Совсем другая сторона - Галина Мария Семеновна - Страница 19

Вся фактория представляла собой, несмотря на свою причудливую форму, вытянутый эллипс, в одном конце которого, неподалеку от входа, располагались жилые помещения, а в дальнем — оранжереи и фабрики. Когда мне надоело накачивать газ в дурацкие светильники, — да и не так уж и много их было нужно — я попросилась в оранжереи. Там, по крайней мере, работа была не такая монотонная и я хоть могла свести знакомство с местными растениями, хотя, по-моему, большая часть тех крупных причудливых грибов и мясистых плодов, которые росли в оранжерее, были продуктами длительной селекции — леммы вообще отличные биотехнологи. Часть расположенных там стеллажей с растениями требовали равномерного освещения и влажности, их все время надо было передвигать. Работа это была нелегкая и я попросила Дорка сходить со мной. Он отказался.

К тому времени, мне было ясно, что он подхватил Болезнь — ел он не больше обычного, но толстел на глазах, поднимался редко и потерял интерес к тому, что творилось вокруг. По-моему, кроме меня, никто не обращал на это внимания, леммы в том числе. Я и сама не знала, что тут можно сделать — что-то я не слышала, чтобы Болезнь как-то поддавалась лечению. Кстати, по-моему, это было единственное заболевание в этом мире. Ни о каких инфекциях я больше не слышала.

Так что я пошла сама и уже передвинула больше половины стеллажей в проклятой оранжерее, когда услышала взрывы и выстрелы. Мягкие пористые стены одинаково хорошо гасили шум и взрывную волну, — казалось, что это все происходит где-то очень далеко. Потом на меня нахлынула боль. Она была как удар — внезапная, раздирающая голову.

Я скорчилась между стеллажами, в глазах у меня мелькали разноцветные пятна, казалось, что чудовищные растения на стенах пульсируют. Потом я, наверное, потеряла сознание. Когда я очнулась, вокруг было уже тихо. В голове звенела странная пустота. Какое-то время я неподвижно просидела на упругом теплом полу. Я боялась выйти из оранжереи — я уже понимала, что на нас напали, но слабо представляла себе, что произошло потом. Вероятно, какая-нибудь из банд заняла факторию. Тогда мне нужно как-то выбираться отсюда.

Я с натугой взгромоздила один стеллаж на другой — с него посыпались растения — и полезла наверх. Это была одна из секций, над которыми не было сплошных перекрытий — только что-то вроде нависших карнизов. Так что я, используя стеллажи вместо лестницы, вкарабкалась по ним и очутилась на стене лабиринта. Держась середины, я ползком начала пробираться к главному входу — я хотела знать, что там произошло. Если солдаты еще внутри, я могла спрыгнуть со стены и убежать — в этом лесу найти человека, да еще пешего, практически невозможно. Но они были уже у главного входа.

Я так и не знаю, зачем они напали на факторию — они ничего оттуда не взяли. Думаю, из того, что они знали о леммаx, они надеялись найти что-то, какие-то технические приспособления, что-то, что поможет им выбраться отсюда. Но с технологическими приспособлениями леммов могли разбираться только сами леммы. Так что я увидела иx, когда они садились на лошадей. Все они были грязными и ободранными, все одеты кто во что, и прямо-таки увешаны оружием.

С лошадьми они обращались тоже не слишком ловко. Они возбужденно переговаривались — видимо, и в отряде уже не очень-то ладилось. Я насчитала шестнадцать человек — то ли, отряд разделился, то ли остальных выкосила Болезнь. Раньше их было гораздо больше.

Они уже отъезжали, когда я сообразила, что узнала двух лошадей. Лошадь Xаарта и свою кобылу. Я вцепилась в теплый край стены и провожала их глазами, пока они не скрылись за деревьями.

К тому времени я уже понимала, что Xаарт погиб, но все таки, пыталась уверить себя, что это не так. Что просто ему что-то помешало вернуться. Теперь-то, я окончательно в этом убедилась. Они все-таки взяли его, и убили — наверное, на пути отсюда. Иначе, почему обе лошади… Я подождала еще с полчаса — они не возвращались.

Внутри фактории было так тихо… Наконец, я поднялась во весть рост и пошла по перекрытиям к жилым помещениям. Несколько раз я ошибалась и мне пришлось обходить какие-то комнаты и темные кладовые.

