ЧВК «Вольные стрелки». СВО в Африке - Марчук Николай Петрович - Страница 2

– Черт возьми?! – испуганно отпрыгнул я, чуть не налетев на лежащую на полу девушку. – Да что же это такое происходит?! Кто ты?

Девушка не ответила, потому что была мертва. Стеклянные глаза неестественно округлены, глазные яблоки ощутимо вылезли из своих орбит. Рот открыт, а шея и грудь испачканы рвотными выделениями и засохшей пеной. На темной коже лица выделялись сведенные параличом светлые скулы. Только сейчас я обратил внимание, что девушка была абсолютно голая, да к тому же еще и негритянка. Да-да, негритянка! Или африканка? Черт его знает, как правильно говорить?

Мертвая женщина в одном номере со мной. Голая мертвая женщина в одном номере со мной! Кстати, а я ведь тоже совершенно голый. Где моя одежда?! На полу возле стола валялась скомканная одежда: пиджак, брюки, майка, рубаха, трусы, носки и туфли.

Да что здесь происходит?! Куда я попал? Где это я вчера так знатно забухал, что проснулся голый в гостинке с мертвой бабой и каким-то чудиком с пистолетом в руках.

Стоп?!

Я же ничего не помню. Совсем ничего! Последнее воспоминание – это как я тяну за лямки двоих «трехсотых», вытаскивая их из красной зоны. Мы шли группой в тыл к чубатым и нарвались на такую же ДРГ, идущую встречный курсом. Короткая перестрелка! Креста и Финика сразу же скосило, я бросился их вытаскивать, а Псих и Бамут прикрывали отход.

Все!

А, нет… стоп, вспомнил, последнее – это голос Жака, нашего медика, который говорил, что у меня от перенапряжения разрыв артерии. А потом я открываю глаза и уже лежу голый на кровати, а рядом стоит какой-то пацанчик и роется в дипломате.

Сука, это что ж надо было такое пить, чтобы ни хрена не вспомнить? И почему я оказался голый в номере, да еще и с мертвой негритянкой?! Жена узнает, она меня на хрен убьет! Твою ж мать!

Мысль о жене и ее реакции на увиденное в гостиничном номере вызвала у меня приступ паники. Что делать? Как разрулить такой эпичный косяк? Как?! Что же такое придумать, чтобы выпутаться из всего этого?

Я схватил себя за голову, помассировал ладонями лицо, чтобы хоть как-то разогнать кровь и стимулировать мыслительную деятельность.

Не понял? А это что такое?! У меня что, усы? Усы?!!

Я ощутил под пальцами приличных размеров усы у себя под носом. Усы я принципиально не ношу, могу не бриться какое-то время, зарастая, как мачо или чмо – тут у каждого свои критерии, – но, чтобы сбрить растительность на подбородке и щеках, оставив усы, такого со мной никогда не было.

Я растерянно завертел головой, выискивая зеркало на стене, потом мазнул взглядом по столу и тумбочке в надежде увидеть мобильный телефон. Мой взгляд споткнулся о лежащего на полу паренька.

Я же хотел вызвать «скорую». А тут труп негритянки сбил меня с толку. А еще эти усы на моем лице. Епта, какой все-таки эпичный залет!

– Эй, парень, тебе не полегчало? – спросил я лежащего на полу.

Схватил его за плечо и тут же испуганно отдернул руку. Парень явно был мертв, его лицо исказила предсмертная гримаса. Он посинел, превратившись по окрасу в баклажан, а скулы, наоборот, побледнели, явно выделяясь на фоне остальной синюшности лица. Кстати, очень похоже на гримасу и расцветку лица мертвой негритянки. У покойника прокушена нижняя губа, кровь стекла тонкой струйкой на подбородок, который перемазан пеной, обильно выступившей изо рта. Охренеть!

Два трупа в одном гостиничном номере со мной. Это что ж такое произошло вчера, что я ни хрена не помню? Стоп! Что я еще помню из последнего? Я вновь начал катать тяжелые мысли в голове, пытаясь хоть что-то восстановить в памяти. Нет, ничего нового! Лишь одни взрывы повсюду, я тащу раненых, мне очень тяжело – и только голос Жака, когда силы покидают меня. Вот и все. Как ни старался, больше ничего вспомнить не удалось.

