Собрание сочинений Яна Ларри. Том второй - Ларри Ян Леопольдович - Страница 66

— Мо-о-о-о-опс! — вспыхнуло где-то далеко и влево, но было уже трудно разобрать: Юркин это голос иль нет…

Голос потонул в громовых раскатах грозы и в шуме обильного дождя…

…………………………………………………………………………………………………………………………………

…………………………………………………………………………………………………………………………………

Когда Юрка начал выздоравливать, за окнами уже шевелились — под суровым дыханьем декабрьских ветров — белые сугробы зимы и в комнате было светло по-особенному — по-зимнему, декабрьскому.

С того времени, как Юрка и Колька были найдены Кадетом — оба плачущие и продрогшие — у стены кирпичного завода, утекло много воды. Мопс определенно к лучшему изменил свой вид, а пионерский галстук придавал его фигуре некоторую, так сказать, значительность.

— Пионером уже? — спросил Юрка слабым голосом, кладя поверх одеяла свои тонкие, прозрачно-белые руки.

Мопс утвердительно кивнул головой:

— Уже!.. Четыре дня, как утвердили!

— Верно! — подтвердил отец, ероша волосы.

Юрка улыбнулся и спросил отца:

— Похудел я?

— Ты-то?.. Гм, — отец неловко закрутил бегающими пальцами клок светлой бороды, замигал как-то странно глазами и, поглядев сбоку на длинное, вытянувшееся тело Юрки, попытался улыбнуться.

— Чудак ты, Юрка… Гм… Гм… Право чудак!.. Вон и Кадет подтвердит!.. Верно, Кадет?

Кадет слабо вильнул хвостом и виновато лизнул Юркину руку — мы, дескать, ни при чем.

— Пошел, пошел, — замахала бабушка руками и вдруг неизвестно почему начала сморкаться усиленно и всхлипывать: — Господи боже… Матерь пречестная богородица…

— Чего вы, бабушка?

— Да ведь из-за меня… Из-за меня все это… Я виновата… Я, старая карга, чуть было не уморила тебя… Прости ты меня, Юрочка!..

— Не сержусь я на вас, — вздохнул Юрка, — а вот ни на столечко не сержусь! — и, посмотрев в потолок, добавил: — Мне даже жалко вас… Вы вот целый год вместо своего бога — Кузьме Крючкову молились… Вы его уберите, бабушка… Уж так и быть — молитесь по-своему… Мне безразлично…

Бабушка вздохнула и заплакала:

— Господи, опять бредит…

На этот раз бабушка ошиблась, а Юрка, не имея силы разубеждать ее, повернулся лицом к стене и заснул крепким сном выздоравливающего.

Радиоинженер

Взрослых людей Гришка не особенно крепко любит, считая их фигурантами и кривляками, способными лишь на то, чтобы воображать о себе.

Все они смотрят на Гришку свысока, с оскорбительным высокомерием и разговаривают с ним чрезвычайно редко, а если уж и начнут говорить, то похоже, будто они одолжение делают своими невыносимо глупыми беседами, а некоторые еще противно сюсюкать начинают при этом:

— Ты холосый мальсик? Да? Лузье хоцис?

Фу, как они надоели Гришке.

«И для чего только живут на земле эти взрослые? — размышлял Гришка, вставляя в нос для устойчивости указательный палец. — Курят, хохочут, за обедом много едят и много выпивают пива, а иногда пьют и еще что-то, чего Гришка (по независящим от него обстоятельствам) никак еще не мог попробовать».

Но больше всех Гришка презирает дядю Сашу, которого называют почему-то женихом.

Что такое жених, Гришка еще не знает, но он твердо уверен в глупости этого слова.

Жених?

— Ха, как глупо!

Этот дядя Саша, несмотря на свой высокий рост и наличие огромной бороды, только то и делает, что целуется с Гришкиной старшей сестрой, точно у него нет другого занятия — более интересного и полезного для общества.

— Подумаешь, как это остроумно… Целоваться?!

И с кем? С его старшей сестрой — ужасной мещанкой и отсталой женщиной, пудрящей себе по пять раз в день нос и шею.

Правда, Гришка не очень редко забирался к ней в комнату для уничтожения пудры, но за такие вещи она щиплется до синяков и выкручивает до боли честные пионерские уши.

