Пять невест и одна демоница. Трилогия (СИ) - Демина Карина - Страница 38

Детей от нее стали прятать.

Тошно.

– Простите, – робкий голос заставил вздрогнуть. – Извините. Я не помешаю?

Племянник.

Интересно, кого за него выдадут? Аульху Светловолосую? У которой косы до земли и волосы, что мед липовый? Кожа бела. А глаза прозрачны, небу подобны. На нее многие заглядываются, потому как хороша и крепка, и отец обещает отдать за Аульхой плащ из шкуры морского змея.

И золото.

Обещал.

Раньше.

Ныне золота на Островах не осталось. Да и не нужно оно. Этот и без золота заберет. Стоит, улыбается так, робко, виновато.

Или Брудин? Она старше и не так красива, зато мастерица, каких поискать. И умеет предвидеть погоду, заговаривать ветер и сети. Её тоже многие не отказались бы привести в свой дом.

Да только…

– Нет, – сказала Брунгильда. Нехорошо говорить с чужим женихом, пусть даже она не знает, кому он назначен, но все одно нехорошо.

Плевать.

Её уже похоронили.

И ладью покрасят в белый цвет. А щиты на борта повесят алые. И на каждом будет руна обережная. Расстелют меха, которые еще остались. Брунгильду усадят, положат на колени топор, дадут копье, и лук, и стрелы. Разве что поджигать не станут, но…

Не важно.

Она для всех все одно будет мертвой.

Луны не пройдет, как и имя её потеряется. Его и детям-то давать не станут, ибо дурное. Несчастливое. Так что ж уже.

– Я представлял это место иным, – тщедушный южанин кутался в свой тонкий плащик, силясь укрыться от стылого ветра. Он был все так же бледен.

И одет нелепо.

Как в такой одежде по горам лазать? Зато лицо чуть загорело и даже сгорело. А чужие волосы, которые он раньше носил, исчезли. Собственные его были коротки и торчали в разные стороны, что трава сухая.

Брудин.

Пусть это будет Брудин. Она мудра. И не станет обижать слабого мужа. А вот Аульха – другая. С нее станется стравить несчастного с кем-то, кого она сочтет более достойным своей красоты.

И вызова.

Убьют.

Авияр не поймет. И все снова станет сложно. Надо будет сказать отцу, если, конечно, он будет слушать ту, которую за спиной уже называют Проклятою.

– Каким? – неожиданно для себя спросила Брунгильда.

– Я читал об Островах. О том, что здесь природа столь сурова, что справиться с нею могут лишь особые люди. Что живут здесь великаны. И воины. И пираты.

– Живут, – улыбка тронула губы.

– Там, – он указал на море. – О вас складывают легенды. Об отчаянной храбрости и свирепости.

Слышать это было приятно.

– А теперь мы будем строить козлятники. И легенды изменятся.

– Это вряд ли, – он умел улыбаться. И даже удержался, когда ветер толкнул его в грудь. И на кипящее море, что злилось, вгрызалось в камни, смотрел без тени страха. Скорее с детским любопытством. – Нет ничего более живучего, чем легенды.

– Идем, – Брунгильда сама протянула руку.

А он спорить не стал.

Ладошка у него по-женски узкая, хрупкая даже. Такой не удержать ни весла, ни топора. Какой из него муж? Никчемный.

– Я покажу тебе одно место, – она потянула Никаса за собой, вверх по тропе, которая змеилась, впиваясь в каменную плоть горы.

Он шел.

И руку не выпускал. Пока мог. Сопел. Пыхтел. Упал однажды, рассадив эти белые ладони о камни, и Брунгильда молча протянула ком сизого мха. Благо, мох рос везде. А он также молча прижал к ране.

Не застонал.

Не пожаловался. Не попросился назад. Упрямый. Это хорошо? Или нет?

Её ли это теперь дело?

Главное, что шел.

И дошел.

Узкий уступ, по которому можно пройти, лишь прижимаясь спиной к стене. Пропасть под ногами. Чернота. Ветер. И острый едкий запах моря. А потом – провал пещеры.

– Здесь ветра нет, – Брунгильда снова протянула руку.

– Мне кажется, что можно было бы найти другое укрытие, – осторожно заметил Никас и пошевелил пальцами. – Надо же, не болит. И кровь не идет.

– Он хорошо кровь останавливает. И да, боль тоже забирает. А еще такие раны не гноятся.

– Интересно, – он поднес руку к самому носу. – Очень интересно… а его здесь много?

– Хватает. Туда посмотри.

Из пещеры открывался вид на море.

Темное, почти черное.

Белые бусины островов. Низкое небо, которое, казалось, выгнулось под тяжестью солнца. Свет его, слепящий, заставлял жмуриться, щуриться, но Никас смотрел.

Смотрел и из глаз его текли слезы.

