Кавалер Ордена Золотого Руна - Акопян Альберт - Страница 17

— Какие же еще доказательства вам нужны? — надрывался я. — Ну, я очень ее люблю. Честное слово, не могу без нее жить. И могу ее поцеловать, если хотите.

Не отводя льстивых взоров от делопроизводителя, мы поцеловались дрожащими губами. В милиции стало тихо. Делопроизводитель застенчиво отвернулся и сказал:

— А может, у вас фиктивный брак? Просто гражданка хочет устроиться в Москве.

— А может быть, не фиктивный? — уже застонал я. — Об этом вы подумали? Вот вы за разбитое стекло берете штраф, а мне кого штрафовать за разбитую жизнь?

В общем, я взял высокую ноту и держал ее до тех пор, пока не выяснилось, что счастье еще возможно, что есть выход. Достаточно поехать к месту жительства любимой, снова в Ялту, всего только за тысячу пятьсот километров, и все образуется. С московским паспортом загс зарегистрирует мои порывы, и преступная любовь приобретет наконец узаконенные очертания.

Я прибежал в трест, чтобы выпросить дополнительный отпуск для устройства семейных дел. Все от меня шарахались, а когда я оказался около стенгазеты, вдруг замерли. В заметке говорилось, что Арсений Изаурик продолжает свою антиобщественную деятельность, в трудный для страны момент разъезжая по курортам и устроив в служебной комнате притон, по причине чего комната, занимаемая им, должна быть очищена в течение 24 часов. А сам гражданин Изаурик подлежит увольнению. Из отпущенного до прихода милиции срока у меня оставалось часа четыре, я бросился домой, отвез Люсю на вокзал, что-то наобещал и отправил ее, горемычную, в Ялту.

Сеня глубоко вздохнул и продолжил:

— Насколько я знаю, она уже вышла замуж и вполне счастлива.

Я устроился на железную дорогу обходчиком. Жил в будке. Жил неплохо.

А в начале прошлого года в том же юмористическом журнале появилась фотография наркома просвещения. Он читал журнал и заразительно хохотал. Ниже приводились его слова: "Побольше бы таких рассказов, как "Синий дьявол". Поддерживать надо молодых авторов". Журнал поступил в киоски в 7 утра, а уже в десять часов в моей будке появился директор треста цветных металлов тов. Аблакуев и доложил, что состоялись экстренные заседания правления треста, парткома, месткома, комсомольской организации и совета бывших политкаторжан, на которых принято постановление: немедленно восстановить меня на работе с повышением, выдать путевку в ялтинский дом отдыха, устроить торжественный бал-заседание по поводу годовщины моей безупречной деятельности, уволить редактора стенгазеты, опорочившего честного человека. На возвращение комнаты директор просил двадцать четыре часа в связи с необходимостью выселения многодетного шофера. Я от всего отказался и добавил, что посоветуюсь с читателями журнала о том, за чей счет я должен получить квартиру. Директор сразу же дополнил протоколы еще одним пунктом: о выделении тов. Изаурику квартиры в кооперативе "Жилец и бетон" за счет треста цветных металлов. На том и сошлись. В редакцию я не пошел. А работа обходчика мне понравилась. Маневровые паровозы свистят, стрелки гремят… Тихо, спокойно. И деревце под окном будки… А истерики и подмасленное пальтецо — это так, камуфляж для жилкооператива. Потому что имел неосторожность раньше времени подписать бумажку, что не имею к тресту претензий.

Сеня умолк.

— Ну что ж, действительно веселая история, — подытожил Бендер и крепко сжал Сенино плечо. — А теперь пора спать. Завтра трудный день: принимаем жильцов. Долгонько я их ждал, — промурлыкал он, засыпая.

Глава 8.

Разбитая скрижаль

Новый кооперативный дом был чист и свеж, как невеста. Сверкали стекла. Одуряюще пахли краской перила. Партия полотеров оставляла за собой длинные охряные следы сияющей мастики. Монтеры вправляли последние лампочки в патроны. А с дверей и плинтусов не успели еще сойти известковые брызги.

Первыми вселились Протокотовы.

Протокотову удалось вырвать прелестную трехкомнатную квартирку, окнами на юг, с газовой плитой, ванной и комфортабельной уборной.