Пришлось махнуть на пудру рукой и ограничиваться лишь подсыпанием в нее толченого стекла и муки.

Одно время Гришка засел за солидный и научный труд, думая написать популярным языком небольшую брошюру на тему: «Как взрослый в кратчайший срок может сделаться сознательным пионером», но с первых же шагов писательской деятельности ему пришлось столкнуться с непреодолимым препятствием: он никак не мог написать «кратчайший», получалось что угодно, но только не нужное слово.

По вопросу о несерьезности и легкомыслии старшего поколения он чаще всего отводил душу с младшей сестренкой — Линей, с особой вполне серьезной и солидной, имеющей — по мнению матери — уже около шести лет от роду.

— Ах, как они меня раздражают! — вздыхал Гришка, жалуясь Лини на свою жизнь, усыпанную тернием. — Пойми, этот толстый тип Брусков садится вчера передо мною на корточки и сюсюкает… Знаешь, как они могут глупо проделывать это?

— И не говори! — вздыхает Лини.

— Ты — говорит — хоциз цакаладку полусить? Это мне-то? Пионеру с 1925 года?

— Ты его осадил, конечно? — посмотрела на него вопросительно Лини.

— О, можешь не сомневаться!.. Я вытащил из кармана ключ от нашей библиотечки, сунул ему под нос и, передразнивая его, спросил сюсюкая так же, как он:

«А вы, мозет, клюциком поиглаетесь пока?»

— Ну, и что же он? — подняла вопросительно брови Лини.

Гришка передернул досадливо плечами:

— Как ты наивна!? Конечно, он не понял!

Вечером Гришка брал Лини за руки и говорил:

— Знаешь, что?.. Идем побродим, отдохнем немного от болтовни старших!

— Хорошо, — соглашалась Лини, — мне, пожалуй, тоже необходимо проветриться… Сегодня у меня ужасно болит голова от их дурацких споров!..

Они быстро одевались и незаметно ускользали из поля зрения больших, оставляя иногда короткую записочку:

В этих двух словах Гришка ухитрялся сделать восемь ошибок, что его, впрочем, ничуть не смущало.

На улицах жизнь казалась Гришке несравненно интереснее, чем дома.

Здесь можно было постоять у витрины «Юный ленинец» и поделиться своими соображениями, что он — Гришка — намерен приобрести в недалеком будущем и что могла бы купить себе Лини.

— Как ты думаешь, Лини, этот барабан прочный?

Лини задумывалась и после некоторого размышления отвечала:

— Мне думается, он прочный! Ты хочешь купить его?

— Гм… как сказать? Конечно, я приобрету его, но только — не теперь… После когда-нибудь!

А когда в улицы скатывались с крыш темно-синие сумерки, они шли на площадь к ВУЦИКу послушать последние радионовости и усладить слух свой радиоконцертом.

Мощный громкоговоритель выбрасывал с силою в толпы стоящих людей политические новости, говорил с хрипом о последних событиях в Европе, случившихся час тому назад, после чего начинался радиоконцерт.

Сегодня же внимание Гришки привлек фельетон о каком-то неизвестном Ползикове, который устроил радиоприемник у себя на дому и, не желая уплачивать радионалог, был превращен в радиозайца.

— Как ты думаешь, Лини? — спросил Гришка. — Могли бы мы устроить такой радиоприемник в нашей квартире?

— Мне думается, могли бы!

Гришка задумался.

Думал весь вечер, весь другой день и весь тот день, что шел за «другим», а после трехдневного обдумывания радиомысли решил посоветоваться с отцом.

— Вот что, — сказал Гришка, ухватившись цепко за отцовскую пуговицу на синей блузе, — я должен установить в квартире радиоприемник!

— Это бесповоротно? — спросил отец.

— Окончательно… И, пожалуйста, не делай такого глупого лица — мне это совсем не нравится… Завтра я приступаю к работе, и ты должен помочь мне!..

— А… а ты знаешь, как построить приемник?

— Ерунда, — фыркнул Гришка, — завтра ровно в шесть и ни на минуту позже ты принесешь мне руководство «Как самому построить радио»… Только чтобы без глупостей, чтобы — ровно в шесть!

— Позволь, но как же мне…

— Я занят, — оборвал Гришка отца, — через три минуты я делаю на собрании доклад!