"Фантастика 2024-195". Компиляция. Книги 1-33 (СИ) - Панов Вадим Юрьевич - Страница 4

– Любуешься новой «оболочкой»? Я бы тоже полюбовался.

– Нравится?

– Очень.

– Тогда любуйся.

Она не стала говорить, что «оболочка» для «Яркости» в точности копирует её внешний вид: без ретуши, но с поправкой на оцифровку.

– Можно? – удивился юноша.

– Разве я могу тебе запретить?

– Некоторые запрещают.

– Поэтому ты спрашиваешь?

– Закон о домогательстве действует и в реальности, и в «Яркости».

Первый взгляд бесплатно, за второй – если объект сочтёт себя оскорблённой – может последовать драконовский штраф или административный арест. В случае повторной жалобы, дело будет рассматривать судебная нейросеть по уголовным делам, возможно принудительное психиатрическое лечение. И AV-очки не помогали, наоборот, снятая с них информация позволяла с точностью до миллиметра определить, куда смотрел подозреваемый и так вычислять «наблюдателей-рецидивистов» – преступников, любящих смотреть на женщин.

– Смотри сколько захочется.

– Спасибо. – Юноша явно приободрился. – Я тебя здесь раньше не видел.

– В «Яркости» много жителей.

– Это верно. – Он смущённо улыбнулся. – Чем занимаешься?

В отличие от остальных контролёров, Шанти никогда не общалась с ливерами оффлайн, только через нейросеть. Поэтому в лицо её мало кто знал, и девушка могла представляться кем угодно.

– Я путешествую по Метавселенным.

– Так и знал, что ты не из «Яркости», – улыбнулся юноша. И протянул руку: – Меня зовут Миша.

– Очень приятно Миша. Чем занимаешься ты?

– Я – художник.

– Ого! – не сдержалась девушка.

– Что-то не так?

Кажется, молодой человек слегка обиделся, а поскольку огорчать его Шанти не собиралась, то приняла наивный и одновременно чуточку восторженный вид, и «немного смущаясь», ответила:

– Я никогда не знакомилась с художниками вот так запросто… в холле клуба. Только на вернисажах или выставках. Они… То есть… Вы не такие как все… Всегда в своём творчестве, часто смотрите так, будто продумываете новый шедевр… Вы, наверное, этого не замечаете, но мы, обычные люди, очень хорошо это чувствуем.

Уловка подействовала: настороженность исчезла, Миша слегка расслабился и вернулся к прежнему тону. И шёпотом признался:

– Я не очень известный художник.

– Не важно, – так же шёпотом ответила Шанти. – Главное, ты – творишь. Ты создаёшь образы, которые остаются в памяти, заставляют задуматься. Ты пишешь картины, которые не сможет создать никто, кроме тебя, ведь каждый художник – уникален.

– Пожалуй… – Судя по появившейся в голосе растерянности, до сих пор Мишу никто особо не хвалил. Тем более – за картины.

– Покажешь свои работы?

– В клубе нельзя, – вздохнул Миша. – Владельцы запрещают.

– И на улице нельзя, – припомнила Шанти. – По закону это будет называться рекламной акцией.

– Поедем ко мне в мастерскую?

– Поедем, – кивнула девушка. – У меня есть «перемещалка».

– Здорово! А то я без машины.

Путешествовать по «Яркости» можно было тремя способами: пешком, симулируя естественное движение, бесплатно наслаждаясь цифровыми просторами; на машине или другом транспорте, платно наслаждаясь цифровыми просторами; либо с помощью особого устройства перемещения – очень дорого, мгновенно.

– Назови координаты.

– Я их тебе скинул.

– Вижу. – Шанти ввела координаты в «перемещалку» и их цифровые копии перенеслись в другое место: стены клуба, мебель, потолок, посетители – всё вокруг на мгновение потеряло чёткость, словно оказалось за окном, по которому хлещет сильный ливень, а затем неожиданно сменилось большим, наполненным ярким солнечным светом помещением, в центре которого стоял мольберт с недописанной картиной.

– Моя студия!

– А здесь хорошо, – оценила Шанти. И не покривила душой.

Миша очевидно не был богат, однако студию ему сверстали лучшие дизайнеры Сети, создавшие великолепное, идеальное для творчества пространство, манящее взяться за кисть.

