Мастер путей. Трилогия (СИ) - Черный Александр Михайлович - Страница 3

Сценарий, при котором силы обороны были тождественно равны силам нападения, которые, после исчерпания наступательного потенциала, были вынуждены отступить, девушкой не рассматривался. С моря не атакую настолько малыми силами и совершаются вылазки малыми отрядами, с которыми справится любой наёмник. Происходят полномасштабные вторжения, которые пограничный гарнизон обязаны смять за несколько минут. Вместо этого звуки боя длились не в пример дольше, что свидетельствовало об ожесточённом сопротивлении. Какая-то третья сила помогла воинам? Только этим и остаётся объяснить происходящее. Иначе враг уже давно был бы тут.

До ангара с дирижаблем ещё надо будет успеть добраться. Не то улетят без неё.

Эвакуация по воздуху — в принципе довольно спорный способ побега. По крайней мере, на воздухоплавательном судне. Любой обстрел с земли способен сбить этот небесный корабль. Но иной вариант — это убегать в дремучие дальневосточные леса и скрываться в них, покуда в округе рыщут солдаты противника. А это ещё более сомнительное мероприятие. Особенно для молодой девушки.

* * *

Если кто-то думал, что следующее утро начнётся для выживших после боя легко и непринуждённо, то ему стоит сконструировать губозакатывательную машинку и применить по назначению.

Больше сотни защитников дальневосточных рубежей так и не увидели восходящего над сопками рассвета. Сражение закончилось в тот миг, когда первые лучи утреннего зарева полоснули по обращённым к морю склонам, затопив своим светом поле брани.

Возможно, именно эта тактическая ошибка и стоила победы вторженцам. Атакуй они на рассвете, когда утренняя заря слепила бы защитников, возможно, ход истории пошёл бы абсолютно в ином направлении. Но эта же самая история не терпит сослагательных наклонений. Командующие экспедиционным корпусом вторжения решили сыграть на темноте: как только зашло солнце, они попытаться взять защитников береговых укреплений с тыла, подослав к ним десант в ночи, и, пользуясь отсутствием яркого освещения на воде, издалека расстрелять русские батареи. Это и принесло им горькое поражение.

Но это уже не вернёт к жизни десятки павших защитников рубежей.

Тот, кто, вне зависимости от своей воли, внёс решающий вклад в оборону, буквально выдернутый на грешную землю с того света, пришёл в сознание уже к обеду.

И пусть проснулся сам, по собственному желанию, а не по зычной команде «Подъём!» или от автоматных трелей над ухом, но вот начало дня случилось болезненным. После жёсткой мясорубки и прошедшей через его тело бездонной прорвы магической силы вряд ли стоило надеяться на иной исход.

А началось оно, буквально, со сбора некой группы лиц, в простонародье именуемой некой группой лиц, в комнате одной из изб, куда его доставили в бессознательном состоянии.

Некая группа лиц предстала мизансцене в лице непосредственно героя данной истории, условно боеспособного, той самой мелкой бестии, боеспособной чуть более, и боевой жрицы.

Бойца доставили в острог вместе с прочими ранеными на первой попавшейся реквизированной самоходке. Всю дорогу он пребывал без сознания провалялся бессловесным овощем, а потому не помнил ни погрузку, ни выгрузку. Равно как и не помнил, как его тушку избавили от амуниции и обмундирования, отмыли от крови, пота, грязи и скверны, обработали слепые проникающие ранения с ожогами и уложили на чистую постель.

Избу любезнейшим образом предоставил староста деревни, как только выслушал буквально исходящую навзрыд бойкую мелкую. Та с таким проникновением расписала боевые подвиги защитников рубежей дальневосточных, что староста чуть сам к ним рекрутом не подался, лишь бы славою ратною блеснуть, и искупаться в сладостных речах народной молвы.

Комната небольшая (изба также далеко не хоромы), но в ней без труда поместилась кровать, прикроватный столик, табурет и платяной шкаф. У подножия кровати стоял добротный сколоченный сундук, в который от греха подальше убрали всё, что сняли с пришлого мага.

