Нерушимый 10 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 13

Под ликование итальянцев мы отправились в подтрибунное. Но не как побитые собаки, а с высоко поднятыми головами, только у меня осадок остался: мог же ведь спасти, а не дали.

Непомнящий подозвал Микроба и что-то ему говорил. Сэм смотрел с завистью и ворчал:

— Ну как так, а? Мимо ворот! Меня выпустили бы, я б точно забил! Дзюбу как сглазил кто, да?

— Если б ты был Борода, я тогда сказал бы «да», — ответил я в стихах, но Сэм воспринял мою шутку всерьез.

— Надо попросить, чтобы нам обереги сделал.

Наш разговор услышал Микроб и пропел:

— У шамана три руки, оу-воу-воу.

Я думал, все закончится спокойно, но в раздевалке орал Карпин:

— Ты накосячил, так закрой рот и слушай! Твое дело — играть, дело тренера — стра-те-ги-я!

— Да б…ть, — взревел Дзюба, вскочил и долбанул кулаком о стену. — Я специально, что ли? Нахера меня долбать? Самому тошно.

— Да кто угодно забил бы, — проворчал Кокорин, посмотрел на Микроба: — Ты специально подставился, да?

Федор покосился на Кузьмича, потирающего подбородок, и помотал головой:

— Нет конечно.

Карпин продолжал быковать на Дзюбу:

— Накосячил, и хамит!

Тихонов что-то шепнул коллеге на ухо и попытался его увести, но Карпин вывернулся из захвата.

Вот только не хватало и в этой реальности дзюбокарпинга, они если закусятся, так два бультерьера.

— Ребята, хватит, — спокойно произнес Кузьмич, и Карпин с Дзюбой замолчали, лишь волком друг на друга поглядывали.

Авторитет Непомнящего был так силен, что ему голоса повышать не нужно, чтобы быть услышанным. Если бы не Кузьмич, конфликт бы усугубился. Он и так уже обозначится: все запасные нападающие смотрели на Дзюбу так, словно он уморил их любимую бабушку. Интересно, оставят его в основном составе или на скамейку посадят?

Карпин сделает для этого все возможное. Артем же переодевался молча, не смея поднять глаз — он сам себя ел поедом, а тут еще другие добавляют!

Я отлично его понимал. Самый лучший способ дать человеку ощутить вину — оставить его в тишине и молчании, и он будет себя грызть. Конечно, это работает только с адекватными людьми, а не с уродами, которые считают, что им все должны.

Если же на того, кто сам себя корит, в такой момент еще и нападать, то вместо того, чтобы угрызаться виной, он будет защищаться и изливать негатив, которого и так с избытком. И от чувства вины ничего не останется, будет только злость на источник раздражения.

Когда страсти улеглись, Валерий Кузьмич сказал:

— Подводим итоги. Все не так плохо, как рассчитывали западные коллеги, но и не так хорошо, как хотелось бы. К сожалению, в полной мере мы не готовы. К счастью, потенциал у нас есть, и мы точно не хуже итальянцев. Хотелось бы отметить игру Игоря Акинфеева, который неоднократно спасал команду и показывал высший класс. Приятно удивил Федор Хотеев.

Микроб улыбнулся от уха до уха.

— Отличная голевая передача, но часто риск не оправдан и много самодеятельности.

Федор потух. Кузьмич продолжил, поглядывая на мрачного Дзюбу, который приготовился терпеть публичное унижение.

— Артем… А вот Артем — молодец. Но растерялся, перенервничал — с каждым может случиться, и не надо спускать на него собак. Футбол — игра командная. Все неудачи — не вина кого-то одного, тут все отличились и все проштрафились. Кстати, с командным взаимодействием у нас не очень: кто в лес, кто по дрова. Не работает команда, как слаженный механизм. Но, думаю, мы успеем сыграться. Готовьтесь к тому, что сборы у нас еще будут, и не один раз, они нам жизненно необходимы. Коллеги?

— В принципе, и я доволен, — кивнул Тихонов. — Хотелось бы, чтобы вы играли посмелее. Судья-то нас не топил, вот когда видно, что только нам свистит, тогда можно осторожничать.

Бердыев был немногословен:

— Соглашусь с коллегами.

