Нерушимый 10 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 11

Хватает ли нашим осознания, что мы — не хуже? Карпину точно всегда хватало. Иначе в той реальности в 2002 он не сцепился бы с Зиданом, не начался бы тот глобальный махач в подтрибунных.

— Ну, тогда идите на поле, ребятки, — благословил нас Кузьмич. — Идите и покажите, что мы вас не зря в первый состав записали.

Я преисполнился уверенности, что даже если я не выйду, все у нас получится. Отмстим за наших — и в той реальности, и в этой. Мне показалось справедливым включать «лучшего» только тогда, когда против нас играют нечестно.

Наши встали, застучали шипами по полу, будто гвозди забивая, пошли «пингвинчиком» друг за другом в узкие двери, выстраиваясь за уже готовой бригадой арбитров.

А остальные — на скамейку.

Стадион был полон, а он, между прочим, вмещал до восьмидесяти тысяч человек! Целый город, и этот город болел против нас, но посвистывал как-то вяло. Ну а что — приехали аутсайдеры позориться, даже стыдно против них болеть, тут пожалеть бы.

Я скользнул взглядом по лицам: как обычно, в основном молодежь. Сколько из них, проснувшись однажды утром, заметит пробудившиеся способности? Как быстро они проявятся? Как скоро ответственные люди проведут параллели и вычислят меня как источник заражения?

Или не стоит бояться, потому что у Микроба, Гусака и Рины они пробудились спустя годы? Уж точно не в этом году вычислят, да и не факт, что вообще догадаются, что причина — я.

Хотя в Англию я ездил, возможно, там уже всплеск. И в Уругвай. Как раз год прошел. Может, это и послужит причиной моего убийства?

Я сел на скамейку слева, сразу у ступенек выхода к полю. А вдруг меня все-таки выпустят на раму? Мало ли что. Вот вдруг Игорь мышцу потянет? Или Кузьмич решит посмотреть в игре… Ну, мало ли? Надежда умирает последней, но у нее есть во-от такой минус: каждый раз, как понадеешься впустую, испытываешь разочарование. Хотя если наши выиграют, я не расстроюсь.

Наша сторона — слева. Итальянцы начинают с центра.

Свисток! Его звук утонул в свисте фанатов, раскрасивших лица в цвета итальянского флага.

Глава 6

Проверка готовности

Было слышно, как Акинфеев прикрикнул на крайних защитников, рванувших было вперед. Потом Джикия выровнял линию, трое выстроились на трети поля. Вот теперь можно встать в центре…

А нельзя!

Итальянцы таскали мяч очень хорошо, как все южные команды. Мяч как будто прилипал к ногам, и его тащили, тащили. Вот уже вся оборона на линии штрафной. Мы — в «автобусе». Нас пятеро сзади и трое плюс Дзюба в центре — пошла отработка бекиевской схемы. В круге только Тюкавин, который может убежать, и на него посматривает время от времени Акинфеев, прикидывая траекторию — он может так поднять мяч, что пас ляжет на ногу нападающему уже у чужой штрафной. Знаем, плавали!

Начались удары издали — то есть просела наша опорная зона. Денисов уже среди защитников — шестым. Давят итальянцы. Их как будто больше на поле. Или просто пока наши не разбегались?

Удар издали — я аж привстал.

Мяч оказался у Акинфеева, он сходу бросил рукой к центру поля на Тюкавина. Брызнули во все стороны наши крайки и полузащитники. Широким полукругом пошла контратака!

Недовольно засвистели зрители. И вдруг в третьем ряду встала группка чернокожих: пятеро парней и три девчонки с афро-косичками, вытащили красный флаг, заорали, возрадовались — огонек поддержки в океане негодования! И на душе посветлело: вот, у нас даже за границей есть болельщики!

Разбежались наши красиво. Но Костя уперся в двух защитников и не поднял голову, не посмотрел влево-вправо, думал, что один бежит. Пошел в обыгрыш и потерял мяч. Накосячил. Вон, Карпин рвет и мечет, руками машет, слюной брызжет!

Но шанс потерян, нападение отыграно и осталось сзади. А итальянцы в два паса уже бьют с линии штрафной.

Игорь крикнул своим, чтобы не прижимались. А что им делать? Пропускать, что ли?

Двадцать минут первого тайма, а пока ни одного удара по их воротам. Все мячи — в наши.

