Улица Райских Дев - Вуд Барбара - Страница 11

– Я должна посвятить себя моим детям, мистер Скаурас. Я польщена вашим предложением и считаю его за большую честь, но вынуждена его отклонить.

– И в вашем сердце нет даже искры чувства ко мне, Амира? Я бы мог надеяться и ждать…

Она хотела бы сказать: «Это не искра, Скаурас. Я люблю вас с первой встречи». Но она протянула ему коробочку с кольцом и сказала:

– Дайте мне время подумать. А кольцо я приму, если соглашусь выйти за вас замуж.

Она прошла с ним до садовой калитки, и он сел в ожидавший его большой черный лимузин. Едва она проводила его, подошел слуга и сказал:

– Миссис, господин ожидает вас у себя.

Вернувшись в дом, она как будто очнулась от наваждения. Едва не приняла предложение Скаураса… Едва не покинула свой благополучный дом и не связала свою жизнь с незнакомцем… «Как легкомысленны женщины, – думала она, – мы – игрушки страстей. Нет, – решила Амира, – разум должен направлять жизнь, а не сердце». Если ей и Скаурасу суждено быть вместе, так и будет, а сейчас она должна думать о своих детях. О Нефиссе с ее опасными романтическими мечтаниями, об Ибрахиме, глаза которого все так же печальны и тревожны. И еще об одной, имя которой не произносится уже много лет – о Фатиме, изгнанной из дома.

«Я должна сохранить вторую дочь, уберечь ее от участи старшей, – думала Амира, поднимаясь по массивной лестнице, которая отделяла женское крыло дома от мужского. – Я спасу Нефиссу от старости, которая может охватить ее… Впрочем, и меня тоже».

Амира прошла через затемненные от солнца комнаты, которые принадлежали раньше ее мужу, вспоминая, как молодой женой она приходила сюда к Али, купала его и массировала, занималась с ним любовью, а потом он отсылал ее, и она уходила на женскую половину, пока муж не вызывал ее снова. Через несколько лет на мужскую половину переведут трехлетнего Омара, сына Нефиссы, и он будет там жить, принимать друзей, когда вырастет. Вести самостоятельную и отдельную мужскую жизнь – как его покойный отец и старший брат матери – Ибрахим.

Увидев Ибрахима, Амира расстроилась. За две недели он сильно похудел, выражение лица мрачное. Угрюмо взглянув на Амиру, он сказал по-арабски:

– Я уезжаю на время, мать.

Она нежно сжала его ладони в своих и спросила:

– Разве это поможет? Печаль уносит только время.

– Я все время думаю о своей жене.

– Слушай, сын моего сердца. Вспомни слова Абу Бакра. Когда Пророк Мухаммед умер, люди потеряли веру, а Абу Бакр сказал: «Для тех из вас, кто поклонялся Мухаммеду, он мертв. Для тех, кто поклонялся Богу, он жив и никогда не умрет. Веруй в Бога, сын мой. Он мудр и милосерден».

– Я должен уехать, – повторил Ибрахим.

– Куда же ты поедешь?

– На Французскую Ривьеру. Король собирается туда.

Амира почувствовала острую боль в сердце. Она хотела обнять сына, взять на себя его беду, уговорить его не покидать родной дом. Вместо этого она прошептала:

– И надолго ты уезжаешь?

– Не знаю. В моей душе нет мира, и я должен обрести его.

– Ну что ж… Иншалла. – Во имя Бога. – Она поцеловала его в лоб, даруя материнское благословение.

Амира вернулась на женскую половину дома. На сердце у нее было смутно, томили дурные предчувствия. Что означают ее сны? Ребенок, вырываемый из материнских рук, – это сон-воспоминание или сон-предчувствие? Может быть, ее страхи в связи с отъездом Ибрахима – предчувствие беды? И страх за Нефиссу – тоже? Да, она должна остаться с детьми, защитить их от опасностей… Но как? Удастся ли ей?

Прием Амиры был окончен, слуги уже запирали калитку– как всегда, в четыре часа госпожа удалялась в свои покои, чтобы не пропустить время молитвы. Амира прошла в ванну и совершила ритуальное омовение перед молитвой, а потом, сняв туфли, простерлась ниц лицом к Мекке на молитвенном коврике в своей спальне, перед кроватью, на которой недавно умерла молодая жена Ибрахима, произведя на свет дочь Камилию. Как только до ее слуха донеслись призывы муэдзинов с многочисленных минаретов Каира, Амира отрешилась от всего земного и материального, и мысли ее сосредоточились на Боге. Зажав лицо в ладонях, она начала молитву:

– Аллах акбар. Господь велик. – Она читала «Фатиху», первую суру Корана. – Во имя Бога милостивого и милосердного… – привычно вставая, опускаясь на колени и трижды касаясь лбом пола со словами: – Бог велик. Я возношу хвалу его совершенству и всемогуществу. – Наконец, она выпрямилась со словами: – Нет Бога кроме Бога, и Мухаммед Пророк Его.