Когда Протокотов втискивал в дверь первый стол, душа его наполнилась чувством гордости и умиления.

— Наконец-то, — сказал он жене, — наконец-то мы заживем, как люди. В совершенно отдельной квартире! Одни, совсем одни!

В глазах жены стояли слезы.

— Здесь будет спальня, — заметил Протокотов. — Комната, правда, не особенно большая, но зато очень хорошенькая и теплая. А вот это столовая и мой кабинет. Здесь мы сможем принимать гостей. Правда, милая?

Жена тихо плакала.

— А вот здесь, — сказал Протокотов с благородной дрожью в голосе, — в этой малюсенькой комнате мы поместим нашего дядю Силантия.

— Бедный дядя, — вздохнула жена, — наконец-то и он сможет зажить, как человек.

Дядя Силантий Арнольдыч жил в огромной и пыльной, как канцелярия воинского начальника, квартире на Плющихе, совместно с тридцатью пятью другими жильцами. Занимал дядя бывшую ванную — крохотную, совершенно темную комнату без окон.

В течение целого дня Силантий Арнольдыч таскал в квартиру племянницы вещи. Таскал сам, надрываясь под тяжестью облезших этажерок и винтовых табуретов красного дерева.

— Зачем это, дядя? — поморщился Протокотов, столкнувшись с пыхтящим дядей в дверях. — Почему вы мне не сказали про этот комод? Я бы нанял носильщика, и дело с концом.

— Что ты! Что ты! — зашептал дядя, прикрывая хилым старческим телом допотопный комодик. — Какие теперь носильщики!

Испуганно оглядываясь, дядя Силантий впихнул комодик в свою новую комнату и заперся на ключ.

— Странный какой-то дядя Силантий, — сказал Протокотов жене, ложась спать. — Впрочем, обживется, привыкнет.

Но Силантий Арнольдыч не привык.

Утром Протокотов увидел в чистенькой уютной уборной большое, написанное крупным ровным почерком объявление. Начиналось оно следующими словами: ГРАЖДАНЕ! ПОМНИТЕ, ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ НЕ ОДНИ! ЛЮДИ ЖДУТ!

Дальше предлагалось не засорять унитаз бумагой и не бросать на пол окурков. Всего было пунктов восемь. Объявление кончалось угрозой, что если "граждане жильцы" не будут исполнять правил, уборную придется закрыть.

Протокотов улыбнулся и сорвал объявление.

В полдень в уборной появилось новое объявление, написанное тем же почерком. Первые слова были такие: ПРОШУ В ОБЩЕСТВЕННОЙ УБОРНОЙ НЕ ХУЛИГАНИТЬ. НЕ ЗАБЫВАЙТЕ, ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ НЕ ОДИН!

Протокотов подумал, вытащил автоматическую ручку и написал в конце большими буквами слово "дурак".

В ответ появилось: "От дурака слышу!"

Переписка продолжалась целый день.

Победил дядя, повесив на стену очень длинную, талантливо составленную инструкцию.

Дядя Силантий работал не покладая рук.

На следующий день Протокотов обнаружил в дивной эмалированной ванне старый матрац, примус и пыльную клетку из-под попугая.

А на входных дверях появилась бумажка:

ЗВОНИТЬ:

М.И. Протокотову — 8 р.

С.А. Ушишкину — 14 р.

Рядом с бумажкой Силантий Арнольдыч пробил глазок, а с внутренней стороны приладил чугунный засов, толстую ржавую цепочку и длинную железную штангу.

Внизу, у дворницкой, Силантий вывесил воззвание, начинавшееся словами: "Граждане держатели кошек!"

Дядя требовал от граждан держателей, чтобы они надели на кошек намордники, обещая пожаловаться на ослушников управдому.

Коридорчик протокотовской квартиры покрылся аккуратно приклеенными гуммиарабиком четвертушками бумаги.

"Не топайте ногами, — требовал дядя, — вы не один". "В общественной кухне петь воспрещается". "Громкий разговор приравнивается к пению". "Не бросайте окурков, бумажек и мусору. За вами нет уборщиц".

— Это ужасно! — сказал Протокотов жене. — Все стены изгадил клеем твой дядя.

— Раньше ты его называл "наш дядя", — обиделась жена.

— Неважно, дорогая. Главное, что теперь придется красить всю квартиру.