Сколько так можно отбиваться? Десять минут, двадцать? Поджидать, пока соперник устанет, а потом рвануть, показать… Но что-то итальянцы не уставали! Мельтешили муравьями, мяч четко передавали. Видно было, что наши очень хотят накинуться, задавить прессингом, отнять, перехватить, но никак не получалось.

Все дело в скорости. Говорили не раз — у буржуев совсем другие скорости. Наши привыкли дома выходить и неторопливо делать разницу на классе. А если класс равный или даже у соперника выше? Это для них, выходит, тренировка как бы со слабыми, с не знаменитыми, серенькими.

Внезапно пошла игра у нашего левого фланга. Там Дивеев и Зиньковский что-то соорудили на двоих, проскочили середину поля, довели мяч почти до лицевой линии. Пас назад!

Дзюба! Мочи, братуха, мочи!

Мяч четко шел в его голову и так же четко, как от скалы, отлетел высоко на верхний ярус. Эх… То ли пас слишком сильным был, то ли Артём в игру не вошел. Потирает, вон, лоб, руками разводит.

Но все-таки контратака была! Хоть и без завершения.

Четверка тренеров сгрудились у планшета, прогоняя ситуация раз за разом. Кузьмич пошел к полю, смотреть с уровня игрока и подбадривать своих.

— … Мать! — по привычке отозвалось эхо голосом Карпина.

Это он неразборчиво орал в поле, кулаком тряс — Шембераса костылял, похоже. Тот сделал подкат у штрафной и снес нападающего итальянцев. Может, не так уж и снес, но создал удобный момент для симуляции ­– вон, как корчится бедолага, переигрывает. Ну так и говорили, предупреждали — не подставляться!

А как нам — штрафной с убойной позиции, так исцелился травмированный, похромал, а потом и побежал.

От волнения я взмок, скосил глаза на ерзающего рядом Микроба — тот аж рот разинул, а на лице такая скорбь, такая скорбь! Сэм подорвался и сразу сел, обхватив себя руками.

Игореха, не подведи!

А дальше арбитр отогнал стенку на положенное расстояние. Игорь, пригнувшись, смотрел от штанги, показывал — так стоять!

Разбег… Удар! Мяч красиво обошел стенку и влетел под перекладину, словно это не мяч, а дрон радиоуправляемый, меняющий траектории.

Сжав голову, Акинфеев упал на траву.

Такой мяч и я мог не отбить… Неберучка как есть, то есть бьют вроде прямо над вратарем, а мяч планирует в тот угол, что прикрывала стенка.

С голом и в атаке итальянцев остановил свисток.

Это целый тайм прошел?

— Запасным — разминаться, — скомандовал Тихонов, уходя со всеми в подтрибунные помещения.

Это правильно. Там сейчас и бутсы могут летать, и от мата стены сотрясаться — но только для тех, кто играл. Не надо остальным знать, пусть лично мне и очень интересно.

Велено было разминаться — что ж, разомнусь! Ну а вдруг удача улыбнется, и выпустят-таки на раму? Я пробежал к воротам, помахал руками-ногами, поприседал, потом попросил других запасных постучать мне, чтобы, принимая то слева, то справа, мягко попа́дать. После ребята побили в углы — чтобы вытянуться, привыкнуть к падениям.

Движения меня расшевелили и зарядили. Хорошо! Во мне было столько энергии и уверенности, что выпусти меня сейчас — и безо всякого «лучшего» ни одного мяча не пропущу!

Я, как и остальные запасные, уставился в подтрибунное — туда, откуда должны выбегать наши. Особенно яростно надеялся поиграть Кокорин, его аж ломало, бедного. Думал, наверное, что его взяли в Италию не просто посидеть на скамейке.

А вон и наши. Головы вскинуты, глаза горят — видно, что Валерий Кузьмич нашел нужные слова. Наверняка они столкнулись с теми же психологическими блоками, что и подопечные Непомнящего — камерунцы.

Но моя надежда постоять на раме не оправдалась: на поле, как и говорил Валерий Кузьмич, вышли те же, рассредоточились, заняли позиции. Итальянцы вяло посвистывали, своих приветствовали тоже вяло. Видимо, посчитали нас совсем уж никудышными соперниками, мальчиками для бития, а против таких болеть даже как-то стыдно. Казалось, что, если мы забьем, итальянские болелы порадуются — все-таки не совсем стыдная команда их фаворитам досталась, может показать красивый футбол.