на этом проклятом золоте, раздумывал Шарп. Разве нет денег в лондонских подвалах, в торговых банках, во всяких-разных конторах, в трюмах купеческих судов?

Ответ не приходил, и угроза поражения, словно дождевые тучи, все еще висевшие на севере, сопровождала роту легкой пехоты в ее беспрепятственном продвижении к Агеде.

Партизаны тоже уходили на запад, и первый час Шарп видел всадников, поднимающихся на гребень низкого кряжа на юге. Эль Католико упоминал о засадах на французские обозы, везущие амуницию к Альмейде. Но хотя среди всадников часто мелькал синий мундир Керси, Шарп ни разу не заметил серого плаща Эль Католико. Он осведомился у Хосе, одного из «лейтенантов» Эль Католико и начальника конного сопровождения, куда подевался партизанский командир, однако Хосе лишь пожал плечами.

– Уехал вперед. – Испанец пришпорил лошадь и оторвался от Шарпа.

Патрик Харпер догнал капитана и взглянул ему в лицо.

– Разрешите вопрос, сэр.

Шарп угрюмо посмотрел на него.

– Обычно ты не спрашиваешь разрешения. Что?

Харпер показал на всадников Хосе.

– Вам они никого не напоминают, сэр?

Шарп посмотрел на длинные черные плащи, широкополые шляпы и видавшую виды сбрую и пожал плечами.

– Ну, говори.

Харпер посмотрел на северное небо, на тяжелые тучи.

– Помнится, сэр, был я когда-то рекрутом, ей-же-ей, а нынче – точь-в-точь как тогда, в походе из Дерри. – Шарп уже давно привык к околичностям сержанта. Ирландец никогда не упускал возможности превратить донесение в байку, и Шарп, знавший, что обычно его стоит выслушать, не прерывал. – Дали нам сопровождение, точь-в-точь как эти, сэр. Впереди конные, позади конные, по бокам – ну, в общем, со всех сторон, чтобы ни один маменькин сынок не рванул восвояси. Всю дорогу, сэр, нас вели как сучьих арестантов, а на ночь заперли в амбаре под Магерой. – На лице сержанта промелькнула печаль, как всякий раз, когда он заговаривал о доме, о любимом Ольстере, о краях столь бедных, что ему пришлось пойти в армию заклятых врагов своего народа. Но уже через мгновение Харпер снова ухмылялся. – Видите, сэр, куда клоню? Это сучий конвой для сучьих арестантов. Они хотят, чтоб мы поскорее ушли с их земли, сэр.

– Ну и что с того? – Офицер и сержант непроизвольно прибавили шагу, чтобы рота, идущая позади, не слышала их разговор.

– А то, сэр, что ублюдки нагло врали нам в глаза, – ответил Харпер без тени сомнения, таким тоном, будто видел испанцев насквозь.

Впереди, на склоне холма, Хосе остановился и осмотрел местность, а затем дал коню шпоры и поехал вниз.

Роту обступала пустынная ширь: блеклая трава, камни и ложа высохших ручьев. Солнце парило немилосердно, воздух, мерцающий и подрагивающий от жара, иссушал почву.

Шарп понимал, что скоро придется сделать привал. Но люди не жаловались, даже раненые. Рота брела сквозь жару и пыль к далекой голубой полоске холмов, окружающих Альмейду.

– Врали? Что им за выгода врать?

– А что вам вчера сказал тот парень? – Харпер подразумевал Эль Католико, но вопрос не требовал от Шарпа ответа. Сержант возбужденно продолжал: – Помните, мы у той могилки стояли, а он говорил, что шесть дней назад похоронил в ней своего человека. Помните?