А я заставлю! - Савицкая Элла - Страница 4

Я же, осознав то, куда всё это время смотрела, быстро отрываю взгляд от чужого паха.

Щеки пекут от смущения, мне становится жарко и хочется провалиться сквозь землю.

Позорище, Злата, высечь тебя мало!

При виде меня в стальных глазах пробегает недоумение. А я только сейчас осознаю почему они показались мне знакомыми.

В них всё тот же холод и высокомерие, которые я запомнила. Внешне Лев сильно изменился. Я помню его только окончившим высшее учебное заведение студентом. Борзым, дерзким, самовлюбленным. Высоким и сильно худощавым. Сейчас же передо мной стоит совершенно другой человек, возмужавший, плечистый. Как сказала бы Милана – брутальный. Вот только несмотря на все внешние плюсы, качества характера, похоже, у него остались прежние.

Он несколько долгих секунд рассматривает меня, вероятно сравнивая с версией, которая ему запомнилась изначально у лифтов, а потом не попрощавшись, сбрасывает вызов.

– Злата?

Утвердительно киваю, уже заранее считывая отрицательную эмоцию в мой адрес.

– Я думаю, ты услышала всё, что я сказал твоей сестре, и повторять дважды не придется, – прячет деньги в карман, снова возобновляя движение по направлению ко мне.

Ну, и кто из нас позорище? Еще и невоспитанное?!

– Не утруждайся, как я уже сказала, меня от слова совсем не прельщает идея находиться на одном квадратном метре с такой глыбой, как ты.

Лев ожесточенно хмыкает.

– Смотри как бы тебя к этой глыбе не притерло, аниматорша.

– Если от соприкосновения со мной, ледышка, занимающая место твоего сердца, хотя бы чуточку оттает, то я готова на такие жертвы.

Мы схлестываемся взглядами. Его стальные становятся еще более темного оттенка, но мне не страшно. Если бы можно было убить взглядом, я бы сделала это с удовольствием.

Не благотворительный отель он, видите ли. А я милостыню и не просила.

Уже собираюсь наклониться, чтобы поднять свой чемодан, и уйти … (не знаю, куда, но уйти,) как на этаже внезапно раздаётся звонкий детский голос.

– Эльзааа.

Вздрогнув, оборачиваюсь, замечая, как в мою сторону несется та самая милая девочка из лифта.

– Вот, это тебе, – протягивает мне кусочек домашнего пирога на тарелочке.

– Оу… – теряюсь, потому что внутри меня кипит вулкан из злости и негодования, а это милое создание с двумя косичками буквально тушит его одним своим добрым детским взглядом, – это очень мило, спасибо тебе.

Забираю тарелку, не понимая, как поступить. Отказывать неправильно с моей стороны, но и кушать мне его негде. Прямо здесь, разве что, усевшись на чемодан.

– Вы извините, что потревожили, – следом подходит и мама, – Марьяна очень хотела угостить Эльзу.

Девушка переводит улыбающийся взгляд на Льва, но тут же округлив глаза, утыкается им в пол. Краснеет, как и я несколько секунд назад.

– Я, пожалуй, за тарелкой зайду завтра, – прокашливается, неуверенно поглядывая в его сторону. А ему, похоже, все равно. Даже застегнуться не посчитал нужным, продолжая отсвечивать своим голым торсом. И это при ребенке! – Или… могу принести еще кусочек? Одного вам, на двоих, должно быть, будет мало.

– Не надо, – жёстко останавливает её порыв Лев. – Эльза уже уходит.

– Как уходит? – с неверием выпучивает глаза девушка.

– Почему Эльза уходит? – дергает её за рукав Марьяна, – Она не будет наш пилог? Ты не будешь наш пилог? – обращает на меня свои ясные голубые глаза.

– Буду, – уверяю, кивая головой, как болванчик, лишь бы ребенок не расстроился.

– Там же метель жуткая. Вьюга еще сильнее стала, вы не видели? – ужасается девушка.

– Да ничего, – отмахиваюсь, испепеляя взглядом бессердечное чудовище в висящих на бедрах брюках.

Он, цокнув, заламывает бровь. Мол – смотри, не смотри, а отсюда будь добра, свали.

– Вам нельзя на улицу, вы что? Вы выгоняете её на такую погоду? – возмущается соседка, позабыв о неловкости.

– Я её сюда не звал, – отрезает Лев.

– А разве вы не к родственнику ехали? – девушка смотрит вопросительно теперь уже на меня.

