Нерушимый 10 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 49

Непомнящий кивнул с благодарностью. Заговорил Бердыев:

— Александр, речь идет не только об устранении в, так сказать, мирной жизни. Могут пытаться тебя поломать на поле.

— Буду следить, — сказал я.

И снова заговорил Непомнящий:

— Мы посовещались всем тренерским штабом, посоветовались со службой безопасности и юристами и вот что решили. — Он обвел взглядом собравшихся. — А теперь просьба прислушаться к моим словам, не игнорировать их и не допускать самодеятельности при расширенной пресс-конференции, которая состоится завтра. Как бы неприятно это ни прозвучало, мы не имеем права никого обвинять, не располагая неопровержимыми доказательствами. Только после проведения внутреннего расследования с участием наших специалистов можно будет делать громкие заявления.

Денисов, ярый борец за справедливость, не удержался, встал.

— То есть, нам надо сделать вид, что ничего не случилось? Нас травят, а мы должны молчать? Какие еще должны быть доказательства? Как нам объяснить случившееся? Коровьев выпил пять ампул ботокса? Или вообще молчать? Ну уж нет!

— Потише, пожалуйста, — перебил его Тихонов. — Мы собрали пустые бутылки из-под воды, которые нашли, потому что Коровьев не помнит, куда выбросил свою. И отправили на экспертизу. Даже если среди них найдется та, где есть следы ботулотоксина, в чем я сомневаюсь, потому что уборка уже прошла, и мусор вывезли, это не доказательство! Нужен обвиняемый с чистосердечным признанием. Вот что ты скажешь, а?

— Что имеет место прямая диверсия. Наши продукты проверяются, повара — люди надежные. Вода была оставлена персоналом…

— Да какая, нафиг, вода, когда бутылку не нашли? — воскликнул Карпин, пригладил волосы. — Прежде, чем кто-то что-то докажет, пройдет куча времени. Мне тоже это все не нравится… Нет, меня это бесит, и бессилие бесит, но еще больше бесит то, что, с огромной вероятностью, нас ждет впереди и на что мы не можем повлиять! Но месть — блюдо холодное. К тому же за бездоказательные обвинения нам грозит дисквалификация! Понимаете⁈ Им только этого и надо. Игорь, сядь!

Денисов остался стоять — и на ногах, и на своем:

— Если мир узнает правду… Не в лоб, нет. Просто, что нашего игрока отравили, они побоятся гадить в открытую. Что тут непонятного?

— Оставьте эмоции при себе, — спокойно посоветовал Курбан Бекиевич. — Мы, безусловно, скажем, что наш лучший защитник слег с ботулизмом при странных обстоятельствах. Но — не больше! Даже если будут провокации, а они наверняка будут, вас станут подталкивать к тому, чтобы вы обвинили организаторов — никаких резких выпадов. Кому надо, тот услышит. Весь мир смотрит — в этом вы правы. И игра Бельгии с Аргентиной вызвала массу вопросов.

— Нас хреначат — мы крепчаем, — проворчал Денисов.

Видя, что многие так и пышут гневом, еще немного, и пламя изрыгать начнут, Тихонов привел свои доводы:

— Это капитализм, товарищи. Здесь никакой правды, только сухая буква отчетов. Назвал негра негром? Штраф. Назвал петуха… кхм… петухом — штраф. Игра на их территории, и мы должны играть по их правилам. Играть — но не уподобляться. Мы очень рассчитываем на ваше благоразумие. Если кто-то подозревает, что не смолчит — лучше остаться в гостинице.

— Остаюсь, — вскинул руку Денисов.

— Спасибо, — поблагодарил его Кузьмич и подвел итог: — В конце заседания подойдите ко мне, я раздам распечатки с возможными вариантами провокационных вопросов и ответов. Провокации будут касаться не только игры. Нас попытаются очернить в местной прессе, потому никаких негров и порицания сексменьшинств, сумасшедших и извращенцев — тут с этим строго.

— При чем тут негры? — не понял Джикия.

— Негров нельзя называть неграми, — объяснил я. — Они считают это оскорблением и дискриминацией по расовому признаку.

— Ну блин, — возмутился Микроб. — А кто они тогда?

— Слово есть, а негра нету, — сострил Дзюба.

