Раскаленное эхо. Опасный поворот. Аналитик. Три недели в Париже (сборник) (СИ) - Чайлд Ли - Страница 78

Рики воздержался от ответа.

— Кто приходил к вам, а после приходить перестал?

— Я не знаю.

— С кем вы встречались на протяжении пятнадцати сеансов?

— Пятнадцати? Почему пятнадцати?

— А сколько дней дал вам Румпельштильцхен на установление его личности?

— Пятнадцать.

— Две недели и еще один день. Вам следовало обратить внимание на это число. И что вы должны сделать по истечении данного вам срока?

— Покончить с собой.

— Так вот, Рики, кто прошел у вас пятнадцать сеансов, а потом покончил с собой?

Рики качнуло, у него вдруг заболела голова. Я должен был это понять, думал он. Должен был — это же так очевидно.

— Я не знаю… — снова выдавил он.

— Знаете, — сказал с гневом в голосе старый психоаналитик. — Да только знать не хотите. — Он встал. — Время уже позднее, а я разочарован. Я приготовил для вас комнату. Вверх по лестнице и направо. Может быть, к утру вас посетят новые мысли, и мы сумеем двинуться дальше.

— Я думаю, мне нужна помощь, — устало сказал Рики.

— Помощь вы уже получили, — ответил доктор Льюис и указал на лестницу.

Спальня была опрятна, хорошо обставлена, в ней присутствовало нечто от стерильного гостиничного номера. Рики заключил, что пользовались ею нечасто. Здесь не было ни журналов рядом с кроватью, ни фотографий на стенах.

Рики разделся и повалился на кровать. Он был измотан, но сон бежал от него. Стрекот сверчков, редкие удары ночных бабочек об оконную сетку казались грохотом вдвое более громким, чем городской. Понемногу привыкнув к этим звукам, он вдруг услышал едва различимый, далекий голос доктора Льюиса. Рики постарался сосредоточиться на нем. Старик был чем-то разгневан, он говорил все быстрее. Рики пытался различить хоть какие-то слова, но не смог. И наконец услышал звук, который не спутаешь ни с чем, — звук, издаваемый телефонной трубкой, когда ее швыряют на аппарат.

Впоследствии он так и не смог припомнить, когда и как погрузился в сон, но разбудили его бившие в лицо яркие солнечные лучи. Если соображения доктора Льюиса верны, понял вдруг Рики, то контекст, в котором существовала та женщина, все еще остается скрытым от его сознания. И он сказал себе, что слишком поторопился отбросить в сторону малоимущих, с которыми сталкивался в психиатрической клинике.

Он натянул одежду, плеснул водой в лицо и, волоча за собой куртку, спустился вниз.

Кабинет доктора Льюиса был пуст. Пройдя половину коридора, ведущего к кухне, он уловил аромат кофе. Но и на кухне доктора Льюиса не оказалось. Полный кофейник стоял на плитке рядом с одинокой, оставленной для Рики чашкой. На столе лежал сложенный вдвое листок бумаги с написанным поверху именем Рики. Он развернул записку.

Рики отшатнулся, словно его ударили по лицу. С секунду он простоял, вцепившись в край стола, стараясь успокоиться. И тут с гравийной дорожки донесся шум подъезжающей машины.

Сначала Рики подумал, что это доктор Льюис вернулся, чтобы объясниться с ним, и потому почти бегом устремился к входной двери. Однако увидел он нечто совсем другое, и увиденное его удивило.

К дому подъезжала та самая машина, на которой он вчера приехал со станции. Водитель помахал ему и, притормозив, опустил стекло:

— Привет, док, как делишки? Если хотите поспеть на поезд, так давайте, запрыгивайте. Следующий будет только под вечер.

Рики поколебался, затем спросил:

— Почему вы надумали забрать меня? Я же не звонил.

— Зато кто-то другой позвонил. Мне на пейджер пришло сообщение, чтобы я мигом летел сюда, забрал доктора Старкса и поспел к поезду девять пятнадцать. Чуть резину не пожег. Зато вот он я, здесь, но только, если вы не залезете в машину прямо сейчас, не видать вам этого поезда.

