Штатский (СИ) - Ра Юрий - Страница 11

Думки в головах не помешали споро сделать все намеченное. Александр за это время успел выдуть муравьев из своего котелка с кулешом и доесть. Он сильно отстал от крестьян по скорости поглощения пищи. Да и не удивительно — городской.

Рассказ пацанов, которые себя считали вполне взрослыми, перемежался мычанием, когда во рту оказывалась каша. Их голод соперничал с желанием высказаться взрослым, настоящим взрослым, про то, что они лично думают о происходящем, о планах Красной армии, действиях товарища Сталина, незавидной судьбе немецких фашистов, ответе немецких коммунистов… Короче ели, мычали, трепались и крутили лопоухими головами, не замечая ироничных ухмылок окружающих их мужиков.

С лагерем всё оказалось просто, глупо и грустно. Когда началась война, детям и начальству было велено сидеть ровно и ждать эвакуации. Потом случились пролеты непонятных групп самолетов над головами, а затем и бомбежка моста рядом с лагерем. Когда кончилась телефонная связь и нервы, начальник лагеря построил всех детей и взрослых и толкнул речь. А потом повел весь лагерь на железнодорожную станцию. Именно на станции ребятишки попали под бомбардировку и бежали во все стороны слепые от ужаса. Конкретно эти бежали куда-то три дня в уверенности, что бегут в Минск под защиту могучей Красной армии. Постепенно запал иссяк, как и прихваченные в разбитой продуктовой лавке продукты — конфеты и баранки. Парамонову импонировало то место в рассказе, где они сразу после бомбежки станции и непосредственно перед паническим бегством обшарили тот развалившийся киоск с баранками. Значит, паника у парней контролируемая, инстинкты нормальные, толк из них будет.

— Дяденьки, а вы партизаны? Вы как в гражданскую по лесам воюете, чтоб оказывать помощь Рабоче-Крестьянской Красной Армии? — Именно так звучало в их голосе каждое слово, с самой большой буквы.

— Мы общество любителей природы. Ходим по лесу, собираем гербарий, слушаем птиц. Заодно всякий мусор прибираем за другими путешественниками. Понятно?

— Да чего ж непонятного! Вы — наша разведка!

— Прямо таки ваша?

— Вы же советские! А значит вы наши.

Да уж, мысленно вздохнул Парамонов, раньше мы были сами по себе, а теперь мы ихние, наши то есть. Но в эту игру можно играть вдвоем.

— Нет, парни. Это вы наши. Мы советские. Взрослые и умные. А вы наши помощники. Так понятно? — Он передразнил Василия, — А раз понятно, то берете котелки и идете к ручью отмывать посуду и ложки. Песочком. А потом споласкивать. Чтобы что? Правильно, чтобы потом не обдристаться. Приступить к выполнению!

И почти взрослые пятнадцатилетние парни пошли по известному маршруту мыть посуду.

— Это, Александр, у нас еды почти и нет. Чем их кормить будем?

— Да ладно, это дело третье, Василь. Москвич, ты лучше другое скажи: неужто этих тоже к войне приспособишь?

— Обязательно. Под бомбежкой побывали, так что, считай, обстрелянные бойцы. Сами видели, не пришибленные. А что погибнуть могут — без нас они и так загнутся через месяц. Ты их глаза видел? Первый же немец, которому они в лицо выскажут всё, что думают о нём, пальнёт в голову. А то и из местных кто ушлый прибьёт. Что, нет у вас таких, кто с Советской властью посчитаться мечтает?

— Полно. Но чтоб пацанов убивать, зверей нет.

— Запомните, мужики, человек всегда страшнее зверя. Запомните и не верьте вообще никому. Сейчас такое время, когда веры незнакомым нет никакой. Только мне верить можно.

— О как! А ты, получается, не обманешь?

— Мне в том надобности нет. Я знаю, в какой мы замес влипли. Как таракан в тесто. Будем в пироге заместо изюму печься.

— Думаешь, помрем?

— Совершенно обязательно. Только не знаю, когда и с какой целью.

— Да какая может быть цель в смерти? Заговариваешься, Александр.

— А вот нет. Можно просто копыта отбросить, а можно с пользой для товарищей. В бою или еще как, да просто забрать с собой побольше гадов всяких -уже не зря. Хотя лучше по-другому, когда ты живой, а все враги померли. Только так не бывает. Не пуля, так хворь какая. Не хворь, так в болото провалишься.