Жутко захотелось пить. Я было кинулся к стоявшим на столе бутылкам, но потом глянул на лежащие на полу трупы. Причиной смерти стал яд, тут к бабке не ходи. Значит, ничего со стола брать нельзя, а уж тем более пить или есть. Пацанчик, скорее всего, помер вследствие того, что я ему сунул в рот бутылку с виски, он его ненароком хлебнул и отравился. Похоже, ядом была заряжена именно бутылка с виски. Это что ж получается, что я его и убил? Твою ж-ж-ж мать!!

Осторожно поднял бутылку с пола, тщательно протер ее носовым платком, потом сунул в руки мертвеца и старательно понажимал на стекло его пальцами. Не знаю, останутся ли после этого на стекле его отпечатки пальцев, но уж точно будет лучше, если там будут мои.

Надо срочно выпить воды, а то от этого сушняка во рту ощущение наждака и голова очень сильно болит.

Дернул ручку двери, ведущей, как я видел, в ванную комнату… Напьюсь воды из-под крана. Паренек, которого я напоил ядом, когда подбегал к двери, с разгона врезался в нее, и она захлопнулась.

Ванная комната небольшая – два на два метра. Справа – ванна, слева – унитаз, между ними раковина с зеркалом.

В ванне лежит связанный чернокожий мужик с кляпом во рту, похоже военный, даже генерал. Из-за кляпа генерал мычит и стонет, а из-за того, что он черный, как сажа, то его в темноте не видно. Падла, напугал!

Я клацнул выключателем и, совершенно обалдев, замер… Нет, не от вида генерала в ванне, к тому же при свете электрической лампочки под потолком стало видно, что никакой он не генерал, а всего лишь швейцар в убого расшитом мундире. Замер я от того, что увидел в отражении зеркала. Из зеркала на меня смотрел мой отец. Да-да! Именно мой отец – Петр Андреевич Котов. Изображение было точь-в-точь как на фото из старого семейного альбома, хранившегося у матери. На том фото отцу было тридцать лет. Сделано оно было перед той самой командировкой в Африку, из которой он спустя несколько лет вернулся домой в гробу. Мне тогда было всего два года.

Этого не может быть! Не может быть!

Я вышел из ванной комнаты, хладнокровно переступил через мертвое тело на полу, подошел к окну и осторожно выглянул через занавеску.

Твою ж за ногу!

Земля красного цвета, обилие тропической растительности, стайка чернокожих босоногих ребятишек в минимуме одежды, да еще и корова с огромными, просто исполинскими рогами, привязанная к стволу пальмы. «Ватусси…» – пронеслось в голове, кажется, так кличут этих африканских коров.

Варианта два: либо я сплю, либо за окном Африка. Хотя если и сплю, то мне снится, что я попал в Африку.

А почему все такое старое и древнее, как из прошлого, двадцатого, века? Ладно Африка, хрен с ней, но где, мать их, мобильные телефоны? Почему в комнате четыре человека, пусть и два из них покойники… И нет ни одного мобильника?

Взгляд уперся в календарь на стене – 1981 год. Прошлое столетие? Это как?!

Из зеркала на меня смотрит мой отец, на стене – календарь сорокалетней давности, за окном – Африка…

Подошел к календарю и тщательно его осмотрел. Ага, вот мелким шрифтом написано, кто и когда его напечатал. Судя по надписи на английском, отпечатан этот календарь в типографии в 1980 году. Охренеть!

Это что ж получается? Получается…

Что? Что я умер и попал в тело своего отца в 1981 год, когда тот сам умер вследствие отравления как агент иностранной разведки. Так, что ли?

Я, совершенно ошарашенный, сел на край кровати, обхватил голову руками и крепко-крепко зажмурился. Сейчас открою глаза, а там – стены и потолок военного госпиталя в Ростове или Москве, куда я попал после ранения. Просидел минут пять, старательно жмуря глаза и давя руками на голову. Осторожно открыл один глаз… нет, ничего не изменилось. Убогий гостиничный номер, два трупа на полу, разбросанные вещи на столе и календарь за 1981 год на стене.

Стоп!

Давайте рассуждать логически, боец Глобус…

Давайте!

Если это сон, то со временем я проснусь, правильно?

Правильно! А если ты, придурок, после ранения лежишь в коме, то тебе этот сон может сниться неделями, а то и месяцами.

Ну и что? Сон, он сон и есть. Все равно когда-нибудь проснусь.

Вон на полу лежит пистолет этого пацаненка, возьми его и шмальни себе в висок, сразу станет понятно, сон это или нет. Если после выстрела в висок все так же будешь жить, значит, точно сон, а если помрешь, то не сон.