Свита Мертвого бога - Мазова Наталия Михайловна - Страница 49

Непроизвольно Тай выступила из толпы на шаг вперед, в узкий проход, по которому двигались носилки. Урано повернулась, и ее взгляд на миг встретился со взглядом Тай.

Идея пришла мгновенно и ослепительно – словно солнечный луч прорвался сквозь толщу грозы. По-прежнему глядя прямо в непроницаемо-черные, как у большинства анатао, глаза Урано, Тай медленно простерла перед собой правую руку, а затем словно рванула за невидимые нити, притягивая к себе Супругу Смерти.

Еще один жест, свойственный Элори – им он обычно подзывал очередную избранницу-жертву в сутолоке перерыва между танцами или на закрытых сборищах Высших. Конечно, сейчас день, а она, Тай – не Элори, не в ее власти притянуть к себе человека против его воли. Но Урано была близка с Повелителем Снов и обязана узнать этот жест…

Нарисованные черты Супруги Смерти внезапно исказились – Тай даже не думала, что это возможно при таком количестве краски на лице. А в следующий миг две рослых девицы в черном уже выкручивали ей руки, подталкивая к носилкам рукоятями мечей.

Снова глаза в глаза – но на этот раз совсем близко…

– Кто ты, дерзкая? – голос низкий, звучный, прямо-таки завораживающий. Голос самой Тай тоже никто не назвал бы высоким, но куда ему было до этой чарующей глубины!

Главное – не отводить взгляда… Переиграть ее в гляделки! Она же «гиацинт», а значит, в душе была и осталась жертвой…

– Простите, могущественная, я увидела вас и забылась… Я всего лишь та, кто делит с вами ночную жизнь… (Крокодил меня задери, кажется, я запуталась во временах анатаоре! «Тэ-лоа» – это не «делит», а «делила когда-то давно»!)

Вздрогнув всем телом, Супруга Смерти торопливо опустила ресницы.

– Отведите эту белокожую дрянь к себе в караульную и стерегите, – приказала она охране недрогнувшим голосом. Но Тай все равно уже знала, что выиграла первую схватку. – Когда шествие завершится, я разберусь с ней сама.

За два с лишним часа, проведенных в караульной у «кошек», Тай не то чтобы перепугалась, но здорово извелась. Монастырская жизнь и занятия алхимией приучили ее к терпению, однако это испытание неопределенностью было чрезмерным даже для нее. Стражницы связали ей руки, примотали другой конец веревки к кольцу для факела, затем расстелили на полу циновку и уселись играть в какую-то азартную игру, бросая горстью раскрашенные кусочки дерева, а потом пальцами измеряя расстояние от одного до другого.

Когда Тай попросила напиться, одна из стражниц без всяких пререканий принесла ей тепловатой воды, но рук не развязала, а сама поднесла чашку ко рту Тай и держала, пока девушка не выпила все. Приняв ее нервную дрожь за трепет страха, «кошка» усмехнулась и произнесла несколько длинных фраз, из которых Тай уяснила лишь то, что если ей не снесли голову прямо на месте, то, скорее всего, уже не убьют и даже не подвергнут серьезной пытке. Она попыталась усмехнуться в ответ – и кажется, у нее получилось.

Наконец дверь в караульную распахнулась, и уже знакомый глубокий голос скомандовал:

– Все вон, ждите во дворе. Я хочу говорить с ней наедине.

Девицы в черном испарились тут же, не заставляя повторять дважды, вместе с циновкой и кусочками дерева. Урано тщательно закрыла дверь, подошла и остановилась в трех шагах от Тай – черная свеча с синими сполохами в пламени.

– Значит, ты тоже проводишь ночи во владениях Повелителя Снов, – Тай поняла в этой фразе каждое слово, но интонация оставляла в недоумении, вопрос это или констатация факта. А впрочем, неважно!

– Я из Новой Меналии, могущественная, – произнесла она заранее заготовленную реплику. – Ваш язык слишком труден для меня.

– Можешь говорить на своем родном языке, – ответ Урано был именно тем, на какой и рассчитывала монахиня-алхимик. – Так даже лучше – никто не подслушает.

– О, вы знаете меналийский! – демонстративно удивилась Тай. На самом деле удивляться тут было нечему: мыс Солетт пользовался экстерриториальностью, но все-таки считался частью земель Новой Меналии, и обучение в магической школе велось именно на этом языке – основном языке науки не только к западу, но даже к востоку от моря. Было бы очень странно, если бы Урано им не владела.