– Спасибо. – Миша улыбнулся и взмахнул рукой, превращая одну из стен в музейную, цвет и подсветка которой менялись в зависимости от появляющихся на ней работ. – Это моя первая, ещё совсем ученическая, но я всегда начинаю показ с неё, чтобы был виден прогресс…

Перед «музейной» стеной выросли удобнейшие кресла, в которых девушка и художник немедленно расположились. А когда устроились – стена стала двигаться так, чтобы каждая картина оказывалась на идеальном для восприятия расстоянии.

Первая работа, как и предупредил автор, оказалась ученической, немного наивной и даже робкой. Но каждое последующее полотно становилось всё глубже и глубже, а их калейдоскоп завораживал, затягивая зрителей в водоворот фантазий молодого художника.

– У тебя есть дар, – тихо сказала Шанти.

– Но этого мало, – вздохнул Миша, не отрывая взгляд от появившейся на стене работы.

– У тебя есть дар и ты стараешься – это очень много. Однажды о тебе заговорят.

– И тогда ты снова придёшь ко мне?

– Как ты узнал, что я собираюсь уходить?

– У меня есть дар, ты сама так сказала, – грустно улыбнулся художник.

– У тебя есть дар писать картины.

– Чтобы писать, нужно чувствовать, очень тонко чувствовать, иначе получается не картина, а фотообои.

Шанти хотела не согласиться, но в последний момент передумала и коротко кивнула, показав, что Миша прав. И что она его поняла.

– Мы ещё увидимся?

– Однажды…

– Когда я стану знаменитым?

– Разве это плохо?

– Зачем ты приходила?

– Сказать, что ты станешь знаменитым.

– Ты очень хорошая. – Миша протянул руку и коснулся плеча Шанти. Виртуальными пальцами виртуального плеча. Живым, чувственным прикосновением. – Я буду ждать.

Шанти сняла очки, воспользовавшись самым простым способом выйти из «Яркости» и машинально прикусила кончик дужки – она всегда так делала, когда задумывалась.

«Интересный мальчик», прошелестела на ухо Белла – рабочая нейросеть контролёра.

«Но не тот, кто мне нужен», – грубовато отозвалась Шанти.

«Уверена?»

«Чем он сейчас занимается?»

«А как ты думаешь?»

«То есть, ты не знаешь?»

«Рисует картину».

«Пишет», поправила её Шанти.

«Что?» – не поняла Белла.

«Картины пишут, а не рисуют».

«Это принципиально?»

«Да».

«Твой мальчик пишет картину. Новую. И, кажется, ты будешь главной героиней».

«Центральным образом».

«Это принципиально?»

Шанти не ответила. Погрызла дужку, затем внимательно оглядела её, убедилась, что серьёзных повреждений нет, но рисковать не стала и погрызла другую дужку. Затем распорядилась:

«Покажи мне его».

«В „Яркости“?»

«Нет, в реале».

«Одну минуту…»

Закон «О праве на личное пространство» провозглашал неприкосновенность жилища и прямо запрещал и Четвёртому, и Департаменту социального согласия устанавливать видеокамеры и наблюдать за частными помещениями с помощью дронов без решения суда. Однако другой закон – «О противодействии терроризму», давал и Четвёртому департаменту, и Соцсогласию право на оперативный доступ к любым электронным устройствам. Поэтому формально нарушения гражданских свобод Михаила Ефремовича Шишкина не произошло: Белла подключилась к видеокамере настенного монитора, перенаправила картинку в оперативную базу отделения Четвёртого департамента по сектору 19–23, и Шанти увидела стандартную двенадцатиметровую капсулу и лежащего на кровати юношу, одетого в короткие тренировочные штаны и застиранную майку. Как и Шанти, Миша не приукрашал «оболочку», поэтому от того Миши, с которым Шанти только что провела время, реальный человек отличался исключительно одеждой. И тем, что верхнюю часть его лица закрывали мощные AV-очки.

«Как у него со средствами?»

«Последние полгода сидит только на ББД. Всё полученное наследство он потратил на студию».

«Купи у него две эти работы… – Шанти сбросила Белле изображения понравившихся картин. – Заплати вдвое от цены. Распространи слух, что неизвестный богатый коллекционер отыскал в 19–23 новую звезду. Хочу чтобы о нём заговорили».