Потом я увидела центральное помещение.

Они расстреляли всех людей, которые были там. И всех леммов, которые встретились им поблизости. Я ходила между ними, переворачивала тяжелые тела, пытаясь найти хоть кого-то, кто был бы просто ранен. Через какое-то время я наткнулась на Дорка. Он лежал у стены, его светлые глаза были открыты.

Никто из них не выжил. Никто.

Часть стены была разворочена — они не захотели путаться в лабиринте коридоров, а просто открыли себе пролом в стене, пальнув из какой-нибудь базуки. Я было подумала, что даже если им удалось перестрелять всех людей, то, может, кто-то из леммов выжил — ведь большая часть их скрывалась в лабиринтах фактории. Поэтому я пошла вглубь по коридору и уже через несколько шагов наткнулась на мертвого лемма. На теле у него не было никаких повреждений. Потом еще на одного.

Их убила чужая боль.

Я обошла еще несколько коридоров, но это было бессмысленным занятием. Все леммы, которые попадались мне по дороге, были мертвы.

Это их совокупная агония свалила меня с ног в оранжерее.

Почему они не убежали, гадала я? Почему не приняли никаких мер? Почему не предупредили остальных. Ведь они же телепаты — должны же они были знать, что сюда движется отряд? Или нет? Или они не могли надолго расстаться со своим домом, потому что он был частью их самих? И его разрушение все равно было равносильно гибели?

Наслали хотя бы видения, как они это, вроде умеют! Или и без того обезумевший, загнанный страхом в ловушку, ослепший мозг просто по определению не способен был воспринимать тонкий посыл деликатного чужого разума?

Я вернулась в центральное помещение и, порывшись в чьем-то барахле, нашла заплечную сумку. Кинула туда котелок, кружку, спички — коробок был сделан явно на той стороне. Потом прошла в оранжерею и набила мешок всякой едой. Больше мне взять отсюда было нечего.

Я охотно сделала бы что-нибудь для них, для тех, кто оставался лежать здесь — подожгла бы факторию, похоронив их всех в столбе пламени, или нарвала бы побольше папоротника, чтобы устроить им зеленую постель. Но как поджечь эти стены, я понятия не имела, а папоротника понадобилось бы слишком много. Да и не вернутся ли те, увидев огонь? Поэтому я просто закрыла Дорку глаза, вдела руки в ремни, взвалила мешок на спину и ушла.

Должно быть, самое удобное средство передвижения в здешнем мире — летающие платформы леммов. Но ими никто кроме леммов никогда не пользуется. Наверное, это и невозможно. А лошади у меня больше не было.

Я вышла оттуда так, как когда-то вошла — через центральный вход. В стене зияла дыра, открывая сквозной пролом, но мне туда лезть было противно. Когда я выходила, уже темнело, но оставаться на этом месте я не могла. И я пошла той же дорогой, по которой сюда приехали мы с Xаартом просто потому, что не знала, куда мне еще идти. Я решила, что все-таки доберусь до своего дома и посмотрю, что они с ним сделали. В голове у меня по прежнему было пусто, словно я разучилась чувствовать хоть что-нибудь. Я знала, что домой идти бессмысленно, но хорошо было иметь какую-то цель. Земля была скрыта под толстым ковром мхов и папоротников, я все время проваливалась в какие-то рытвины. Вокруг возносились мощные, бесшумные стволы. Тут, в лесу, стояла такая же тишина, что и в мертвой фактории.

Скоро совсем стемнело, остаточный свет, падающий с неба заслоняли веера, лопасти и перья листвы. На стволах мне навстречу плыло слабое мерцание — кажется, это были какие-то грибы. Вскоре я набрела на рухнувшее полое дерево — какой-нибудь хвощ. В нем была очень хорошая трещина. Я влезла туда по пояс, посветив во все стороны спичкой. Там было пусто и относительно сухо — это было никем не занятое жилье. Я забилась туда, затащила рюкзак, положила его под голову и очень скоро заснула. Мне ничего не снилось.

8.

Xаарт вскользь упомянул как-то о загадочных существах, которые живут во всяких укромных местах — я тут ничего похожего не встретила. Ночью, правда, я проснулась оттого, что на меня смотрели два зеленых глаза — когда я пошевелилась, глаза мигнули и хозяин их пропал. Не знаю, кто это был, но он ничего мне не сделал.