А вот Карпин, от нетерпения притопывающий, проговорил:

— Раз уж меня пригласили, выскажусь. Я недоволен. Много пробуксовок, медленно раскачиваемся, там, где нужно ломиться вперед, тупим. Нам же не «автобусы» надо учиться выстраивать, а, как было замечено ранее, развивать командное взаимодействие. Ну и игра отдельных персонажей удивила и расстроила. — Он мазнул взглядом по Дзюбе и постучал себя по лбу. — Вы поймите, что игрушки и возня в песочнице — все это закончилось! На нас весь Союз смотрит! В том числе товарищ Горский. Да не только Союз — весь мир! Мы обязаны оправдать ожидания! А то, что я сегодня увидел — это даже не одна восьмая финала, это позор! Итальянцы нас просто пожалели и играли расслабленно. Счет мог быть гораздо более разгромным. Так что работаем, работаем и еще раз работаем!

— К сожалению, чтобы наработать практику, — сказал Кузьмич, — нам недостаточно соперников из СССР. Нужно будет устроить еще несколько товарищеских матчей.

— Мы будем работать, да! — выпалил Сэм, когда тренеры высказались. — Только играть дайте! Мы сможем.

— Все, расходимся по номерам, — скомандовал Тихонов. — Напоминаю, что отправление автобуса у нас в шесть утра. В восемь — самолет, позавтракаете на борту. Потом — пресс-конференция в Москве.

— А ужин? — жалобно спросил Коровьев.

Тихонов щелкнул пальцами.

— Ужин — святое. Сперва ужин, потом расходимся по номерам и — спать! Слышали меня? Никаких самоволок по окрестностям, если кто попадется — мгновенное исключение из команды.

За столиком на ужине сидели я, Сэм, Микроб и Кокорин. Все были мрачными и нехотя ковыряли спагетти, только Микроб тараторил без умолку, интересуясь, выпустят ли его в следующий раз, когда он так ярко сыграл. Мы не разделили его энтузиазм, потому что возможности отличиться у нас не было, и это угнетало.

После ужина мы разошлись по номерам, проснулись в пять, быстро собрали вещи и расселись в автобусе. На этот раз никто нас не развлекал, мы молча приехали в аэропорт, молча погрузились в спецборт и полетели в Москву, в зиму и холод.

В Италию нас провожали как героев, а встречать будут… Проигравших не встречают с триумфом. Очень не хватало Комсети, прочитать, как преподнесли нашу игру зрителям, и что по этому поводу пишут болелы. Футбольные эксперты меня не интересовали, они как синоптики, которые ошибаются один раз. В сутки. Да и ясно было: напишут эксперты то, что велено. А велено не сеять пессимизм в сердца советских граждан.

Что касается меня, я видел игру. И пересматривать ее не надо, чтобы понять: это игра сильной команды, но никак не сборной-чемпиона. Спасти нас может только чудо — я и Микроб, но не факт, что нам позволят — и это самое обидное.

В Михайловск нашу троицу повез минивен от завода. Всю дорогу я отвечал на сообщения «титанов» и Рины, а от нее посланий было десять! Слова одобрения, пожелания удачи, возмущение, что мне не дали поиграть, потом — утешение, пожелание спокойной ночи и удачного полета. Она, конечно, знала, что сообщения не дойдут, но не находила себе места и писала, проводила ритуал успокоения.

От ее посланий мне так хорошо стало на душе, словно то тепло, которое она копила и излила на меня через сообщения, заключило меня в кокон, и я понял, что все будет хорошо. Я поиграю и принесу стране победу если не на чемпионате мира, так в Лиге Европы.

Только я собрался убрать телефон, как пришло сообщение от Тирликаса, который велел нам явиться на собрание в шестнадцать ноль-ноль, где будет сделано важное объявление.

Думал, будут чествовать Микроба и спрашивать, что там и как у буржуев. Это, конечно, тоже было, но причина всеобщего сбора оказалась более чем уважительной: Сан Саныч объявил, что Льву Витаутовичу удалось договориться с «Рейнджерс», чтобы тридцатого марта «Титан» провел товарищеский матч в Англии.

Вот там и проверим свои силы!

Глава 7

Не лучше, чем у нас

29. 03. 2026. Михайловск

— Саша, — донеслось сквозь сон, и я не сразу и понял, кто и зачем меня будит.

Сел в кровати, как ошалелый сурикат. Что? Где? Я проспал автобус, и «титаны», приготовившиеся к вылету в Шотландию, уже ждут одного меня?