— Распорядок дня такой, — объявил Бекиевич. — Обед. Смотрим игру шведов с уругвайцами. Ужин. Смотрим игру ирландцев с Итальянцами, узнаем своего соперника. Потом, в одиннадцать вечера, сеанс связи с близкими. Завтра в полдень — пресс-конференция. С пяти до девяти — тренировка.

— Даешь Уругвай! — воскликнул Кокорин. — Мы их знаем, как облупленных.

— К тому же их вряд ли будут тащить в финал, — проворчал Денисов, скрестивший руки на груди. — Следовательно, нас не будут топить.

— Так а Коровьев что? — спросил Руслан Топчи. — Он домой с нами не полетит?

— Вряд ли, — сказал врач с первого сиденья.

— На сегодня пока все, — объявил Непомнящий. — Подходите за вопросами-ответами и, пожалуйста, отнеситесь к подготовке со всей серьезность. Нужно не дать себя очернить и ответить так, как они не ожидают.

Захлопали спинки откидных сидений. Я взял листок одним из первых, скользнул взглядом по тексту, догадываясь, что там может быть.

«Что вы думаете о работе судей на матче Бельгия — Аргентина? (Мы не судьи и не имеем права судить, наша задача — играть)».

«Считаете ли вы, что судьи справедливы по отношению к вам? (См. ответ выше)».

«Почему вы не выпускаете в поле единственного темнокожего игрока?»

«Есть ли в вашей команде геи? Что будет, если вы узнаете, что кто-то из команды — гей? (Никаких шуток. Мы лояльно относимся к сексменьшинствам. У отвечающего дальний родственник может быть геем (кроме Нерушимого, Саня, не заиграйся)».

— Шешенс-с, — воскликнул Сэм, потрясая бумажкой. — Мой брат — котакбас? Да пошли они! Да я себе язык вырву, чем скажу такого. Тьфу!

— Сэм на конференцию не идет, — ухмыльнулся Кокорин.

— Неужели это так важно? — возмущенно удивился Микроб. — Почему? Позорище же ведь. Солидарен с Сэмом.

— Им так нравится, — пожал плечами Карпин. — И они знают, что это не нравится нам.

— Кто хочет стать героем и совершить камин-аут? То есть признаться, что… один раз — не котакбас, — пошутил я. — Гарантированно во все СМИ попадете.

— Тьфу на тебя! Ты и признавайся, — обиделся Сэм.

— Шутка! — поднял руки я. — У них правда так, высказываться искренне обо всем этом считается, эээ. Признаком быдланства и плохого тона.

— Дерьмо, — резюмировал Денисов, повертел листок, желая его скомкать.

— Ладно, надо — скажем, — скривился Кокорин, косясь на Кузьмича.

И вот как объяснить целесообразность всего этого простому советскому человеку? Да они в шоке все.

— Расходимся! — объявил Карпин. — В пять вечера здесь же смотрим игру Швеция — Уругвай. Ужинаем. Смотрим игру Ирландия — Италия.

Гостиницу наводнили полицейские, опросили каждого, включая кухонных работников и наших безопасников. Взяли пробы еды. Со мной беседовали около получаса: где был, что видел, чего подозрительного заметил.

В течение трех часов стало ясно, что мои предположения верны: пустые бутылки воды горничные выбросили, и их увезли на мусорку. Сегодняшняя смена, естественно, ничего не знала.

Просмотр камер выявил подозреваемую, которая приносила воду мне в номер. Хрупкая маленькая азиатка неопределенного возраста. Больше никто не заходил. Если бы вода была отравлена массово, можно было бы обвинить кого угодно, а так имело место адресное воздействие.

Какой я все-таки везучий!

За подозреваемой направили полицейских, ее адрес и личность были известны. Результаты пока неясны и будут ясны нескоро — местная полиция не обязана перед нами отчитываться. Если поделятся информацией, это будет жестом доброй воли.

Мое мнение не изменилось: девушку не найдут. С большой вероятностью ее уже нет в живых. Или эта личность больше не существует, агент сбросил маску.

Перед просмотром игры Швеция — Уругвай, когда мы собрались в конференц-зале, вошел врач-бээровец и доложил, что состояние Коровьева стабилизировалось, угрозы для жизни нет, но о выздоровлении речи не идет.

Сегодня с нами был Бекиевич. Он включил «плазму» и, перебирая четки, уселся в первом ряду. Вскоре к нему присоединились остальные тренеры, включая Валерия Кузьмича