Амира чувствовала умиротворение после молитвы. Женщины дома Рашидов по призыву муэдзина совершали молитву пятикратно – перед рассветом, около полудня, в пять часов пополудни, накануне захода солнца и поздно вечером. Никогда не молились во время восхода солнца, в полдень или в час заката – в это время поклонялись солнцу язычники.

Молитва успокоила душу Амиры, и ее тревога улеглась. Когда она шла на кухню отдать распоряжения кухаркам, она ясно представляла себе, как должна поступать в ближайшее время – необходимо найти новую жену Ибрахиму и мужа Нефиссе.

А там, если на то будет воля Бога, она обдумает предложение Андреаса Скаураса.

ГЛАВА 4

Тринадцатилетняя Захра доила буйволицу. Прижавшись щекой к ее теплой шкуре, она на несколько минут забылась и перестала думать о предстоящей свадьбе с шейхом Хамидом. Завтра! Уже завтра!

Отец и слушать не стал ее возражений – ответом были брань и побои. Абду она встретила лишь один раз – он возмущенно крикнул: «Мы же двоюродные, и нас обещали поженить!»

Мать убеждала Захру, что в доме богатого мужа ее ждут довольство и изобилие, но дочь слышала в ее голосе неуверенность и видела в глазах затаенную печаль. У Хамида действительно была богатая лавка, но вся деревня знала, что он скуп, прижимист, не держит ни одного работника и к тому же ленив. Захре предстояло торговать в лавке и делать всю работу по дому, пока муж пьет кофе и играет в кости на террасе кофейни Хаджа Фарида.

Захра знала, почему отец решил отдать ее за Хамида. Выдавая замуж старшую дочь, он наделал много долгов, и семья Захры стала одной из беднейших семей деревни.

Зеленые поля еще были окутаны дымкой утреннего тумана, но солнце уже сияло и блики его сверкали в воде канала. Деревня просыпалась. Над земляными крышами тянулся дымок, воздух наполнялся ароматом горячего хлеба и тушеной фасоли. С минарета раздавался голос муэдзина: «Лучше молитва, чем сон!»

Захра высматривала Абду и наконец увидела его на берегу канала – высокого, широкоплечего. Она подбежала к нему и остановилась, встревоженная, – на нем была новая галабея, в руке – узелок.

Он посмотрел на нее зелеными, как Нил, глазами, помолчал и наконец вымолвил:

– Я ухожу, Захра. Я вступил в «Братство». Раз ты мне не досталась, то я никогда не женюсь и отдам свою жизнь за то, чтобы наша страна вернулась к Богу и в Египте возродился подлинный ислам. Выходи замуж за Хамида, Захра, он стар и скоро умрет. Тогда ты унаследуешь лавку, радиоприемник – будешь богатой женщиной, шейхой.

У Захры задрожали губы.

– Куда ты поедешь?

– В Каир. Там мне помогут. У меня нет денег, и я пойду пешком, но я взял еды на дорогу.

– Я отдам тебе шарф. – Захра хранила дорогой шарф, подаренный незнакомцем, под одеждой, чтобы отец не отнял его. – Ты его продашь, и у тебя будут деньги.

– Я не возьму, – возразил Абду. – Надень его на свою свадьбу.

Она заплакала, он обнял ее и почувствовал жар ее тела под одеждой.

– Не покидай, меня, Абду! – Она вся трепетала, прильнув к его твердой груди.

– Нет, – ответил он сдавленным голосом. – Ты – моя любовь, Захра, но тебе суждено стать женой другого. Не порочь себя, будь ему верной женой.

Он поднял свой узелок и пошел от нее, вдоль канала, но она пронзительно закричала ему вслед:

– Ты уносишь с собой мою душу, Абду, мое дыхание, мои слезы. Хамиду достанется мертвое тело.

Абду обернулся на этот отчаянный призыв и бросился к ней, она раскрыла ему объятия. Вспорхнула пара испуганных зуйков, свивших гнездо в камышах. Они вздрогнули, и связанные в узел волосы Зухры распустились и покрыли ее плечи. Абду привлек ее к себе и почувствовал, что его тело загорелось желанием. Его рот искал ее губы, пальцы запутались в ее волосах. Он прижался лицом к ее шее и обонял Египет – запахи плодородного Нила, горячего хлеба, мускусный запах буйволицы и аромат юного девственного тела Захры.