Ай да Пушкин, ай да, с… сын! (СИ) - Агишев Руслан - Страница 50

Отложив в сторону пяльца, помещица привстала и подошла к окну ближе. Приглядевшись, поняла, что первый всадник ей определенно знаком.

— Сашенька, точно Сашенька Пушкин! — улыбнулась она, узнав и жеребца особого расцвета, и самого всадника по характерной посадке. — Чего это он? Неужели случилось что-то…

К Александру она питала, самые что ни на есть материнские чувства, относясь к нему с особой теплотой. Всячески поддерживала [несколько раз, когда у него случились неожиданные финансовые затруднения, сразу же ссудила его деньгами], при каждой встрече живо интересовалась его делами. Узнав о его скорой свадьбе, специально поехала в столицу, чтобы познакомится с его избранницей. А когда его матушка скончалась, взяла на себя все расходы и заботы.

Тем же отвечал ей и Пушкин, считая своей второй матушкой. В многочисленных письмах так и писал ей: «божьим провидением у меня две матушки, чем я и неимоверно счастлив и горд». В каждый свой приезд в Михайловское поэт непременно посещал Прасковью Александровну с визитом, чтобы засвидетельствовать свое почтение, одарить столичными гостинцами ее и ее дочерей. О его особенном отношении к семейству Осиповых говорило и то, что многие жители Тригорского, да и само имение с его прекрасным парком, отчетливо угадывалось в героях и пейзажах романа «Евгений Онегин».

— Нужно непременно сказать…

Всплеснув руками, она выбежала из комнаты, а уже через мгновение ее зычный голос разносился по коридорам и комнатам большого барского дома и предупреждал о скором прибытии дорого гостя. Вскоре дом уже напоминал разворошенный муравейник — все кричали, носились из комнаты в комнату, платья, шляпки вынимались из шкафчиком, шипели раскаленным паром утюги, тянуло соблазнительными ароматами из кухни.

— Маменька, маменька, спасайте! — в коридоре на Прасковью Александровну налетела младшенькая Катенька с ворохом платьев на руках. — Какое надеть⁈ — глядела на нее большими глазами, полными слез, и жалобно всхлипывала. — Вот это с голубенькими лентами на подоле или вот это с розовыми цветочками? Маменька⁈

Улыбаясь одними губами [как в этой суете не вспомнить и свое детство и молодость, когда с таким же отчаянием и страхом наряжалась перед балом или приездом кого-то из гостей], женщина ткнула в верхнее платье.

— Одевайся, Катенька, не плачь, я пока займу наших гостей…

— Гостей⁈ — ахнула девочка. — Александр Сергеевич будет не один?

И, взмахнув ворохом платьев, умчалась, визжа про нового гостя, да еще мужского пола.

— Эх, молодость, молодость… — Осипова покачала головой и пошла в гостиную. Судя по всему, гости должны вот-вот появиться. — Эй, кто там есть, живо несите наливочки со сладостями для наших гостей! — властно крикнула она на слуг, носящихся по коридорам с подносами и блюдами. — В такую погоду не помешает…

Встречу со своим Сашенькой она ожидала с нетерпением. Считай, с самого его приезда в Михайловское не виделись. Злые языки поговаривали, что поэт после дуэли очень сильно изменился. Стал сам на себя не похож, что, честно говоря, не удивительно: по краю смерти прошёл, а смерть кого хочешь изменит до неузнаваемости. С этими смешанными чувствами Осипова и стояла в гостиной.

Про себя она уже решила, что Александр к ней за поддержкой едет. Как у него матушки не стало, с кем ему ещё по душам поговорить? С друзьями и знакомыми о таком, о личном не поговоришь. С ней же они часто вели долгие беседы о жизни. К тому же эта ссылка, будь она неладна, случилась. Он совсем, наверное, в печали…

Только того, что случится дальше, она никак не ожидала…

— Идут, — увидела, как в окошке мелькнуло две фигуры с большими то ли мешками, то ли сумками. — Какой-то господин с ним… Хм, молодой… И лицо такое волевое…

Хлопнула дверь и в дом вошел Пушкин, тут же разразившийся громкими и радостными приветствиями:

— Разлюбезная Прасковья Александровна, как же я счастлив вас видеть! Сразу же хочу принести свои глубокие извинения, что так долго вас не навещал! Работал, дорогая Прасковья Александровна, много работал, очень хотел закончить начатые произведения! И в качестве извинения некоторые из своих работ сегодня вам и представлю. Обещаю, вы будете в восторге! Но прежде…

В воздухе повисла небольшая пауза, а Александр тем временем вытащил из-за спины огромный букет цветов, сделанных с невероятным искусством из разноцветной щепы. Здесь были и пышные розы, и светлые ромашки, и даже благородные лилии.

