Благодать - Линч Пол - Страница 18

Саундпост чуть ли не кричит на Клэктона. Я думал, вы знали, куда шли.

Клэктон говорит, эта дорога, которой мы держались, должна была пересечься с главной на Петтиго. Я ее знаю в голове у себя.

И где же мы, в таком случае?

Мы рядом с Петтиго, сдается мне.

Насколько рядом?

Не знаю. Сколько-то миль.

Свят милуй. Двигайтесь дальше, значит, в общем направлении.

В общем направлении чего?

Того, куда дорога должна была вести.

Но дорога не ведет никуда, мистер Саундпост. Судя по всему, не той дорогой мы исходно двинулись.

Свят милуй! Милуй!

Видимо, придется идти через болото, как мы и шли.

Матерь всего страстотерпия. Я это и сказал.

Сказали вы вот что…

Свят милуй! Милуй! Оставьте уже.

В долине близ Петтиго ожидалась хижина були, но долины нет, и надежды на нее теперь тоже. Саундпост бубнит себе под нос обо всех этих заминках. Она смотрит в небо и видит, как день влачится к темноте своей. Цвета болота затеняются до слияния.

Клэктон говорит, что скажете, мистер Саундпост, насчет того, чтоб заночевать тут под открытым небом? Будем поочередно не спать, чтоб приглядывать за скотиной.

Она всматривается Саундпосту в лицо. Тот бормочет и топает ногой. Интересно, бывают ли лица красней этого? Мул, чтец мыслей, притоптывает и громко взревывает.

Колли говорит, слышишь, как оно начинается по-лошадиному, а потом делается ослиным «и-а»?

Он принимается иакать и на одном дыхании еще и ржет, и продолжает это, пока она не стукает себя кулаком по голове и не выкрикивает «хватит». Уилсон бросает на нее странный взгляд. Ты это кому? спрашивает он.

Саундпост все еще вперяется в Клэктона. Говорит, давайте поступим здраво и доберемся вон к тем деревьям. Он показывает на рощицу далеких елей, что уже объемлют тьму. Здесь мы на милости холода и ветра. Животные разбредутся.

Уилсон говорит, это умней всего, что за сегодня было сказано.

Клэктон оборачивается и качает головой. До тех деревьев мили три, по моим прикидкам. Когда мы там окажемся, будет полная темнота. Да и в любом случае тут родник рядом. Прислушайтесь.

И-а, говорит Колли.

В последнем свете разбивают они стоянку, каждый выскоблен до безмолвия. Их тени, раскиданные неверными очерками в трепете ветром прокопченных фонарей. Гляди, говорит Колли. Тучи похожи на ветхую грудную клетку какого-нибудь стародавнего великана. Но недосуг ей глядеть. Уилсон рубит болотный валежник. Клэктон возится с огнивом, лицо его вспыхивает во тьме. Оно как лицо, зримое во сне, думает она, лицо мертвеца, о котором вспомнили. Задается вопросом, как так получается, что во сне можно увидеть кого-то давно забытого. Иногда думает вот так о своем отце. О том, что она никогда не знала его так, чтоб помнить, и все-таки во сне есть тени, до которых можно дотянуться. Ловит себя на том, что зачарованно смотрит на Клэктона, на еще одну вспышку его лица: мог бы такой человек быть ее отцом?

Вскоре все они вчетвером обняты сиянием малютки-костра. Саундпост кажется взбудораженным, топчется вокруг своей скотины. Они слышат, как он вздыхает сам с собою, вновь и вновь, словно скорбящая старуха, пока Клэктон не выговаривает себе под нос, вы послушайте эту Дейрдре, дочь печалей[25]. Троица смеется, как заговорщики, однако странное чувство возникает в ней от собственного смеха. Вроде и смеяться над этим глупым вздыхающим человеком хочется, и вместе с тем и утешить его.

Воздух вскоре уж густ от подгорающих Клэктоновых толоконных лепешек. Саундпост ворошит костер. Уилсон услаждает стадо какой-то самодельной песней, горестный напев, думает она. Жалеет, что не утопить в этой песне Коллину болтовню. Наблюдает, как Саундпост снимает шляпу и щурится, прислушиваясь к пению, словно слух его теперь в глазах. Свят милуй мя, говорит он. И впрямь умеет же Уилсон этот свой мелодеон удавить.

Клэктон пробует пальцем воду в котелке, затем выпрямляется и трет колени. Кивает на Уилсона.

Говорит, этот парняга утверждает, что скотину можно обучить музыке. Бродячий цирк из нас сделать хочет.

