Благодать - Линч Пол - Страница 70

Призрачный свет мерцающей свечки вырисовывает их лица во тьме. Как преклоняют они колена и жмурятся, словно просто закрыть глаза недостаточно, думает она, необходимо жмуриться до боли, что выжимает червя наружу. Руки их вскинуты храмово к небесам, пока великая печь пощелкивает напоминанием об адском жаре. Она открывает один глаз и подглядывает, как Мэри Уоррен трет колено, а затем взгляды их встречаются и делятся друг с другом одной и той же мыслью, Мэри Уоррен показывает на то место, где должна быть Мэри Коллан, но ее там нет.

Она думает, три дня прошло, как Мэри Коллан ушла из деревянных хижин, и с тех пор не видать ее было совсем. На каждом языке оно, где она есть и что там делает. Грейс слыхала, говорили, что Мэри Коллан выполняет для Отца задание. Что исполняет епитимью за все тайные ужины, какие съела. Хотя зайцегубая Мэри Треллик говорит, будто видела, как Мэри Коллан смотрит из верхнего окна усадебного дома. Мэри Коллан, без сомненья, в той же комнате, где ты впервые проснулась, наедает жир. Горе тому, кому мыть той женщине лицо, если тебе велят.

Лучшие дни начинаются с уязвленного неба, думает она. Тучи, впитавшие всю Его кровь. Она клянет тяжкую арку водонапорной колонки, пока не становятся два ведра зрячими очами воды. В ушах у нее крики из сна, и она знает, что́ думают о ней мертвые, те мертвые, кого днем не призовешь, это сердце исполнено греха, нельзя ж ожидать, будто впустишь зверя в жизнь свою и не станешь зверем сама. Она поднимает ведра и несет их через двор, вдоль щипцовой стены дома. Община внизу на покатом поле в этом раннем свете, кажется, хранит при себе тьму и безмолвие, словно исходит из нее угроза. Вскоре зажжется свеча в окне, и женщины встанут умываться. Ведра шепчут беспечным плеском, и странно это, думает она, спозаранку и до молитвы слышать на дворе лошадей, а затем высматривает узнаваемый очерк Роберт-Бойсова конюха Хенри Блага, тот идет к коляске, запряженной двойкой. Эк свет всегда странно падает на Хенри Блага, словно позволяет ему что-то сокровенное, Хенри Благ забирается на козлы, хохлится, ждет, словно в грезе своей шлет на войну расписную колесницу.

Ни звука от ведер, когда она ставит их, прижимается к стене. Тянется взглядом за угол. Кровь в небе стекает в воду, и тени оживают в движенье, устремляясь прочь из дома, и в тенях тех она узнает Мэри Ишал и Мэри Коллан, а очерк рядом с ними – Отец. Они останавливаются возле коляски, и Мэри Коллан прижимает руки к животу, и вот теперь-то вдруг ты понимаешь то, чему положено быть сокрытым, и как эта коляска теперь унесет Мэри Коллан вдаль по дороге в иную жизнь. Мэри Коллан собирается было взойти на коляску, но Мэри Ишал резко дергает ее на себя и бьет по щеке, говорит, не поперед Отца, рот у Мэри Коллан распахивается и закрывается, пока не возникает всхлип, единственное сказанное слово, странный животный звук, взывающий к рассвету, и Отец шикает на нее, помогает ей влезть в коляску, Мэри Ишал смотрит на них, скрестив руки, Хенри Благ заносит хлыст и цокает лошадям. Лицо Мэри Коллан облекается горем.

Три дня дождя с дрожких небес, и ныне рыночная площадь в Горте безлюдна. Коляски и экипажи, словно собаки, тихи и слушают. На прошлой неделе насчитала она двадцать семь горожан, а нынче всего шестеро, число несчастливое, не считая детей, нужен еще один человек. Она думает, кто хочет выстаивать на улице в такую погоду, кроме обычных полуодетых и замарашек. Жалеет молодую женщину с детьми, словно бы облаченную в грязь. Большинство не слушает, а пожирает глазами хлеб в корзинах, какой будет выдан после Отцовой проповеди. Увечный мальчик втащил себя на мешок и сидит у ног Отца, смотрит, как Отец распахивает и складывает руки, рассказывая, словно придает гибкости некоему малопонятному знанию, мальчик кивает, а Отец влагает язык в каждое слово, чтобы все они преобразились во что-то сияющее и ужасное. Никогда не слышала она, чтоб Отец говорил столь одухотворенно. С недавних пор, думает она, он сам не свой, надламывается посреди молитвы, обрывает проповеди, и ни слова о Мэри Коллан. И кто это сделал с нею, Грейс невдомек, в усадьбе много разных мужчин, да и не важно это: грех навлекла на себя сама Мэри Коллан. Нынче Отец стоит открытый улице, позволяет серпу ветра изгибать вокруг него дождь.