— Позвольте, несравненная Прасковья Александровна, поздравить вас с прекрасным весенним праздником, только и дающим нам, мужчинам, надежду в эти холодные дни на нечто светлое и прекрасное…

Осиповой при этих словах аж поплохело. Неужели, она про какой-то большой праздник забыла? До Пасхи же еще далеко. Может чьи-то именины? Сашеньки Пушкина? Нет, он в мае родился, ей ли не знать день его именин. Что же тогда за прекрасный весенний праздник такой?

— С Международным женским днем, Прасковья Александровна! С днем всех милых дам, с днем весны, с днем просыпающейся природы, которая подобно прекрасной женщине готовится подарить новую жизнь! Вы разве не слышали про такой праздник? Значит, теперь будете знать, что есть такой день в году, когда мы, мужчины, будет говорить вам говорить комплименты в два, в три, в десятки, в сотни раз больше, чем обычно!

От такого напора, таких необычных новостей, женщина аж опешила. Стояла с растерянной улыбкой и не знала, что и ответить…

— А теперь, разлюбезная Прасковья Александровна, позвольте я со своим товарищем выйду во двор и приготовим вам чудеснейшее мясо по особому кавказскому рецепту. Именно так его жарят жестокие горцы — дети снежных гор и стремительных горных рек. Уверяю вас, такого вы еще не пробовали. Мой товарищ, Дорохов Михаил Викторович в недавнем прошлом прибыл с Кавказа, где воевал с горцами и заслужил золотое оружие за храбрость, рассказал об этом рецепте…

Не успела она и рот раскрыть, а оба гостя вновь исчезли за дверью и что-то начали сооружать прямо во дворе. Через какое-то время там уже весело полыхал костер, возле которого стоял небольшой столик, сооруженный на скорую руку и заставленный походными угощениями.

— Маменька, а кто это с Александром Сергеевичем? — из-за плеча женщины уже с любопытством выглядывали младшие дочери. — Такой высокий, и вид у него такой мужественный…

— Это офицер, товарищ Сашеньки и только прибыл с Кавказа, где воевал с горцами. Сашенька сказал, что он за храбрость получил золотое оружие…

Обе девушки ахнули, с еще большей жадностью и любопытством прильнув к окну.

— Ну-ка брысь обе! Одеваться! — рявкнула на них женщина, увидев, что дочери еще толком и не одеты. — И чтобы вели себя, как подобает благовоспитанным особам!

Едва те умчались, она довольно улыбнулась. Любила обеих безумно, но держать старалась в строгости, в «ежовых рукавицах», чтобы совсем не отбились от рук. Проказницы росли, и сейчас за ними, вообще, нужен был глаз да глаз.

— Стрекозы настоящие, — фыркнула им вслед женщина. — А ты, Сашенька, признаться удивил меня, сильно удивил… Я думала, ты пришел душу излить, поделиться своими печалями, горестями, а ты с пришел с необычным праздником поздравить, устроит фейерверк… Никак не ожидала… Хм, сейчас посмотрим, чем ты таким ты хочешь нас удивить.

И Пушкин удивил!

Сначала устроил пикник, где всех угощал собственноручно пожаренным на костре мясом. Естественно, дамы поначалу отказывались от такого угощения — не привыкли, хотя оно и выглядело очень соблазнительно. Когда же, поддавшись уговорам, попробовали по кусочку нежного, шкворчащего и распространяющего вокруг удивительный аромат мяса, то восхитились. Шашлык, как его называл Пушкин, оказался очень пряным, в меру жирным, и на свежем воздухе невероятно вкусным.

И когда все насытились и захотели развлечений, Пушкин внезапно появился перед ними с толстой пачкой листов и предложил с таинственным, заговорщическим видом:

— Милые дамы, а хотите, прочитаю вам несколько невероятных историй про горцев, которые и придумали это блюдо? К тому же непосредственным участком этих удивительно опасных историй был ваш покорный слуга, Дорохов Михаил Викторович.