А он все равно смотрел. И слез не стеснялся. Долго. Кажется, вечность. И только, когда сама Брунгильда почти устала от ожидания, выдохнул.

Сказал:

– Спасибо.

А потом добавил:

– Оно того стоило.

– Не страшно?

Об этой пещере знали многие. Сюда, во времена незапамятные, когда она, Брунгильда, даже кос не плела, её привел старый Ворон. И он же сказал, что именно здесь мир и море слышны, как нельзя лучше. И тогда они долго сидели и глядели на бездну, что открывалась под ногами. На солнце, которое тонуло в кипящей морской воде. На камни. И воды.

И вот теперь этот странный человечек в глупых одеждах сел на краю. Неловко так. Скособочился. Вздохнул.

И замолчал, уставившись куда-то далеко.

Надо будет сказать отцу, чтобы приглядел. Предупредить.

Жаль будет, если с ним что-то да произойдет.

– Здесь и дышится иначе. Вы… позволите? А то сюртук очень уж тесный.

Он расстегнул пуговку.

И вторую.

Повернулся так, боком, чтобы Брунгильда этакой вольности не увидела.

– Да хоть вовсе разденьтесь, – хмыкнула она и достала из тайника кусок горючего камня, клок мха да огненную иглу. Тронь такой камень, даст искру.

Костерок заплясал, наполняя пещеру рыжими всполохами.

– Это слишком невоспитанно даже для меня.

В полутьме его лицо больше не казалось таким уж уродливым. Непохожим, конечно, на те, привычные Брунгильде лица. Тонкий нос. Хрупкие какие-то женские черты.

– Мне будет не хватать этого места, – она села на шкуры.

Здешние были слишком стары и изношены, чтобы можно было выменять их. Да и в пещеру давно уже никто не подымался. От шкур пахло морем, солью и тоской.

– Возможно, там, куда вы отправитесь, будут и другие места? – заметил Никас осторожно.

– Думаете?

– Почему нет? Мир чудесен и многообразен. Дядя это знает. И я… и… вы не станете возражать, если я напрошусь в сопровождение?

– Что?

– В сопровождение, – терпеливо повторил Никас. – Вас ведь будут сопровождать?

– Я… не знаю.

Почему-то этот вопрос озадачил.

Будут.

Конечно, будут.

Во времена иные, когда дева рода благородного отбывала к мужу, её сопровождали. Четыре женщины знатного рода, замужние и детные. Четыре девы. Четыре служанки, которые останутся с невестой и помогут ей. Рабы и рабыни из числа молодых и крепких.

Когда еще на острове держали рабов.

А… Брунгильда? Кто будет сопровождать её?

Женщины? Не согласятся. Девы тем паче. Разве отпустит кто-то дочь или сестру в Проклятые земли? Чтобы там, коснувшись тьмы, она навеки запятналась ею.

– Я что-то не то спросил? Вы извините. Мне всегда не хватало чувства такта.

– Все хорошо. Я не буду возражать.

Воины?

Кто-то отправится. Быть может, старый Ворон. Он недавно крепко с отцом поругался, с той поры вовсе ушел в море, и уж третий день там.

Вернется, конечно.

Кто еще? Кто-то должен. Сесть на весла. Встать у руля. Довести корабль, если, конечно, отец не решит, что проще отдать её, Брунгильду, в жертву морю, как это случалось в прежние славные времена, нежели проклятому.

Или… он тогда потребует кого-то еще в жены.

Нет, морю её не отдадут.

– Спасибо.

– Вы так радуетесь?

– Почему бы и нет, – Никас все-таки стянул свой сюртук, оставшись в белоснежной рубашке, слишком тонкой, чтобы она могла согреть. Но Никас будто и не ощущал холода. Он поднялся, встал на самом краю и раскрыл руки, сделал глубокий вдох. – В конце концов, это тоже новая земля.

– И?

– Мой предок… давний предок… он был из числа людей, которым не сиделось на месте. Однажды он покинул дом своего отца, чтобы сесть в лодку и уплыть туда, где рождается солнце. Так утверждает семейная легенда. Его долго почитали умершим, но он вернулся. И не один. Он привел корабль, каких не видели на нашем берегу, и людей, чья кожа была желта, как золото. И золото тоже. И шелка. И многие невиданные товары, которые продали с большой выгодой. Потом он еще не раз уходил, и не раз возвращался, множа благополучие рода. С него-то мы и начались. Торговцы и… путешественники. В этом мало кто признается, но мы даже скорее путешественники, нежели торговцы. Мой дед ходил к краю мира, где лежат вечные льды. Он видел, как люди в кожаных лодках охотятся на китов. Он жил в их ледяных домах и ходил с оленьими стадами. Мой отец сгинул где-то в Огненном крае, пытаясь добраться до затерянного города, который, как говорили, построили давно и строители канули в небытие. Про этот город много рассказывали местные, однако никто не мог сказать, существует ли он на самом-то деле.