Наблюдает за приближением человека, которому предстоит стать счастливым седьмым, видит, что одет он чересчур хорошо. Видит в походке его беду. Солнце на шелковом шейном платке и ярких манжетах, когда складывает он руки и клонит голову, чтоб послушать. Эк он улыбается, когда Отец кричит, дьявол въезжает в город на быке! Она пытается предупредить Отца взглядом, но Отец громокипит насчет фермеров Ирландии, как сами они ополчились против вас, как они утаивали зерно для перекупщиков, как забирали у вас скотину под ложную оплату…

Он переводит дух, и тут незнакомец ловит миг. Чепуха, говорит он.

Отец делает вид, будто не слышит, но все головы повертываются посмотреть на этого малого. Лицо его невозмутимо, рот открывается вновь и произносит то же слово, чепуха, словно вдвигает его Отцу в рот, где оно цепляется ему за язык. Возникает громадная тишь. Странный котоподобный звук исторгается у Мэри Ишал из горла. Грейс слыхала, что священники грозят прихожанам и выгоняют их, разные слова выкрикиваются, пиетисты и тому подобное. Но до сих пор никто еще Отцу вот так не перечил.

Она смотрит, как жжет Отец глазами этого человека, словно одним лишь взглядом можно пожелать человеку погибели. Затем вроде как обращает все это в смех, говорит, что тут у нас, как не сам наездник на том быке? Не говорил ли я, что лукавый прибыл в город?

Мужчина отвечает, я не лукавый, я врач, Джон Аллендер, и меня здесь хорошо знают. Таких, как я, всего один, но позволю себе предположить, что такие, как вы, есть в каждом городе, привязываете свою пеньковую бороду к лику Христову, вещаете лживыми устами о чудесах и всяком подобном.

Кто-то прыскает, и ей кажется, что это, возможно, увечный мальчик, и она б сволокла его за бестолковые ноги да руки б ему изувечила насовсем. А затем она видит, что лицо его страдальческое, наставлено на Отца, а тот вскидывает палец и указывает на человека по имени Джон Аллендер.

Отец говорит, теперь мы знаем, с кем имеем дело. Посланник лукавого стоит здесь среди нас, дерзкий в своей лживой славе. Не уступайте то, что свято, этому псу. Этот наездник на быке, кому дело есть лишь до лжи своего ремесла, священники, что лгут симонии ради и пекутся лишь о богатых своих хозяевах, лавочники, ворующие из ваших карманов, торговцы в сговоре с перекупщиками, чтоб задирать цены и держать вас в живой смерти, чиновники с их кивками да подмигиванием, кто допускает все это…

Он вдруг бросается к Грейс, вытаскивает ее за запястье перед толпой. Позвольте спросить, знаете ли вы хоть одного священника, кто поднимал бы из мертвых? Девушка эта восстала из могилы. Бог явил волю свою и рек, что даст знак слова Своего, что ниспошлет чудо. Мы нашли ее в могиле под Килкорканом, и могильщики тому свидетели. Узрите, говорю вам. Вот лик чуда. Живой пример благодати Божией.

Человек по имени доктор Джон Аллендер говорит, кто сказал, что она была мертва?

Мэри Ишал принимается кричать на него. Я скажу, что она была мертва, я это видела. Мы все это видели. Это правда Божия. Кто вы такой, чтоб сомневаться?

Человек по имени доктор Джон Аллендер говорит, хоть кто-то подтверждал ее смерть? Много есть горячечных, кто с виду похож на мертвого. Подносили ли зеркало к губам ее?

Вид на Отцовом лице способен обратить живого во прах. Он повертывается и вперяется в Грейс, словно волею своей приказывая ей говорить правду этой благой вести, но как заговорить, если слова нейдут, думает она, да и в любом разе, что тут скажешь, если ничегошеньки не помнишь, и, может, не была ты мертва, может, спала ты, кто я такая, чтоб говорить, да и как сказать мне это? Быть может, этот доктор Джон Аллендер вообще-то и прав.