Собиратель земель (СИ) - Старый Денис - Страница 32

В в войнах будущего есть надежда на то, что даже при сложном ранении врачи спасут, пришьют то, что, казалось, невозможно пришить, вылечат то, что в средне века привело бы к неминуемой смерти. В нынешних реалиях любая царапина может привести к смерти.

Так что только религия людей и спасает, вера в то, что мирское бытие — лишь миг. Отсюда восхваление рая, в этой же парадигме существует поверье в Вальхаллу, славянский Вырай и прочие прелести загробной жизни.

Так что да, я психованный! Мне не чужды даже такие глупости, как кривляния перед князем.

— Что молчишь, воевода? Скажи мне, какое право ты имеешь лезть в дела рода большого, нашего, что от Рюрика? — спросил Ростислав. — Ты кто? Боярич из Галича? Но стоишь передо мной, будто ровня.

— Ты знал, что я потомок Пяста, основателя польской династии, то есть королевского рода? Так что кровь моя родовитая. Но не все кровью измеряется. Вот ты… Ты же уже князь без княжества, — отвечал я.

— О моем княжестве после поговорим. Ты взаправду от Пяста? Так отчего же не сказал там на пиру этого? Разве же я стал бы неволить родовитого мужа? — говорил Ростислав Юрьевич.

Я улыбался, ну не мог сдержаться. Если минутой бы ранее, словно маньяк, наслаждался видом униженного врага, то сейчас попытка Ростислава Юрьевича выглядела умилительно. Он, действительно, так извиняется? Мол, я бы никогда не позволил себе такое отношение. Я понимал, что все у Ростислава плохо, но чтобы настолько плохо!..

Вот как, оказывается, получается: все беды и наша вражда только лишь потому, что князь не знал о моем происхождении. Неужели он, действительно, думает, что я могу купиться вот на такой пассаж? Что подобные заявления вовсе могут будь на что-то повлиять?

— Где мой сын? — неожиданно выкрикнул Ростислав. — Разве не было понятно, что я жду на переговорах только тебя и его? Или отрок умеет только прикладывать свою печать к порочащим мое имя грамоткам? А встретиться с отцом и в очи мои посмотреть, боится?

Наверняка, вопрос о предательстве сына довлел на князя. Он старался сдерживаться и вести переговоры без лишнихэмоций. Но вырвался главный вопрос, огласил округу, будто замеревшую в предчувствии исхода переговоров.

— Он во Владимире. Сейчас молится в кране, дабы ты, князь, остался живым, — ответил я правду. — И ладно он, все сопротивлялся, справедливость в жизни ищет. Ты же знаешь, что справедливость сильно редко бывает, чтобы считать ее существующей.

— Ты же воевода Братства, как же не веришь в справедливость? — спросил Ростислав и посмотрел на Весняна.

Мол, вот, — твой воевода лжет, он ни за какую справедливость не стоит. Но мой сотник сделал вид, что глухо-немой.

— Так он не восстал против меня? — не спросил, а, скорее, констатировал князь.

Для меня такой вывод казался не столь очевидным. Однако, Ростислав, видимо, пытался хоть за соломинку уцепиться, лишь бы уверить себя в честности сына. Такие мы, родители. Можем ругать, порой, жестко воспитывать своих детей, но наступает момент, когда любовь «лезет» наружу, просыпается жалость к своему ребенку, желание его обнять, все простить.

— Оставь его своего в покое, Ростислав Юрьевич, у тебя нет будущего, пусть оно останется у твоего старшего сына! Отдай дружину своему сыну, а я слово тебе даю, то сделаю все, что только от меня зависит, но он будет новгородским князем. Нужно только признать верховенство великого князя Изяслава Мстиславовича и дать ему клятву, как сделало большинство Рюриковичей на Руси, — сказал я.

Что за эмоциональные качели со мной происходят? Только что я был готов убить, растерзать, а еще лучше, так и унизить князя. А теперь во мне просыпается сочувствие, сострадание. Я давлю эти эмоции внутри себя, а они прут наружу. Может быть, это потому, что я поставил себя на место Ростислава?

А что я буду чувствовать, если когда-нибудь, не дай Бог, конечно, Александр, мой сын, посмеет на меня меч поднять? Пойдет против меня? Вот подумал об этом и сердце защемило в груди. Наверное, буду готов… нет не покончить с собой, это удел слабых, а вот в монастырь уйду… и даже не в женский.