— Ага, не в болото, так от старости на печке — продолжил за Парамонова Алексей. И засмеялся. — Складываешь хорошо, как образованный. Не из комиссаров? Хотя нет, те через слово про партию. Непонятный ты человек, москвич.

— Боишься, так иди, Алексей. Я ж не держу возле себя.

— Погожу. Мне с тобой по пути, ты вот двух немцев положил, да почитай, трех. А я ни одного. Мне так пакостно было от их самолетов с пулеметами бегать, что есть желание помстить им. А с тобой это вернее получится, я чую. А ты как маракуешь, Василь?

— Я не знаю. Вроде до дома не так далече. Мы ж вроде туда собирались путь держать? А по пути чего бы не посчитаться с нехристью этой. Я их до себя не звал. Александр верно говорит, лихое время, как не хоронись, а в любом месте можно наткнуться. Лучше пусть я наткнусь с заряженной винтовкой, чем с пустыми руками.

Василий замолчал и сразу словно уменьшился в росте. Выглядело это так, словно из человека выпустили воздух. Или он сказал гораздо больше, чем собирался, будучи непривычным к длинным речам.

Когда вернулись парни, они застали какую-то серьёзную атмосферу на полянке, отличную от того шалмана, из которого уходили.

— Дяденьки, а чего случилось? — Генка более шустрый и к тому же рыжий, а рыжие все с особинкой, бросился выяснять обстановку.

— Да вот думаем, принимать вас в нашу организацию или домой отпустить.

— Какое, домой, товарищи! Где дом, а где мы! Примите нас, вы не пожалеете!

От этого крика даже кобыла подняла уши, перестала щипать траву и слегка взоржала. И непонятно было, не то она посмеялась над таким предложением, не то одобрила его.

— Мы не дети уже. — Солидно встал и заговорил более молчаливый Мишка. Мы Ворошиловские стрелки.

— Не свисти, — оборвал его Алексей.

— Не Ворошиловские. Но нас в лагере учили обращаться с винтовкой Мосина и пулеметом «Максим». Мы и плавать умеем. Во всяком случае, я. Мы юные защитники Родины.

— Кто же вас обучал обращению с пулеметом? — Уточнил Парамонов. Ему очень сомнительно было, что пацанов подпустят к такому серьёзному аппарату.

— У нас в пионерском лагере был кружок «Юный пограничник». Нас там и противогазом пользоваться учили, и ленту в пулемет закладывать, и целиться из него давали. Мы даже обслуживали свой учебный «Максим», неполная разборка, смазка, чистка. Водой заправляли два раза.

— Ну раз даже поили его, тогда вопрос снимается. Верю. Тогда будете в нашем…

— Отряде?

— В обществе. Да, будете ответственными по пулемёту.

— А у вас он есть? Правда⁈

— Нету. У нас и вас еще недавно не было, а без вас зачем нам пулемет нужен? Сами подумайте, какая польза от него без пулемета. Без пулеметчика — это как без патронов.

— А патроны хоть у вас есть? А то мы слышали — где-то стреляли.

— Есть. И стреляли мы. Учились пользоваться оружием. Сейчас вот и вас учить будем.

— Да мы уже ученые! Вы нам винтовки дайте, мы покажем!

— Так берите. В телеге лежат. Только кобылу нашу не напугайте.

— Что, правда можно⁈

— Угомонись, Генка. Не видишь, они над нами шутят. Так тебе и дали настоящую винтовку в руки. Да и где они её возьмут? Разве что как грибы под деревьями.

— Ну, почти угадал. Не под деревьями, а в травке да в кустах их ищут.

Александр подошёл к телеге, раз молодежь ленится лишний раз пройтись, положил кепку на сено и сунул под него правую руку.

— Нет, эту вам нельзя, она немецкая. А вот эта подойдет.

На глазах изумленных пацанов он достал из-под сена настоящую винтовку Мосина, обдул с неё былинки и начал работать затвором, выщелкивая патроны. Да так ловко, что они вылетали один за другим прямо в заранее положенный кепарь. Это походило на цирковой фокус. И винтовка из сена, и настоящие желтенькие патроны, дисциплинированно прыгающие на своё место.

— Пока я не убедился, что вы умеете обращаться с оружием, патронов не вам не дам.