Ответить я не успеваю, так как в нашу разношерстную компанию внезапно врывается еще один голос.

– Добрый вечер.

Несколько пар глаз тут же устремляются на покрытого снегом молодого парня. Снежинки плотным слоем облепили его ресницы, и это несмотря на то, что парню пришлось ехать на двадцать второй этаж. Они даже не успели растаять!

– У меня доставка в четыреста двадцать восьмую, – говорит, опуская на подбородок широкий шарф.

– Это сюда, – Лев достаёт из кармана брюк те самые купюры и протягивает парню. Тот, вынимая из громоздкого рюкзака пакет, несколько раз сильно кашляет.

– Еле добрался до вас.

Девушка тут же прикрывает носик малышке и оттягивает её подальше.

– Думал, уже отказаться, потому что ехать невозможно, но вы такие чаевые накинули, что не оставили мне выбора. Ну, и плюс мне по пути домой, – Вручив пакет Льву, забирает деньги и замечает в моих руках тарелку, – О, пирог, а у вас еще есть? Голодный, страх.

– Нет, – растерянно пожимаю плечами, – но могу поделиться.

– Я Эльзе дала, – возмущенно топает ножкой Марьяна. – Дяде не давала.

– Ну ладно—ладно, – хрипло смеётся он, – нет, так нет. Но если собрались идти на улицу, одевайтесь теплее.

– Угу, – мычу я.

– Эльза заболеет, – начинает хныкать малышка.

– Конечно, заболеет, – вторит ей мама, ритмично поглаживая ее по голове.

– Могу забрать Эльзу с собой, – подмигивает мне парень, – я на моцике. Куда тебе надо?

– Если бы я знала.

– Могу к себе, если некуда. Погреемся.

– Да нет уж, спасибо.

– Ну, как хочешь, тогда я погнал.

Парень поднимает свой огромный рюкзак, вскидывает его себе на плечи, обдав нас всех каплями растаявшего снега. Я вздрагиваю, а девочка начинает неожиданно заходиться в рыданиях.

– Я не хочу, чтобы Эльза уезжала. Она заболеет и умлет. А как же Анна? А Олаф? Они останутся одни.

– Эльзу не пустят на такой холод, правда? – во Льва вонзается взглядом мама ревущего ребенка.

– Умлёт, умлёт, её заметёт.

У меня в голове словно котелок с кашей начинает закипать от избытка голосов и мыслей. Хочется крикнуть всем – ТИХО! Дайте подумать куда мне податься, но я просто растерянно моргаю ресницами, в ярких красках представляя, как сейчас стану одним из сугробов на улице.

В коридоре усиливается детский плач.

Я совсем не понимаю кого успокаивать – их, или себя. У меня начинают дрожать руки от звона в ушах, и я едва не роняю тарелку.

Боковым зрением замечаю, как скулы Льва заостряются, ноздри расширяются, словно он сейчас начнет дышать огнем.

Он рывком вырывает у меня пирог.

– Зайди! – цедит сквозь плотно сжатые зубы.

– Что? – непонимающе таращусь на него.

– Я сказал зайди!

Взяв чемодан, нерешительно ступаю на порог.

– Всё, Эльза не заболеет и не умрёт. Все по домам. Живо! – рявкает, грохнув дверью так, что у меня, кажется, лопаются барабанные перепонки.

Глава

4. Вопросики

– Сейчас они разойдутся, и я уйду, – гордо встречаюсь взглядом с нависающим надо мной Львом.

Он так и стоит, в одной руке держа тарелку с пирогом, а в другой пакет с доставленной едой.

В стальных глазах раздражение, скулы напряжены. Если бы мог, он, наверное, удавил бы меня. Хотя тут вопрос спорный. Я тоже сейчас не полыхаю к нему положительными эмоциями и дала бы достойный отпор.

Между нами расстояние в каких—то пару сантиметров, а я только сейчас вспоминаю, что он наполовину раздет.

Взгляд невольно падает в область крепкой мужской шеи, и я сглатываю. Находясь глазами на уровне острого кадыка, чувствую, как резко становится неловко. Шок после шума в коридоре отпускает, и мои органы чувств начинают жить своей обычной жизнью. Я тут же улавливаю нотки довольно тяжелого парфюма, замечаю, что широкая мужская грудь покрыта жесткой порослью темных волос, уходящих вниз. Туда, куда я не осмеливаюсь посмотреть, потому… просто потому, что мне это не интересно. И косые мышцы живота, прячущиеся под брюками, тоже не вызывают никакого любопытства. Абсолютно никакого!