— Уйди в монастырь, Ростислав Юрьевич, или уезжай к ромеям, я даже письмо напишу василевсу, мы с ним хорошо ладим. Ты устроишься там и славу себе добудешь, как внуки Рогволодовы ранее, после ссылки Мономаха. Но оставь сына. Ты проиграл, а он может сослужить службу Руси, — выдал я пламенный спич.

— Не могу я так, воевода Владислав Богоярович. Не по чести сбегать, боя не дав. Так что и не проси, — отозвался Ростислав.

— Я тебя прошу? Сдался ты мне! Я за сына твоего говорю, а тебя я бы убил, — взбеленился я. — Я сильнее, хоть в чистом поле, хоть на стенах Владимира. Сюда уже идут четыре тысячи ратников Братства, Половецкая Орда прикрывает подходы к землям Братства. Все большие города Владимирской Руси закрылись от тебя и выгнали твоих людей, частью побили их. Мало этого? Изяслав собрал уже десять тысяч воинов, к нему идут полоцкие, псковские и иные рати. Потому и говорю, что или великий князь захватит Новгород, или новгородцы тебя выгонят, как старого пса. На что ты рассчитываешь, глупец?

— Как смеешь ты, смерд, указывать мне, и наносить оскорбления? — выкрикнул Ростислав Юрьевич и выхватил свой меч.

Я поступил так же, только в свете яркого солнца сверкнула сталь не меня, а сабли. Прямо физически ощущалось, как пространство наэлектризовалось. Следом обнажили клинки Веснян и княжеский воевода.

Князь посмотрел на мою саблю с некоторым любопытством.

— Я взял свою виру за что, когда ты оскорбил меня при скоплении людей, — сказал я.

— Значит вот этим оружием ты добываешь себе славу доброго воина? — спросил Ростислав, пряча меч обратно в ножны.

— Мне лестно, что такой славный воин, как ты, князь, так отзывается обо мне, — сказал я, также пряча клинок.

— Мне пришлось о тебе узнавать. Должен же я знать своих врагов, — усмехнулся Ростислав. — А ты правильно рассчитал обстановку, воевода, зря я с тобой дружбу не свел ранее, можно было многое нынче сделать. И да, я, почитай, князь без княжества. Град Владимир, мой, по праву, но кто че нынче отдаст? Я вижу, что происходит на Русской земле. Ольговичей и Давидовичей просто всех убили, чтобы Чернигов, да остальные их земли взять. Убьют и меня и сына и брата.

И последовала исповедь обреченного и обманутого человека. Я называл Ростислава князем без княжества, думал, что преувеличиваю, дразню его. Оказывается, что нет. И ситуация мне сильно напоминает ту, в которой когда-то оказался князь Звенигородский, а нынче Галича, Иван Ростиславович, по прозвищу Берладник. С намного меньшей, чем у моего собеседника дружиной, Иван не стал себя жалеть, а пробовал, искал правды и справедливости, даже при том, что понимал — их не существует.

Новгородцы постановили, что, как только, или если, великий князь Изяслав Мстиславович выступит против Новгорода, он тотчас же объявят на вече о низложении и изгнании Ростислава со всей его семьей. А самому князю посоветовали не особо спешить обратно в Новгород, мало ли, у него тут «аренда жилплощади закончится».

Уже среди новгородцев идут споры, кто именно выгоден Господину Великому Новгороду: старший сын великого князя Киевского или же кого-то иной из близких родственников Изяслава Мстиславовича. Думают пригласить, например, его младшего брата Святослава.

Ростислава списали, как ненужную вещь. Впрочем, разве новгородцы особо церемонились с иными князьями? В иной реальности, казалось, что Ярослав Всеволодович и после сын его Александр Ярославович Невский пролили много крови за интересы Новгорода, много крестоносцев, балтов, чухонцев и шведов победили! И, как итог… Выгоняли этих князей, да еще часто и людей их убивали. Выгоняли, снова приглашали… Я вот не понимаю, почему князья все равно туда ходили княжить, даже в после унижений.

Новгород нужно брать хоть под какой-нибудь контроль, пусть и номинальный. А после неспеша, но нещадно бить, по самому больному их месту, по кошельку, мошне, колите. Если торговля сместится, а я этого хочу добиться и прочно освоиться на Балтике, то Новгород утратит свое преимущество. Еще я новгородских купчин начал отсекать от Камы и вытеснять со всего Пермского края.