Рики постоял еще секунду, потом протиснулся на заднее сиденье машины.

— Ладно, — сказал он. — Поехали.

Водитель резко взял с места, песок и камушки полетели из-под колес. Через несколько минут машина достигла перекрестка Ривер-роуд с дорогой, ведущей к перекинутому через Гудзон мосту Кингстоун-Райнклиф. На дороге стоял полицейский и направлял автомобильный поток налево. Таксист, высунувшись в окошко, крикнул ему:

— Эй, офицер! Можно проехать? Я к поезду спешу!

Полицейский покачал головой:

— Не выйдет. Дорога перекрыта почти на километр. Поезжайте в объезд. Там какой-то старикан не вписался в поворот. Ну и обмотался вокруг дерева. Может, с сердцем плохо стало, вот он и отключился.

— Погиб? — спросил таксист.

Полицейский снова покачал головой, давая понять, что в этом он не уверен.

— Там сейчас спасатели.

Рики резко выпрямился на сиденье.

— А что за машина? — спросил он у полицейского.

— Старенький синий «вольво», — ответил полицейский и махнул таксисту рукой — проезжай. Таксист нажал на педаль газа.

— Я должен посмотреть! — сказал Рики. — Эта машина…

— Будете любоваться видами, не успеете на поезд.

— Но эта машина… Старый синий «вольво» был у доктора Льюиса.

— Черт, да тут таких машин десятки.

— Нет, я не могу…

— Опять же и копы вас туда не подпустят. А если и подпустят, чем вы ему поможете?

Ответа у Рики не было.

— Вернетесь в город, позвоните в полицию Райнбека. Если, конечно, вы не хотите поехать в больницу, но этого я вам не советую. Только насидитесь там в приемном отделении, а знать будете не больше, чем сейчас. Что у вас, дел поважнее нету, что ли?

— Есть, — сказал Рики, хоть и не был в этом уверен.

— Этот старикан в машине — ваш друг?

— Нет, — ответил Рики. — Вовсе нет. Просто человек, которого я знал. Вернее, думал, что знаю.

— Ну вот, видите, — сказал таксист.

Он снова газанул, проскакивая на желтый свет. Рики откинулся на сиденье, еще раз глянув через плечо туда, где произошла невидимая отсюда авария.

На поезд Рики поспел минуты за две до отхода. Середина недели, утро уже не раннее, так что в Нью-Йорк ехала лишь горстка людей. Пара бизнесменов, разговаривавших по сотовым телефонам, три женщины, явно направлявшиеся за покупками, несколько подростков в джинсах — вот и все.

Вагон был практически пуст. Рики прошел в заднюю его часть, забился в угол и уставился в окно, на Гудзон.

Какой-то блок стоял между ним и нужными ему воспоминаниями. Пациентка, в имени которой он нуждался, подлинные его отношения с нею, казалось, лежали вне пределов досягаемости, как бы он к ним ни тянулся.

Ошибка, которую он совершил и которая питает гнев Румпельштильцхена, произошла в самом начале его карьеры. И совершил он ее как раз тогда, когда отказался от трудного, чреватого разочарованиями лечения неимущих и занялся куда более интересным лечением богатых невротиков. Это соображение разозлило его. Да, в молодости люди совершают ошибки. Но сейчас-то он уже не молод и не сделал бы той же самой ошибки, в чем бы она ни заключалась. Однако ему приходится отвечать за поступок двадцатилетней давности.

Последней перед городом станцией была Кротон-он-Гудзон, от нее до Пенсильванского вокзала оставалось минут пятьдесят езды. Вагон все еще был на девять десятых пуст, поэтому Рики вздрогнул, когда кто-то грузно плюхнулся на соседнее с ним сиденье.

Рики оглянулся, изумленный.

— Привет, доктор, — брякнул адвокат Мерлин. — Тут не занято?

Глава 6

Мерлин запыхался и покраснел, как человек, которому пришлось пробежать метров пятьдесят, чтобы успеть на поезд. Он полез в нагрудный карман пиджака, вытащил белый льняной носовой платок и промокнул им лицо.