Он, откинув подушку к изголовью кровати, полулежал в постели, для приличия накинув одеяло до пояса. Мог бы такими мелочами и не заморачиваться, но его, раздев, омыв и перебинтовав, одеть обратно не удосужились. Впрочем, уж на это-то ему точно плевать: когда вышел живым из сатанинской молотилки, такие низменные мелочи больше не представляют хоть сколь бы то ни было значимой моральной ценности. Об этом задумываешься только тогда, когда переступаешь порог жизни и смерти.

Низкорослая спутница, нагло игнорируя наличие в комнате стула, забралась на кровать и сидела на коленях у него в ногах, мрачно сверля своего командира взглядом. Девушка изо всех сил старалась выглядеть максимально грозно и строго, но вместо укора в её глазках читались лишь неописуемая благодарность и радость.

Ей компанию составляла боевая жрица: капеллан стояла на своих двоих перед кроватью, и не скрывая улыбки созерцала представление.

— Ну? — угрюмо процедила первая. — Долго ещё молчать будешь?

Раненый усмехнулся.

— До тех пор, пока не спросят.

— Не увиливай! — лязгнула она.

Ну, наверное, ей показалось, что она лязгнула. На деле же её голос мало чем отличался от тявканья молодого щенка. Так что, можно, наверное, уточнить, что она «вякнула». Впрочем, командирских ноток это ни разу не умаляет.

— Ты на кой хер полез под огонь⁈ — вспыхнула она. — Совсем мозгов лишился⁈

Эка, как её проняло, однако. Того и гляди, с кулаками полезет.

Да, ну и пусть лезет, на самом деле. В ней же дури — ноль целых и хрен десятых. Мелкая, до полутора метров с кепкой в прыжке. Тощая, худая, компактная. Хотя это не мешало ей в бою на сопках раздавать лещей направо и налево, нагибая всё, что дышит и шевелится. Что не дышало и не шевелилось — она шевелила и всё равно нагибала.

— Не ори, пожалуйста, — попросил воин, делая вид, что прочищает мизинцем заложенное ухо. — Будешь так визжать — точно лишусь. Сама подумай, и ответишь на свой вопрос.

— Ты чуть не помер! — вспылила она. — Мы тебя еле с того света выдрали!

— И за это вам обеим благодарен. Только не пойму, с чего ты взъелась?

— Этот заряд был мой! — рявкнула девчонка. — На кой ляд ты его принял?

Странный вопрос. Как есть странный.

— Чтоб тебе не достался. Ты ж, если помню, щиты ставишь лишь самые базовые. В том залпе энергии хватило б на весь батальон, не меньше. Даже, если б среагировала — тебя тут же отжарило бы.

— Её и так отжарило, — усмехнулась жрица. — Похлеще, чем ты её.

Ну, да, ну, да. Подпалины на её видавшей виды причёске не увидит только слепой. Сквозь прожжённые брюки и китель белеют кипенно-белые бинты из укладки парамедика. Практически весь противоожоговый перечь номенклатуры вложений был исчерпан. Наличных запасов хватит буквально на пару-тройку перевязок сугубо для обновления оных и санации повреждений.

— А могло и по округе разметать, — подтвердил воин. — А так пусть нам обоим и досталось, зато оба выжили.

Спутница героя чуть наклонила головку в знак вопроса.

— Ты дурак или да? — спросила она. — Кто в здравом уме полезет защищать меня от заклинания взлома? Или это такой изощрённый повод для самоубийства?

Собеседник пожал плечами.

— Да, мне, если честно, вообще параллельно, кого и от чего защищать. Хоть тебя, хоть парней-артоводов. Мы дрались вместе, плечо к плечу. Не знаю, как для тебя, а для меня в порядке вещей помочь соратникам, с которыми мы вместе гланды врагу через задний проход вырывали.

Боевая жрица расхохоталась на всю избу.

Память подводит воина: не помнит очень и очень много. Язык, в основном, сам плетёт ответ, без участия мозга. О том, что сказал, он буквально узнаёт и разумеет уже после того, как высказался.

Так и не смог вспомнить имени мелкой.

Не помнит имени жрицы.

Не помнит, как они встретились и познакомились.

Зато точно помнит, что последний раз ел ещё перед боем. Живот громко оповестил свой протест против голодания, затребовав пищи для пытающегося казаться выздоравливающим раненого.