Одна колли исторгает вой, и все они соскальзывают в смех.

Она говорит, это даже не музыка, а какой-то слух о скверной песне.

Колли говорит, то песенка, от которой старая корова сдохла.

Все впадают в безмолвие, едят, пьют, а затем каждый расслабляется в созерцанье. Огонь бросает на ветер мириады лиц. Она подносит горящую деревяшку к своей трубке.

Колли говорит, дай мне подержать Саундпостов мушкетон. Хочу глянуть, как он устроен.

Ты вообще дашь моей голове покою?

Ну-ка спроси его, а.

Уилсон говорит, слушайте.

Она слышит далекий звук церковного колокола.

Клэктон говорит, как я и сказал, мы всего в нескольких милях от Петтиго. Кто хочет первую стражу стоять?

Она чувствует, как Саундпост разглядывает ее, хотя темны лучи его глаз. Что ты там спрашиваешь? говорит он.

Она возвышает голос. Дайте глянуть на мушкетон.

Он говорит, милуй-милуй! Это ружье моего брата.

Клэктон говорит, а ну прикину. Того самого именитого лекаря из Ньютаунбатлера.

Долгий миг Саундпост вперяется в нее, а затем тянется к ружью, но Клэктон подается вперед и Саундпоста останавливает.

Говорит, ружье это заряжено, негоже ему в руки всяким малолетним бестолочам попадать. Дурацкие происшествия нам ни к чему. Ни к чему, чтоб какой-нибудь дурак споткнулся о ружье.

В рябь-свете можно разглядеть, что Клэктон Саундпосту улыбается.

Ей на колени падает ружье со всей его внезапной тяжестью. Саундпост вроде как доволен собою. Клэктон бормочет что-то и вновь принимается чесаться.

Колли говорит, как прикидываешь, смогу я это ружье разобрать?.. Спорим, я…

Саундпост забирает у нее ружье. Постанывая, Уилсон встает и растирает себе колени. Тихонько подходит к корове, пристраивает ее голову к себе на руки, пальцами трет ей щеку. Как по волшебству, голова животного поникает, словно его мгновенно усыпили, думает она. Корова вздыхает и ложится.

Саундпост вскакивает. Милуй! Милуй! Как тебе это удалось?

Уилсон стоит, наполовину затененный, очерченный светом костра. Когда заговаривает, она слышит в голосе у него тьму. Говорит, этой уловке таких, как вы, не обучишь.

Первую стражу стоит она, но жалеет об этом. Будь у ночи глаза, что бы она увидела? Очертания ее сидящей фигуры. Фонарь, преданный темноте. Глаза, как слепец, вперяются в то, чего не увидеть. Думает, будь у ночи уши, услышала б она шум моего сердца? В ушах продолжает отзвучивать рассказ Клэктона о болотных мертвяках. Убитые, говорил он. Упавшие к погибели своей, пьяницы и дураки, забредшие в болотные рытвины и не выбравшиеся оттуда, язычники, затонувшие в топях, юные девицы с церемониально перерезанным горлом, брошенные богам, женщины, выкраденные у возлюбленных разбойниками и привезенные сюда, чтоб над ними зверствовать, великие воины, павшие и забытые, убитые вожди, дети, рожденные не с той рукой, или с хворым плечом, или не у той женщины, или чересчур рано без благословенья Божьего, или не с тем близнецом, увечные и немощные, забитые камнем за кустом, потерянные и забытые во всей истории, лежат там в той тьме. Болота эти полны таких мертвецов, покоятся они, выжидают, пальцы их долги и буры, ногти крученые продолжают расти тысячи лет, выжидают, чтобы выбраться наружу.

Глаза одного лишь Клэктона видны ей в проблеск-свете. А затем рот его, широко распахнутый, застывший смех, словно не смеется он вовсе, а подает знак о некой угрозе зверства, словно стал он одним из тех давних мертвых с раззявленными ртами. Уилсон рядом с ним корчится со смеху.

Колли говорит, они тебя попросту морочат – это просто шутка такая, то, что он рассказал, – будь сейчас Саунь, другое дело, но ты же знаешь правила: никакому бесу выход в обычную ночь, как теперешняя, не дозволен.

Трое эти все скудоумные, говорит она. Даже Саундпост. Гордый и скудоумный, как глупая курица, при этих его замашках. Хорошо, что он перо свое потерял. И я знаю, что ничего там нету, одно только болото. И одна скотина. Большинство еще не спит. Темнота такая же, как в Блэкмаунтин. Если вдуматься, при всех тех годах тишины на холме нам всегда было хоть бы хны.