– В ранней юности мне пришлось несколько лет жить в вашей стране, – то, что Супруга Смерти сочла нужным давать объяснения неизвестной нарушительнице спокойствия, яснее ясного показывало, насколько она в ней заинтересована. Тай мысленно записала на свой счет и вторую схватку, хотя она, по большому счету, лишь начиналась.

Она постепенно успокаивалась. Снова, как во время торга с Лумтаем, она вдруг ощутила себя в своей стихии.

Это была их с Тиндаллом любимая игра – «словесные поединки» или попросту «словески». С совершенно детским азартом они выдумывали самых разных персонажей и проигрывали ситуацию их первого контакта. Правда, лишь зеленая флейта, подаренная Джарвисом, навела Тай на мысль, что и этот опыт можно с успехом применять в дневной жизни. Но, уговорив Лумтая принять их на борт, она неожиданно поняла, какое удовольствие доставляет ей одержать верх над человеком всего лишь с помощью правильных слов, рассчитанных на него и ни на кого другого!

Вот и теперь она чувствовала, как разгорается в ней тот полузабытый азарт. Не будь она Тайах, если эта выдра в парике сегодня ночью не ляжет под нее… во всех отношениях! (На этот раз Берри в ее голове лишь усмехнулся ехидно.)

Урано тем временем приблизилась еще на шаг, протянула было руку к привязи, удерживающей Тай – но вдруг снова отдернула, точно обожглась.

– Это… это Он послал тебя ко мне? Зачем? Говори, и горе тебе, если ты скажешь неправду!

На секунду Тай снова содрогнулась. Доступны ли чары видения правды этой волшебнице-недоучке, как презрительно обозвал ее Джарвис?

Однако отступать было уже поздно. Тай мысленно выругалась, затем в нарочитом смущении опустила взгляд и произнесла, стараясь, чтобы голос ее звучал почтительно, но со скрытой дерзостью:

– Увы, могущественная, наш общий господин тут совсем ни при чем. Просто… да простится мне… не так давно я услышала рассказ паломников, посещавших ваш остров. В числе прочего они говорили и о вас, могущественная – и я поняла, нутром почуяла, что вы тоже… тоже одна из тех, кто бывает в Замке Тысячи Лиц. А я всегда так мечтала встретить днем кого-то, кто проводит ночи так же, как я… И вот я бросила все и отправилась в далекий и трудный путь – лишь для того, чтобы встретиться лицом к лицу с вами, моя госпожа, и понять, что не ошиблась…

– Если ты хотела всего лишь лицезреть меня, то во время моего шествия это было нетрудно, – проницательно заметила Супруга Смерти. – Но ты осмелилась привлечь мое внимание, причем сделала это весьма дерзким образом. Так чего же ты хочешь на самом деле?

В этом месте голос Урано предательски дрогнул – возможно, решила Тай, ей снова припомнилось, как не смогла она воспротивиться завораживающей силе знака Элори…

– Прежде я хочу знать, – проинесла Тай несколько более твердо, – сохраню ли я жизнь в случае, если мое желание не придется вам по душе?

– Клянусь, что в любом случае ты не изведаешь ничего страшнее быстрой и легкой смерти, – Урано едва заметно поморщилась, несомненно, от нетерпения.

– В таком случае, могущественная, все, чего я хочу – стать вашей подругой и спутницей до конца дней. Чтобы ночью узнавать вас в Замке в любом обличье, а утром, просыпаясь, встречать ваш взгляд и читать в нем тайну, известную лишь нам двоим, – Тай чуть понизила голос. – Я знаю многое о Замке, я провожу свои ночи так, как и не снилось простым смертным в их вседневной грязи… но я хочу большего. Если б вы знали, могущественная, как устала я сходиться и снова расставаться, не имея возможности даже возлечь повторно с тем, кто был дивно хорош! А я умею быть верной, всю свою жизнь я жаждала лишь одного – постоянства…

На накрашенной маске не отразилось ничего – во всяком случае, ничего, понятного Тай, – но под черно-синим париком явно шла какая-то внутренняя работа. Монахиня-алхимик хорошо знала, как сладка приманка, брошенная ею Урано. Вполне естественное человеческое желание – разделить удовольствие с другим; порой оно посещает даже отъявленных эгоистов. Увы, в Замке роскошь узнавать и быть узнанным, кроме Ювелиров, была доступна лишь приближенным Элори. На долю остальных оставалось вечное одиночество в толпе.